Я испуганно смотрю на Двенадцатую, она поворачивается к Третьей.
— Тебе надо перестать плакать. Если они услышат тебя...
— Мне все равно, — громко вскрикивает Третья. — Мне плевать, услышат они меня или нет. Дайте им убить меня. Дайте им увести меня отсюда. Я не хочу быть здесь... с этим... этим... этим монстром!
Она говорит о Мастере Уильяме?
— Он сделал тебе больно? — мягко спрашиваю я.
— Нет, не сделал, — кричит она в ответ. — Он ничего вообще не делал. Я знаю, что он чудовище. Я знаю это потому, что он держит нас здесь. Никто не пленит девушек, если только он не монстр.
Она вполне может быть права. Боже, надеюсь, что это не так, но все же она может быть права.
— Ты же не хочешь умереть на самом деле, Третья? — спрашиваю я тихим голосом. — Если ты умрешь, он победит. Это действительно то, чего ты хочешь? Как же ты тогда узнаешь, откуда родом?
Ее покрасневшие, опухшие глаза поворачиваются ко мне, и она шмыгает носом.
— Мы никогда не выберемся отсюда. Не обманывайся.
— Ты этого не знаешь. Ты просто не можешь знать этого наверняка.
Она качает головой.
— Ну и как ты предлагаешь выбираться отсюда? Натаскать кучку ножей и поубивать всех охранников? — она горько смеется. — Знаешь, они там не то, чтобы на каждом углу разбросаны.
Ее страх заменяется сарказмом. Я понимаю ее. Каждый ставит свой барьер, чтобы защитить себя от реальности.
— Мы нашли способ сбежать сегодня, и хотя я облажалась, он был. Это значит, что слабые места здесь есть. В наш первый день здесь мы нашли одно из них, и я клянусь тебе, мы найдем еще одно.
Вспышка надежды мелькает в ее взгляде, прежде чем она скрывает ее выражением ужаса на лице.
— Мы, возможно, никогда не выберемся из этого подвала.
— Мы выберемся, — отвечает Седьмая, наконец, заговорив. — Я не верю, что они собираются убить нас.
— Откуда ты знаешь? — шепчет Двенадцатая. — Они убили Шестую.
— Ты ни черта об этом не знаешь, — отвечаю я тихо, хотя на самом деле не верю, что с Шестой все в порядке.
Двенадцатая смотрит на меня, затем опускает глаза в пол.
— Единственный наш шанс здесь, — шепчет она так тихо, что я едва могу расслышать, — это делать все, как нам велят. Если мы ведем себя плохо, мы проводим время тут, внизу. И мы никогда не получим возможности освободиться.
Она права. Теперь ясно, почему она говорит так тихо - камеры могут нас заметить. Я кивнула, подавая ей знак, что все поняла и согласна. Если мы будем проводить все своё время здесь, то никогда не найдем выхода. Верный способ бежать - это вести себя должным образом и по-настоящему вписаться в окружающую среду. Стыд все нарастает во мне, заставив полыхать щеки. Я была так невнимательна и вообще не должна была делать этого, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Дверь скрипит, и мой взгляд моментально фокусируется на ней. Свет вдруг гаснет, и по мне проходится дрожь от внезапного холода, воцарившегося в комнате. Я слышу шаги и щелчок закрывающейся двери, и вот мы находимся в полной тишине. Наклоняю голову, пытаясь услышать хоть что-то, но некоторое время не слышу ни единого звука. И в этот момент ощущаю чье-то присутствие возле себя, будто кто-то присел на колени передо мной. Я даже протягиваю голову ближе, чтобы почувствовать что-либо ещё.
— Ваше наказание будет совершено в присутствии Мастера, — произносит охранник.
Мою кожу пронзают иглы.
Он здесь.
Он снова спокойно сидит перед нами, ничего не предпринимая. Злость нарастает во мне, даже при том, что мне нужно её подавить.
— Почему ты ничего не предпримешь? — рявкаю я. — Почему ты молчишь?
Я грохочу цепями, злясь на себя за то, что взбунтовалась, и злясь на него за то, что он ведет себя так... так полоумно.
Внезапно мою щеку задевает палец, и я отдергиваю лицо, почти зашипев от этого контакта. Другая рука появляется и удерживает мою голову неподвижной, пока палец продолжает поглаживающие движения по моей щеке. По коже бегут мурашки, и я крепче сжимаю челюсти, желая сбросить касающуюся меня руку с лица и ударить его, но не могу.
— Au răbdare, красавица. Răbdarea este puterea sufletului, — мурлычет он.
— Говори по-английски! — кричу я. — Твои фокусы на мне не сработают!
Когда он обращается ко мне на английском, все мое тело слабеет и тает. Его голос хрипловат, слышится выраженный акцент. И он... завораживающий и до тошноты красивый.
— Я сказал, прояви терпение, красавица. Терпение — это сила души. Я здесь не для того, чтобы играться с тобой или обманывать.
— Тогда что тебе нужно от меня? — я почти хнычу.
— Твое доверие, — произносит он, прежде чем убрать руки от моего лица, и я слышу, что он уходит.
— Ты никогда не получишь его, — кричу я ему, затем охранники подходят и срывают с меня наручники.
— Девушки, — говорит он, игнорируя меня. Когда он разговаривает, его голос спокоен, даже умиротворен. — Я разочарован в вас. Думаете, я действительно хочу вас наказывать? Думаете, я действительно хочу сделать вам больно? Я пытаюсь заботиться о вас. Я пытаюсь научить вас быть лучшими людьми. Меня беспокоит то, что я должен прибегнуть к этому в первый же день.
Затем я слышу, как он даёт указания и, когда продолжает говорить, я догадываюсь, что он обращается к охранникам.
— Десять ударов плетью для нее, пять для девочек в группе.
Все мое тело напрягается:
— Нет! — кричу я. — Нет, это не их вина.
— Есть правила, которые были донесены до вас вполне ясно, Тринадцатая, — Мастер Уильям говорит это теплым, шелковистым тоном. — Я - человек слова. Я выполняю свои обещания и свои угрозы. Вам было сказано, что если одна из вас допускает ошибку, страдают все в группе.
— Ты монстр, —плачу я. — Мы просто девушки.
Он приближается; я могу почувствовать его присутствие. Охранник держит меня, и я не могу двигаться.
— Вы можете быть девушками, но вы также и люди. Последствия есть у каждого действия. Если вы не хотите этих последствий, то не делайте ошибок. Все, что я здесь делаю, так это преподаю вам уроки.
— Делая нам больно?! — кричу я.
— Нет, — просто отвечает он. — Обучая вас быть хорошими людьми.
Я слышу удаляющийся голос. Мое сердце колотится. Я не хочу, чтобы других девушек били. Третья снова начинает рыдать. Это сломает ее. Я должна остановить это: не могу допустить, чтобы их били из-за моего поведения.
— Я приму наказание и за них, — ляпнула я, прежде, чем успела остановить себя.
— Прошу прощения? — говорит Мастер Уильям.
— Вы слышали меня. Я совершила ошибку. Она моя. Они не сделали ничего плохого, поэтому дайте мне принять их наказания.
