К удивлению Ли, Элизабет дотянулась до серебряной шкатулки, стоящей на столике между креслами, вынула тонкую сигарету и встряхнула серебряную коробочку со спичками. Ли поспешил к ней, сам чиркнул спичкой и поднес к сигарете огонек.
– Составишь мне компанию? – спросила она, подняв голову.
– Благодарю. – В этом взгляде не было намеков, только вежливый интерес. Ли вернулся на свое место. – И давно вы начали курить?
– Лет семь назад. Да, это не подобает леди, но я, похоже, переняла привычки твоей матери. И вдруг поняла, что мне нет дела до того, что подумают люди. Я курю только после ужина, в гостиной, а если мы с Александром выезжаем в Сидней и бываем в ресторанах, то курим вместе: он сигары, я сигареты. Забавно, – она улыбнулась, – наблюдать за реакцией других посетителей.
На этом разговор завершился. Элизабет докурила, еле заметно усмехаясь, а Ли наблюдал за ней.
Александр что-то настойчиво втолковывал Суну.
Привычно разминая кисти, Руби посматривала на рояль. С возрастом пальцы утратили беглость, и по утрам их было не разогнуть. Александр и Сун оживленно беседовали и вряд ли поблагодарили бы Руби за музыкальное сопровождение в такой момент; Констанс по-старушечьи клевала носом над бокалом портвейна. Руби не оставалось ничего другого, как с любовью поглядывать на своего нефритового котенка. Он, в свою очередь, не сводил взгляда с Элизабет, а та слушала Александра и Суна, демонстрируя Ли безупречный профиль. Сердце Руби вдруг сделало резкий скачок – такой болезненный, что она невольно схватилась за грудь. О, это выражение глаз Ли! Неприкрытое вожделение, безумное стремление. Даже если бы он сейчас вскочил и начал срывать с Элизабет одежды, он не смог бы яснее выразить свои намерения. «Мой сын без памяти влюблен в Элизабет! Давно ли? Может, поэтому?..»
Веселым возгласом разбудив Констанс и прервав Александра и Суна, Руби вскочила и метнулась к роялю. Как ни странно, она ощутила прилив сил и вдохновения, чего с ней уже давно не случалось, и пальцы слушались прекрасно, но момент никак не подходил для Брамса, Бетховена или Шуберта. Шопен, минорный Шопен, трогательные пассажи и глиссандо которого так сочетаются с тоской в глазах ее сына. Неразделенная, мучительная любовь, влечение, которое, должно быть, испытывали Нарцисс, любуясь собственным отражением в пруду, и нимфа Эхо, наблюдающая за ним.
Завороженные Шопеном, они засиделись в гостиной, и Элизабет снова прикурила от поднесенной Ли спички. В два часа Александр приказал подать чай и сандвичи, а потом уговорил Суна остаться переночевать.
Ли и Руби Александр проводил до подъемника и сам привел в действие механизм, вместо того чтобы вызвать служителя.
В вагоне Руби взяла сына за руки.
– Сегодня ты была в ударе, мама. Как ты узнала, что я хочу послушать Шопена?
– Я видела, как ты смотрел на Элизабет, – призналась Руби. – Ты давно влюблен в нее?
Он задохнулся и с трудом перевел дыхание.
– А я и не подозревал, что выдал себя. Кто-нибудь еще заметил?
– Нет, мой нефритовый котенок. Никто, кроме меня.
– Значит, моя тайна останется тайной.
– Да, как будто ее никто не знает. Давно, Ли? Сколько уже?
– С семнадцати лет. Только я не сразу понял.
– Так вот почему ты до сих пор не женился. И рвался отсюда, пока наконец не сбежал. – Руби тихонько заплакала. – Ли, как же это все дерьмово!
– Это еще слабо сказано, – сухо отозвался он, доставая платок. – Возьми.
– Поэтому ты и вернулся?
