– Ну, ты же знаешь, как старые дома скрипят, когда оседают. Плюс давным-давно разбитое окно. Я предлагала привести его в порядок, но Димити отказалась наотрез. Насколько я понимаю, из-за того, что для ремонта пришлось бы открыть эту комнату. Ветер гулял здесь не один год. Из-за него бумаги разлетелись по всей комнате, а половицы отсырели…
– Нет, я слышал человека. Я в этом уверен, – настаивал Зак.
Ханна развела руками:
– Этого не могло быть. Разве что здесь поселилось привидение. – Она сказала это в шутку и не задумываясь, но Зак обратил внимание но то, что при этих словах Димити моргнула и принялась внимательно наблюдать, как Ханна беспокойно расхаживает по комнате. Зак глубоко вздохнул и подивился тому, в какой странный мир он попал этой ночью. Диковинный параллельный мир, в котором он бежал через поля под покровом ночи и прятал людей, укрывающихся от закона. Мир, где огромные коллекции произведений искусства лежали спрятанными, точно клад, оставленный человеком, надолго пережившим свою собственную смерть. Все это казалось каким-то нереальным.
Было уже далеко за полночь. Зак и Ханна сидели за кухонным столом, а перед ними стояли чашки с остывающим чаем. Илир находился в гостиной, оберегая сон жены и сына. Беким крепко спал на диване, завернутый в поеденное молью шерстяное одеяло. Розафа дремала у его изголовья, положив руку на плечо сына и запрокинув голову. Илир наклонился над ними, словно пытаясь их защитить. Похоже, теперь, когда они снова соединились, ему хотелось оказаться еще ближе к ним. Было видно, что он не подпустит никого. Заку стало интересно, сколько времени Илир провел в Дорсете и как долго он и его жена не видели друг друга. Димити по-прежнему находилась наверху, в маленькой комнатке, полной картин и рисунков. Зак принес ей туда чай, но старушка к нему не притронулась. Она была тиха, задумчива и не желала спускаться к остальным. С беспокойством он заметил, что она дышит часто и неглубоко, хватая воздух маленькими порциями, как будто не может его как следует вдохнуть.
– Расскажи, при каких обстоятельствах ты видела Обри. Как он выглядел? И что произошло той ночью? – спросил Зак Ханну.
Она вздохнула и поднялась из-за стола.
– Нам следует выпить кое-что покрепче чая, – пробормотала Ханна и принялась обследовать кухонные шкафы, в одном из которых в конце концов нашла старую запыленную бутылку бренди. Она налила по хорошей порции в две большие чашки, поставила их на стол и пододвинула одну к Заку. – Будем. – Ханна выпила бренди залпом, скривилась и слегка передернула плечами. – Однажды вечером, едва стемнело, Мици пришла к нам на ферму. Стояло лето, так что, наверное, было часов десять. Ну, может, половина десятого. Она выглядела растерянной и напуганной. Сперва попросила позвать мою бабушку и, похоже, не могла вспомнить, кто я такая, поэтому мне пришлось назваться. Сразу стало понятно: что-то стряслось. Она не стучалась в нашу дверь… ну, с тех пор, как я себя помнила. Димити попросила меня пойти с ней и не сказала зачем. Практически вытащила меня из дома. «Я не могу сделать это сама» – вот все, что бедняжка твердила в ответ на мои расспросы. В конце концов я пошла с ней. Она привела меня в «Дозор», и мы поднялись в комнату наверху. Там он и находился. – Ханна тяжело вздохнула.
– Мертвый?
– Да. Он был мертв, – ответила она. – Мици сказала, мы должны избавиться от тела. Сделать так, чтобы его не нашли. Я спросила, почему… почему мы не можем просто послать за гробовщиком. Но Димити считала, что если кто-нибудь узнает о смерти Обри, то нагрянет полиция, и, наверное, была права. Внезапная смерть и все такое. Ведь все это время предполагалось, что его здесь нет. Более того, считалось, что он давно умер. До меня это наконец дошло, когда она рассказала, кто он такой.
– Но… Он, наверное, был ужасно стар, – заметил Зак.
– Ему было почти сто. Но следует помнить, он вел очень… легкую жизнь. Лишенную трудностей. Во всяком случае, после того, как поселился в «Дозоре».
– А до его смерти вы не знали, что там живет кто-то кроме хозяйки? Все эти годы вы ни о чем не подозревали?
– Именно так. И это неудивительно, если учесть, что ее коттедж стоит на отшибе. Наша ферма – единственное место, откуда он виден, а мы не из тех, кто любит подсматривать. А кроме того, он никогда не выходил из своей комнаты. Можно пересчитать по пальцам, сколько раз я была внутри «Дозора» до того вечера, а на второй этаж мне вообще заходить не доводилось ни разу. Как мог кто-то о нем узнать?
– Ты знала… кто он?
– Вначале нет. Но когда Димити мне рассказала… Конечно, я о нем слышала. Моя бабушка все время о нем говорила. А потом я увидела картины и поняла: это действительно Обри и никто иной.
– Но… как, черт побери, он сюда попал? Его могила находится во Франции. Тело было найдено, опознано и захоронено. Так что смерть Обри зафиксирована официально…
– Не еготело было найдено. Не еготело опознано. Не еготело захоронено. Не знаю, как много ты знаешь о дюнкеркской катастрофе…
– Я… видел документальные фильмы.
– Это был хаос. Тысячи и тысячи людей ждали эвакуации на пляже, и сотни маленьких рыболовных шхун и прогулочных яхт, баркасов и грузовых пароходиков приходили из Англии, чтобы их вывезти. Чарльз попал на одно из этих суденышек и возвратился на нем в Англию. А затем он… улизнул. В общем, как-то пробрался в Блэкноул.
– Ты хочешь сказать, он дезертировал?
– Да. В армии такое называют «находиться в самовольной отлучке». Димити рассказывала… Она говорила, что он был счастлив здесь очутиться. Был просто в восторге. Ни за что не желал возвращаться на войну. Хотел от нее укрыться. Правда, его игра в прятки, длившаяся шестьдесят с лишним лет, несколько, на мой взгляд, затянулась, но из всего мной услышанного можно сделать вывод, что он страдал каким-то нервным расстройством. Посттравматический стресс или что-то в этом роде. И, я думаю, после того, как ты провел достаточно времени, скрываясь от всех, перестаешь думать о том, что прячешься, и это становится просто… чем-то вроде образа жизни.
Ханна встала, принесла бутылку с бренди и долила его в обе чашки, хотя до сих пор пила она одна. Зак попробовал и скривился.
– Во все это просто невозможно поверить, – сказал он, тряхнув головой. – Как ему удалось сюда добраться? И кто похоронен во Франции, если не Обри?
– Кто похоронен? Ты все еще не догадался? – спросила Ханна.
Зак крепко задумался, но так и не смог ничего придумать.
– Нет. Кто это был? Кого похоронили в сороковом году, приняв за Обри?
