Были люди, которые считали Аманду циничной сукой. Она не отвергала этого заявления, но и не подтверждала. Чужое мнение не было для девушки ориентиром по жизни. Она доверяла только себе. Ещё Эштону.
Сейчас, когда Эштона не стало, у Аманды не осталось ни одного доверенного лица. Она чувствовала себя невероятно одинокой в этом мире, потому и расплакалась. Боль утраты, воспоминания, нервы, переживания – соединились в единое целое. Сдавили сердце, вывернули наизнанку, словно прооперировали, не применив анестезию. Итогом стали слезы. Бурные рыдания. Не последнюю роль, видимо, и алкоголь сыграл.
Девушка пила редко. Мало. А сегодня в одиночку приговорила бутылку горячительного напитка, не задумываясь о том, какой вред он наносит организму. Ей нужно было принять какой-то допинг, простимулировать себя для того, чтобы разреветься в итоге. Иначе комплекс вины запросто свел бы её с ума, а невыплаканные слезы так и стояли бы комом у самой глотки, не находя выхода наружу.
– Редкостная гадость, – проворчала Аманда, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Больше никогда не притронусь.
Прихватив с собой пустую бутылку, Грант направилась на кухню. Нужно было выбросить бутылку, да и рот прополоскать не мешало. Пах напиток отвратительно. Аманда с трудом перебарывала себя, заливая внутрь жидкость. У него было лишь одно неоспоримое достоинство: мерзкий запах перебивал воспоминания о запахе крови, помогал избавиться от наваждения. Алкоголь, ударявший в голову, немного расслаблял.
Аманда не сомневалась, что в любой другой день родители отобрали бы у нее водку, и даже разговаривать не стали, но сегодня они пребывали в прострации, так что не обратили внимания не поведение дочери, проводившей ревизию в баре. Девушка долго думала, что выбрать, и все же остановила выбор на самом отвратительном напитке из всех возможных. Только таким ядом нужно было вытравлять другой яд из души.
К ним домой приезжала «Скорая». Саре, матери близнецов, кололи успокоительное. У женщины была истерика. Она плакала и никак не могла остановиться. Отец, как всегда, остался безучастным. Смерть ребенка его совсем не тронула. Быть может, самую малость, но он этого не демонстрировал. Аманде хотелось наорать на него, подлететь и влепить пощечину, чтобы он выпал из своего коматозного состояния и понял, что Эштона больше нет. Но девушка осознавала: результат будет нулевым. Её никто не услышит, никто не заметит. Скорее всего, отец скажет, что он старается быть сильным, чтобы поддержать жену. К тому же, у них есть Аманда, и теперь все надежды, что прежде возлагались на Эштона, будут торжественно возложены на нее. Аманда могла язвительно заметить, что это для нее огромная честь. Понимая, в каком ключе будет проходить разговор, она и не стала приближаться к отцу. Материнские слезы тоже раздражали. В них было много наигранности. Слишком много.
Она просто хотела поддержать образ заботливой матери семейства, искренне скорбящей о потере сына. Сравнивая мать и отца, Аманда неизбежно приходила к выходу, что лучше быть мать вела себя так, как ведет отец. Смотрелось бы куда интеллигентнее. Сейчас её слезы были пошлыми, кликушескими.
Спустившись вниз, Аманда первым делом засунула в пакет пустую бутылку, а потом уже направилась в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, отметила излишнюю бледность, которая в контрасте с темными волосами смотрелась еще ужаснее. Видимо, Эштон был прав, и ей не следовало краситься в радикальный черный. Нужно было повременить или превратиться не в брюнетку, а в шатенку.
– Прелестна, – фыркнула Аманда, потянувшись к упаковке с ополаскивателем для полости рта.
В смеси с запахом спирта ментоловый настой создавал отвратительное впечатление. Теперь казалось, будто девушка пила водку, заедая её мятой. Особых успехов в маскировке запаха достичь не удалось.
А, впрочем, какая теперь разница? У нее не каждый день подобные трагедии в жизни случаются. Пусть родители входят в положение, пытаются представить себя на её месте. В каком-то плане им было даже легче, чем ей. Они не видели, как умер Эштон. Они не были свидетелями его смерти. А она все это видела своими глазами. Стояла рядом, держала его за руку, смотрела в глаза, в которых несколько минут назад была жизнь, а теперь ничего не осталось. После такого удара по психике можно было ожидать чего угодно. Не только распития алкогольных напитков, но и истерических припадков с катаниями по полу и заламыванием рук. Правда, этим почему-то занималась Сара, вызывая не жалость, а отторжение своими нелепыми выходками.
На обратном пути в свою комнату Аманда не удержалась и всё-таки заглянула в гостиную. Мать лежала на диване, глядя в потолок, да время от времени промакивала глаза кружевным платком. Эта сцена вновь вызвала у Аманды бурю протеста и недовольства. Снова казалось, что все лицемерие и притворство, а реальным сожалением даже не пахнет.
Сара посмотрела на нее немного растерянно, высморкалась и произнесла:
– Подойди сюда, детка.
Она даже ладонью похлопала рядом с собой, показывая, куда Аманде нужно сесть.
Девушка послушно направилась к матери, хотя разговаривать ей совсем не хотелось. У них с матерью редко получалось находить общий язык. Чаще, задумывая конструктивный диалог, в итоге они ссорились, расходясь по комнатам едва ли не злейшими врагами. Потом мирились, но баталии их были чрезвычайно эмоциональными.
– Да, мам, – равнодушно выдала Аманда. – Ты хотела о чем-то поговорить?
– Я просто хочу побыть рядом со своим ребенком. Разве это ненормально? – немного обиженно протянула Сара.
Аманда мученически воздела глаза к небу. Только бы не сорваться и не наговорить матери гадостей. Кто же виноват в том, что она свою жизнь целиком превратила в театральную сцену, когда невозможно отличить: играет она или же, на самом деле, проявляет себя, как заботливая мать? Сама Мэнди предпочитала играть на сцене, в жизни оставаясь самой собой, у Сары не было границы между вымышленным миром и миром настоящим. Она все мела под одну гребенку, в речах её было слишком много восторженности и пафоса. Не слабое напыление, а серьезный слой, который не с одного раза получится счистить. Потому-то Аманда и старалась избегать общения с матерью. Так было спокойнее обеим. И свои нервы в порядке сохраняла, и мать на скандал не выводила. Впрочем, иногда у Сары случались припадки материнской любви и нежности. Сейчас, видимо, намечалось очередное представление из серии: «Давай поговорим о твоих проблемах, доченька, и попробуем решить их вместе».
– Все отлично, – бесстрастно выдала Аманда, присаживаясь на край дивана, но не улыбаясь.
