— Значит, ты как приговоренная съела обильный завтрак?
— Извини? — Холли покраснела от досады: она была далеко отсюда, и Дев застал ее врасплох.
— Как приговоренная…
— Да, я слышала, — раздраженно перебила она. — Только не поняла вопроса.
Дева явно позабавило ее смущение. Чем больше она старалась овладеть собой, тем гуще краснела.
— Итак…
— Итак? — усмехнулся он.
Невозможный человек! Неужели он никогда не устает играть?
— Итак, может, ты соблаговолишь объяснить?
Усмешка исчезла, Дев накрыл ладонью ее слегка загорелую руку.
— Ты не ела. А поскольку вчера тоже не проглотила ни кусочка…
— Поразительная наблюдательность, — едко ответила Холли, удивленная тем, что Дев обратил на это внимание.
Ленч — да, тут все понятно, она и не рассчитывала избежать его пристального взгляда, раз их было всего четверо: Мерил — слева от Девлина, она — справа от него, а Джонатан гордо восседал во главе стола. Но как он заметил что-то вчера, поглощенный разговором с весьма привлекательной брюнеткой, о которой Холли вспоминала с совершенно бессмысленной ревностью?
— Наблюдательный и заботливый, — пробормотал Дев. — Право старинного друга. Веришь ты или нет, но я беспокоюсь о тебе.
— В чем нет необходимости, хотя твое первое утверждение справедливо. Я съела довольно обильный завтрак, — солгала она, пытаясь высвободить руку из пальцев Дева.
— Лгунья, — произнес он как бы нечто само собой разумеющееся.
— Извини, Дев. Еда, без сомнения, была отменной, но я не голодна.
— Ну что мне с тобой делать? — покачал головой Дев.
— А если оставить меня в покое? — В ее словах прозвучали одновременно вызов и мольба.
— Почему?
— Ты прекрасно знаешь почему.
— Ах да! Отсутствующий Кордри.
Если Алекс вынужден был пропустить уик-энд, то, разумеется, приедет в следующий. Мысль об этом неприятно уколола ее, хотя она не могла понять почему.
— Это не пройдет, — прервал ее размышления Дев.
— Что не пройдет?
— Прятаться за Кордри.
— С чего ты взял, что я прячусь?
— Сама знаешь, — усмехнулся Дев. — Ладно, я скажу. Например, твое вчерашнее поведение.
— Ну просто святой, — съязвила Холли. — Это провокация.
— Провокация или искушение?
— Вернее, раздражение, — отрезала Холли.
— Шип в бок, да? Поскольку любая реакция лучше, чем безразличие, я считаю себя выигравшим.
— И претендуешь на ежегодную премию за хамство?
— Возможно, когда-нибудь, только не в этом году. — По лицу Дева скользнула тень боли. — Обещаю тебе.
— У тебя изменился характер? — не унималась она, хотя вспомнила с опозданием, что несколько часов назад видела его в церкви, и разозлилась на себя за грубую насмешку.
— Если ты так считаешь, — с неожиданной кротостью сказал он.
— Я не считаю. Но именно на это ты претендуешь?
— Какая разница?
— Для кого?
— Для нас.
— «Нас» не существует, Дев. Никогда такого не было и никогда не будет.
— А Тенерифе?
— Ошибка. Самая большая ошибка в моей жизни.
— Но это было?
— Что-то вроде сна… Нет, если хорошенько подумать, — продолжала она, понимая, что наносит удар Деву и еще сильнее причиняет боль себе, — это был кошмар, ежечасный и ежеминутный.
— Слишком жестоко, Холли.
— Но тебе ведь нужен честный ответ, Дев. Правдивый, честный, искренний.
— И твердый. Но это не пройдет. Тебе не спрятаться, Холли. Я вернулся и теперь не позволю тебе уйти.
Дверь отворилась, и в комнату ворвался Джонатан, за ним спокойно шла Мерил, которая с недовольной гримасой поспешила смахнуть пыль со своих туфель на каблуках.
— Мы все осматривали, Холли, — объявил Джонатан.
— Правда, милый? И что же видели? — спросила Холли, обнимая мальчика; ужасно — она пользуется Джонатаном как щитом, чтобы укрыться от Дева!
— Лошадей. Много-много! Еще уток, гусей и настоящий глубокий бассейн. Мама не велела мне подходить к нему.
— Пруд, — механически поправила Мерил. — И ты не должен к нему подходить. Вам следовало предупредить меня, Дев. Если бы я знала, что вы живете на ферме, то захватила бы для маленького озорника одежду попроще, чтобы он мог снять выходной костюм. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, вы называли свое жилище загородным домом?
— Так оно и есть, вернее, будет через некоторое время. Из-за сложных во Франции законов наследования земельный участок был разделен, а дом стал местом отдыха.
— Он чрезвычайно мил, — признала Мерил с оттенком сомнения.
— Но не вполне такой, как вы ожидали? Недостаточно велик, с точки зрения мадам? — поддразнил Дев.
— Он не соответствует моим представлениям о загородном доме, — подтвердила Мерил, а Дев тем временем провел всех в комнату, где был подан кофе.
Однако дом, обшитый деревом, с соломенной крышей, неровными полами и низкими потолками, выглядел очень милым. В отличие от современной виллы Алекса он казался необыкновенно уютным, полным жизни; особенно хорошо было есть за столом в кухне. Правда, Холли из-за своего возбуждения не могла как следует его рассмотреть.
Алекс и Дев. Такие разные внешне: один высокий, светловолосый, красавец в классическом стиле, другой тоже высокий, но черноволосый и типичный сердцеед. Почти ровесники… вкусы в отношении женщин у них одинаковые, с иронией подумала Холли.
Уютному дивану она предпочла кресло, заметив, как у Дева, наливавшего кофе, насмешливо дрогнули губы. Холли заносчиво вскинула голову, но чашка с кофе постукивала о блюдечко, выдавая ее нервозность. Она боялась. Вопреки смелому заявлению о любви к Алексу она боялась Дева.
Она уже действительно начинала верить, что спасения нет. Укрыться негде. Пока Джонатан весело болтал, она погрузилась в размышления. Несмотря на все ее уверения и насмешки, Дев гнет свою линию, считая, что это дело времени. И она боялась. Потому что любила его. Потому что лгала об Алексе. И Дев понимал, что она лжет. Потому что Дев целовал ее, а она ему отвечала.
Сегодня Дев оделся по-домашнему: узкие полотняные брюки, рубашка с открытым воротом и закатанными рукавами. Шея и руки обнажены. В вырезе рубашки видны курчавые черные волосы, которые так хочется потрогать. Во всяком случае, ей этого хочется. Дев неожиданно поднял глаза, и она покраснела. Потому что Дев понял, он читал ее мысли.
— Холли, ты возьмешь меня покататься верхом? — жалобно спросил Джонатан.
— Прости, дорогой. О чем ты спросил?
— Я попросил маму, но она не умеет ездить верхом. Возьми меня покататься, пожалуйста! Верхом на лошади, — прибавил Джон, словно объясняя трехлетнему ребенку.
