увязалась? – уточняю, с легкой улыбкой наблюдая, как за ней закрывается дверь.
Ураган в юбке, ее напору противостоять сложно.
– Теперь рассказывай!
Я рассказываю, что стряслось. Родители слушают меня, не перебивая. Отец только расхаживает по палате, изредка уточняя детали и отправляя кому-то сообщения. Когда я заканчиваю свой рассказ словами о потасовке в переулке, он поправляет меня.
– Не потасовка. Тебя ранили! Ранили, но могли и убить!
Отец устремляет на меня темный, требовательный взгляд, сев в кресло. Мама становится рядом с ним, опустив ладони на плечи, поглаживает, успокаивая.
– Ильяс, не нервничай так сильно. Все обошлось.
– Всего этого могло бы и не случиться… Если бы кто-то держал свою голову холодной.
– Прости.
– Ты не у меня должен просить прощения! – поджимает губы отец. – Ты подверг опасности не только свою жизнь, но жизнь моей внучки! Еще не родившейся крохи… И жизнь Лили тоже висела на волоске. Это недопустимо! Я рад, что все остались живы. На этом все, ни слова больше мне не говори. Дальше я сам!
– В смысле, сам?
– В прямом. После всего произошедшего мне стало ясно, что у тебя не хватит выдержки и терпения, чтобы сохранить семью. Черт бы тебя побрал, Ратмир, ты даже создать ее не можешь без приключений!
– Ильяс, ты перегибаешь палку! – возмущается мама.
– А ты его не защищай. Избаловала сыночка единственного. Вот результат. Все, можете говорить, сколько угодно, а у меня дел вот столько! – рубит ребром ладони по глотке отец. – Надо еще устроить лечение второму мальчику и помочь той, что спасла жизнь нашей девочке!
Отец уходит, во мне вскипает горечь и немного зависти, что я не могу быть таким холодным. Как дерьмо, на поверхности, болтаюсь.
– Ратмир, он остынет. Правда, остынет! – успокаивает меня мама, гладя по руке. – Ильяс долго ждал внуков, тревожится за Лилю. Когда у тебя появилась постоянная девушка, он очень переживал, достойная ли она. Лиля ему пришлась по душе. Он гордился, что она из воспитанников детского дома, добилась всего сама… Знаешь же, как мало достойных людей выходит из таких заведений. А сейчас… Сейчас после всех этих подробностей, боюсь, как бы он сам не отключил Рогаченко от аппаратов, что поддерживают в нем жизнь, и брата этого мерзкого в порошок не стер.
– Это должен был делать и говорить я. Понимаешь?
– Понимаю. Но тебя серьезно ранили. Ты же приехал за ней. Понял, что ошибся. Ты любишь ее?
– Больше всего на свете! Я хочу ее увидеть.
– Чуть позднее, ладно. Я позову Тамару, пусть поболтает с тобой. Еще Тимур звонил, тоже интересуется, как у тебя дела.
Я по едва уловимым жестам и изменившейся интонации понимаю, что мама не договаривает.
– Мама, ты о чем-то умалчиваешь. О чем?
– Все хорошо, Ратмир. Правда, все хорошо.
– Мама!
– Лежи, дорогой. Я прослежу за Ильясом, у твоего отца иногда развивается слишком бурная деятельность, а потом он удивляется, в кого ты пошел такой неугомонный, категоричный и скорый на расправу!
Черт подери, они делают это нарочно! Изолируют меня от Лили, держат в неведении. Поддержать в сложную минуту – это про нашу семью, но и носом ткнуть там, где ошибся, и жестко раскритиковать, заставить сожалеть – это все тоже про нас.
Мама с Тамарой уходят.
Хотят, чтобы я помучился! Наказывают за ошибки.
Заслуженно, да. Но я все равно хочу ее увидеть, увидеть свою Лилечку!
Глава 57
Ратмир
– Томка, сюда дуй! Живо! – командую в телефон спустя время.
– Рат, я не могу. Занята я, – отвечает шепотом.
– Чем ты занята можешь быть?
– А ты думаешь, у меня личной жизни нет, что ли?
– Какая еще личная? В другом городе. Только не говори, что ты Лилькиного мелкого брата от скуки раскрутить решила! Я же тебе задницу надеру!
– Ну и фантазия у тебя.
– У меня? Это ты хвасталась.
– Я просто так сказала, очень сильно узнать хотела, что стряслось.
– Значит, дуй ко мне. С инфой…
– С какой еще инфой? Шпиона во мне увидел, что ли?
– И самого лучшего. Еще и наилюбимейшего, – умасливаю похвалой лисицу, зная, как она начинает смущаться и улыбаться в такие моменты, буквально сияет.
– Ладно, я буду. Что узнать надо?
– Где Лиля. С ней все в порядке?
– Ой.
– Что?
– Ратмир, мне папа грозил уши оторвать! Он вообще жалеет, что меня с собой взял. Говорит, сую нос не в свое дело.
– Значит, так, Том. Это мое дело. Моя женщина. Мой ребенок… Удерживать информацию в тайне от меня – это неправильно!
– Да уж, стремно как-то. Но папа злится…
– Перестанет. Говори, где она.
– В родильном.
Закашливаюсь.
– Что?!
Какое родильное! Ей же еще не то, что это рано! Нет-нет… Не может быть!
– Тома, что стряслось?!
– На сохранении, то есть. Она была бледная, переживала, возле твоей палаты постоянно была. Родители настояли на проверке, у Лили тонус какой-то повышенный обнаружили.
– Где? Точно. В этой же больнице? Этаж… Палата! Не жмись, Томка! Ну же! – ору в трубку. – Сестра ты мне или кто?
– Ты меня самым большим, тупым и ржавым ножиком режешь! – темпераментно отвечает. – В общем, я скажу, но взамен…
– Проси, что угодно!
– Оооо… Я хочу… Хочу! – выдыхает она громко. – Нет, я так сразу не скажу! Можно я подумаю? Про запас отложу, можно?!
– Можно! Говори,