– Чтобы снова увидеть ее.
– Надеялся, что все в прошлом?
– Нет, я знал, что спасения нет. Это сильнее меня.
– Жена Александра… Но какой же ты скрытный! Когда я обмолвилась, что он мог бы развестись с ней, ты и бровью не повел – напротив, поспешил мне возразить. – Она передернулась, словно от холода. – Тебе от нее никогда не спастись.
– Да. Она для меня дороже жизни.
Руби порывисто обняла его:
– О, Ли! Мой нефритовый котенок! Как бы я хотела помочь тебе!
– Это невозможно, мама. Пообещай, что ничего не станешь предпринимать.
– Обещаю, – прошептала она и разразилась воркующим смехом. – Смотри-ка, я испачкала твою рубашку губной помадой и румянами! В прачечной пойдут сплетни.
Он прижал ее к себе.
– Мамочка, дорогая, я ничуть не удивляюсь тому, что Александр тебя любит. Ты же как резиновый мячик – весело подскакиваешь в ответ на любой удар. Поверь, со мной ничего не случится.
– И ты останешься дома? Или снова сбежишь?
– Останусь. Я нужен Александру – это я понял, когда увидел папу. Он уже отдалился от дел и всецело отдался соблюдению китайских традиций и обычаев. Как бы я ни любил Элизабет, бросить Александра я не могу. Всем, что я имею, я обязан ему и тебе. – И Ли улыбнулся: – Вообрази, Элизабет курит!
– Да, ей не хватает чего-то этакого, что есть в табаке, но сигары для нее слишком крепки. Александр заказывает ей сигареты у Джексона в Лондоне. Знаешь, ей тяжело живется. У нее нет никого, кроме Долли.
– Она славная, мама?
– Очень, и такая умненькая! Долли, конечно, не Нелл, – скорее, как дочери Дьюи. Сообразительная, живая, миловидная, она наверняка получит изрядное образование – для девушки ее круга. И выйдет за достойного юношу – разумеется, с одобрения Александра, – и, может быть, подарит ему долгожданных наследников.
Возвращение Ли после стольких лет разлуки до глубины души потрясло Элизабет, которая уже и не мечтала когда-нибудь увидеться с ним вновь. Да, она сразу заметила, что муж явился домой в непривычно благодушном настроении, но приписала это удачной поездке и какой-нибудь новой затее, порожденной его плодовитым воображением. Элизабет даже хотела было полюбопытствовать, что еще он задумал, но не решилась. Александр сразу удалился в ванную смывать дорожную пыль, потом улегся вздремнуть, а когда проснулся, пора было переодеваться к ужину. Тем временем Элизабет накормила Долли ужином, выкупала ее, помогла надеть ночную рубашку и прочла сказку на ночь. Долли обожала сказки и обещала со временем стать страстной читательницей.
Девочка была милой и послушной, в самый раз для Элизабет – не вундеркиндом вроде Нелл, не умственно отсталой, как Анна. Ее волосы действительно потемнели, стали светло-русыми, но все так же вились крупными локонами, а в огромных глазах аквамаринового оттенка отражалась безмятежная душа. Ямочки на щечках обозначались при каждой улыбке, а улыбалась Долли непрестанно. Элизабет подарила ей котенка – в порядке опыта, чтобы посмотреть, как малышка будет обращаться со своим питомцем. Кастрированного котенка-мальчика, названного, однако, именем Сюзи, Долли полюбила и вскоре получила еще один подарок – кобелька Банти, тоже кастрированного, вислоухого и ласкового. Каждый вечер оба питомца укладывались вместе с Долли в постель, бок о бок с хозяйкой – к недовольству Нелл, которая настойчиво твердила о глистах, блохах и клещах. На это Элизабет возражала, что животных регулярно купают, что беспокоиться раньше времени не следует и что когда у Нелл будут свои дети, в стерильной обстановке она их вряд ли удержит.
