— Тшш, моя девочка! Всё хорошо! Всё будет хорошо.
Тогда я не верила, что может быть ещё хуже. Гораздо хуже, и что эти краткие мгновения близости, когда везде только мрачные лица и слёзы, я буду вспоминать с нежностью и печалью и буду смотреть в прошлое глазами тридцатипятилетней женщины с лицом и фигурой девятнадцатилетнего подростка. Но на тот момент меня интересовало только моё всепоглощающее горе.
В себя я пришла где-то на середине поминок. Ну, как пришла в себя… Наверное, стала вполне адекватно мыслить и немного соображать. Мы сидели в шикарном ресторане. Погодите-ка, я отлично помню, что мама заказывала в "Юнионе", а что это за место?.. Последний вопрос я задала сидевшему рядом со мной Лексу. Напротив разместили мама и дедушка.
— Это "Гокусен", — коротко ответил парень. Да, воистину краткость — сестра таланта.
Я осмотрелась — это и в правду был траурный зал самого шикарного ресторана нашего города. Эту комнату я видела только на рекламных брошюрах. Чёрные тяжёлые шторы. Тёмный паркет. Круглые столики из чёрного дерева. И шикарная хрустальная люстра наверху, переливающаяся различными цветами. Зеркальный потолок. Тут всё так и веяло роскошью. И цены были соответственные, больше даже чем заоблачные.
— Ты превратил моё горе в фарс какой-то, — прошипела я, косясь на довольных жизнью и едой гостей.
— Ты не хочешь сказать мне просто "спасибо"? — учтиво осведомился Лекс, в ответ на моё шипение.
— Да "спасибо" тут и не пахнет!
— Согласен. Тогда — Большое спасибо.
— Не дождёшься. Сначала этот автобус и катафалк, теперь это. Что ты хочешь всем этим сказать? Купить меня, как шлюху? — да, я несла бред, но в моём затуманенном слезами мозгу, это всё казалось логически верным выводом.
— Купить? Как кого? — подавился Лекс. — С дуба рухнула? Я хотел лишь отдать прощальную дань той, что воспитала такую красивую и умную девушку. Ну, кажется, с умной я промахнулся чуть… Гомене.
— Что? — не поняла я.
— Извини, если тебе что-то не нравится. Я хотел как лучше…
— А что это было. Гимене?
— Гомене, — поправил Лекс. — По-японски означает "извини".
— Аа… — протянула я, вспомнив, что он увлекается восточными культурами. — Мама, можно я пойду погуляю? Тут душно.
Застолье как раз находилось на стадии того, чтобы вместо поминок перерасти в шумную пирушку. Именно того, чего я боялась.
— Иди. Мы тоже скоро пойдём домой.
Я была в холле уже через три минуты, зябко кутаясь в надетый чёрный пиджак. За стеклянными дверями шёл снег, куда-то спешили люди. Жизнь продолжалась и я была не в силах остановить течении времени. И от этого делалось ещё больнее. Душа металась внутри. Ей было тесно в грубой человеческой оболочке. Хотелось высоты и счастья, а была лишь грязь и беды. Страшно, холодно, одиноко…Жизнь почему-то виделась в чёрно-белом цвете.
— Время лечит, — на плечи легло тяжёлое чёрное пальто с меховым воротником.
— Знаю. Но как смириться с тем, что от меня ушёл самый дорогой человек на свете ушёл и больше никогда не вернется…
— Никак. Просто боль притупится. Но она будет. Всегда. Надо просто научиться с этим жить.
— Жить? Как? Разве можно жить после того, что произошло сегодня? Люди не живут с разорванным на кусочки сердцем, — вздохнула я.
— А почему ты считала бабушку самым дорогим тебе человеком? Разве это не должна быть мать?
— Мама? Мама была постоянно на работе — она усердно трудилась, чтобы обеспечить мне счастливое детство. Меня воспитала бабушка, — пожала плечами я.
— Понятно. Я тоже рос без матери, — Лекс обнял меня, и я услышала ласковый, успокаивающий шёпот. — Это очень тяжело.
— А где…
— Марина Валентиновна, — Лекс отпустил меня, и я обернулась. По лестнице спускалась мама в чёрном платке под руку с дедом. Мужчина подошёл и протянул руку дедушке, кивком поприветствовал маму. — Хочу представиться Вам, дабы не было никаких недоразумений. Я Александр, молодой человек вашей дочери.
— Молодой человек? — пронеслось в голове. — Чего он мелет?
— Валентин Прохорович, очень приятно с вами познакомиться. Я очень много слышал о Вас и Вашей супруге от Алисы.
— Много слышал? — опять возмутилась мысленно я. — Врёт и не краснеет! Сначала парень, потом это! Наглый врун…
— Я очень соболезную Вам. Это поистине невосполнимая утрата, поэтому я хотел отдать последние почести той, которая воспитала такую прелестную леди.
— Вы ведь тот молодой человек, который вывел Алису из квартиры и потом подходил возле автобуса? — припомнила мама.
— Да. Да. Это я. Я не думал, что вы меня вспомните.
— Спасибо большое за ресторан и автобус с оркестром, сынок, — устало вздохнул дедушка.
— Но это ещё не всё. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы были не одни в этой утрате. Поэтому, вот, — и Лекс, словно фокусник, достал из кармана брюк два конверта.
— Что это? — спросила мама, разглядывая жёлтый прямоугольник.
— Это путёвки в Иерусалим. Если Алиса захочет, то она тоже сможет поехать. Надо просто заказать ещё один билет. Я бы очень хотел, чтобы вы помолились в этом святом городе за свою мать, — он взглянул на маму, а потом перевёл взгляд на деда, — и супругу.
— Хорошо, — кивнула мама. — Алиса ты едешь?
— Нет, — покачала головой я. — Я хочу остаться здесь.
— Хорошо, — снова кивнула мама. — Нам только надо собрать вещи…
— Ничего собирать не надо. Вот, — он протянул пластиковую карточку маме. — Здесь сто тысяч долларов.
Мама побледнела. Дед ухватился за перильце лестницы и вперил взгляд в Александра.
— За…за…зачем?
— Я же сказал, что хочу, чтобы моя девушка была счастлива. А Иерусалим сейчас — это самое лучшее для её мамы и дедушки. Пользуйтесь на здоровье. Это лишь малая толика того, что я могу для вас сделать в это трудное время.
— Но…
— Ничего не надо говорить. Просто пользуйтесь. Сейчас Максим вам объяснит все детали, — Алекс повернулся, и я увидела, что в кресле, около бара сидит водитель Макс, который тогда отвозил меня домой. — Макс, подойди сюда на минутку.
— А Алиса? — забеспокоилась мама.
Но Алекс просто наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Она поразительно быстро успокоилась, и её лицо прояснилось. Мама кивнула. Лекс ещё раз принёс соболезнования и, обняв меня за плечи, вывел наружу. Около ресторана стоял шикарный лансер чёрного цвета. Лекс деликатно открыл мне дверь:
— Садись скорей. Не бойся так, я не кусаюсь.
Я села, стараясь не дрожать и не выдавать того бешенства в глазах, которое появилось после его пламенной и бурной речи о том, что я его девушка, как много я для него значу и как он хотел бы отблагодарить моих родственников за такого чудесного ребёнка!
