ведьма, где моя Лиличка?!
Узнав этаж и номер палаты, встаю с кровати. Еще немного шатает от слабости. Неужели я так много крови потерял? Осторожно в коридор выглядываю. На диване Арман сидит, прикрыв глаза.
– Тебе выходить нельзя, – отвечает, даже не посмотрев в мою сторону.
– На шухере, что ли?
– Типа того.
– Шмотки мне нужны.
– А полежать?
– Успеется. Надо к Лиле.
– Меня попросили присмотреть за тобой.
– Тебе мой отец прямой указ, что ли?
– Так-то мне и мой батя даже не указ прямой, – ухмыляется. – Я ничего не видел! Шмотки в сумке, – выпинывает ногой сумку в мою сторону.
– Спасибо.
* * *
До нужной палаты добираюсь на одном упрямстве и чистом адреналине, не иначе. Слабостью расшатывает, сердце в груди маслает с трудом. Почти через каждую ступеньку отдохнуть хочется и привалиться к перилам.
Наконец, нужный мне этаж. Осторожно разглядываю снующих туда-сюда людей. Вроде никого особенного не заметил, своих точно не увидел. Палаты в этом крыле платные, Лилечку разместили в одноместную. Подойдя к двери, осторожно заглядываю через матовое стекло. Толком ничего не разглядеть.
Стучу.
Тишина в ответ.
Может быть, спит?
– Войдите…
Я, блять, не вхожу, но словно втекаю в палату, осторожно прикрыв за собой дверь и застываю.
Лиля, привстав с кровати, смотрит на меня, а я – на нее.
Просто смотрим. Молчим.
С худенького плеча слетает тонкая бретелька, я слежу за этим кратким мигом обнажения, заметив, как сильно начинает биться венка на тонкой, хрупкой шее Лили.
Подхожу к ней, каждый шаг с трудом дается. Лиля наблюдает молча, только из глаз слезинки срываются, до самого подбородка скатываются, застывая там прозрачными, дрожащими каплями.
– Я присяду. Можно?
Не дождавшись разрешения, опускаюсь на кровать, с глубоким выдохом. Лиля внезапно резко обнимает меня за шею, сдавив изо всех сил, и меня накрывает.
Резкая боль от слишком сильных и крепких объятий накатывает по всему телу, соревнуясь по силе с одуряюще жаркой волной облегчения. Лиля здесь, со мной.
– Как ты? – вырывается из меня с громким всхлипом.
Щеки обжигает.
– Все хорошо. Тонус небольшой, но твои родители перестраховались. Сказали, мне нужно побыть в тишине, спокойствии. Вдали от всех передряг и тревог.
– Прости меня. Я снова дров наломал. Прости… Не сдержался. Психанул как дурень.
Лиля отстраняется, вытирает слезы.
– Извини, тебе нельзя сейчас так крепко обниматься. Постой… Тебе сейчас вообще нельзя ничего подобного! Ратмир… Ты что вытворяешь?! Ты лежать должен.
– Полежу. Здесь можно? – осматриваю палату через мутную пелену влаги.
Слезу пустил, как девица. Вытираю глаза кулаками.
– Смотри, какое у тебя кресло широкое здесь. Просто випка! Разреши здесь остаться…
Голос севший от слез. Я расклеился рядом с Лилей, напустил эмоций, по ощущениям, как хлебный мякиш, замоченный в молоке. Не могу держать безразличное лицо, все переживания, любовь и боль, все опасения – наружу.
– Нет! – хмурится. – Тебе врачи точно не разрешат.
– А ты?
– Тебе надо лечиться, Ратмир. Огнестрел это не шутки. Хватит быть таким легкомысленным.
– Ты за двоих серьезная! А если быть откровенным, то ты во многом лучше меня.
Обнявшись, мы отстранились, и теперь моя ладонь лежит поверх больничного покрывала, так близко от руки Лилички.
Я осторожно передвигаю пальцы к ее руке, по сантиметру, и накрываю руку своей ладонью.
– Извини. Я тебе кое-что вернуть должен. Разрешишь?
– Вернуть? Ты у меня не отбирал ничего.
– Отобрал. И у себя самого – тоже отобрал! Отобрал право быть счастливым и любить без оглядки.
Я ныряю в карман, достаю обручальное кольцо – белое золото, верх выполнен в форме цветка – бриллианты обточены и выложены лилией.
– Я швырнул его, вылетел из нашей квартиры и подобрал. Блять, мне стыдно! – прячу лицо в ладонях. – Стремно от того, что сказал в запале. Мне прощения нет, но я все же попрошу… Лиль, я хочу, чтобы ты была моей женой. Пожалуйста…
– А я его искала. Думала, что найду! Так глупо, – грустно улыбается Лилия. – Я его видела, кстати. Заранее. До того, как ты его из окна вышвырнул. Нашла и положила обратно! Очень красивое кольцо…
– А ты его примешь?
Мое лицо горит. Грудак прошибает эмоциями, которые даже разобрать не получается – слишком много все понамешано.
– Лиль, я не могу стереть сказанное мной и забыть тоже не прошу. Я сам это забыть не смогу, как скот себя повел. Я только доказать попытаюсь, что однажды ты мне доверилась и сделала это не зря. Все было не зря… Я люблю тебя. Больше всего на свете. Ты – самая лучшая из всех, и это я… я тебя недостоин, если так рассудить. Во многом ты права была, я родился в благополучной семье… Я…
– Замолчи, – шепчет Лиля. – Просто замолчи.
Она меня обнимает, кольцо так и остается лежать между нами, на постели.
– Поцеловать тебя хочу, – признаюсь. – Можно?
– То есть теперь ты всегда разрешения спрашивать будешь?
– Только в начале.
– Поцелуй…
Ее дрожащие губы к моим прижимаются первыми. Соль обоюдных слез смешивается. Поцелуй горько-отчаянный, до безумия нежный. Так мы еще ни разу не целовались. В нас всегда было много жадности, страсти, огня… Много безумия, эмоции выходили на первый план. Сейчас мы целуемся неспешно, нежно лаская друг друга губами, чуть задыхаемся, но снова целуемся, с полным принятием и осознанием произошедшего.
– Лиляяя… – стону после поцелуя, обняв ее.
– Ратмир, иди ложись немедленно. Тебя даже сидя шатает! Много крови потерял.
– Не
