— Но мне совсем не хочется есть, и я... — запротестовала Чейенн, хотя его милая заботливость была ей очень приятна.
— Знаю. Я тоже не испытываю особого голода, и тем не менее мы оба поедим. Потом выйдем прогуляться в твой садик. И ты расскажешь мне о шалостях Джереми и о том, как он лазил на деревья.
Ей и в голову не пришло бы есть, принимать ванну, пить и гулять, когда Джереми похищен, но раз так хотел Каттер, она больше не возражала. Лишь бы не быть в такой страшный момент одной! Он разделял ее горе, тяжкое бремя становилось как бы легче, и у нее даже появлялись проблески надежды.
После прогулки усталость усилилась, и Каттер прилег в библиотеке на диван, предложив ей лечь рядом — он с финансовым журналом, она, как обычно, с пустяковым триллером. Вскоре, однако, глаза ее стали смыкаться, и, уронив книжку, Чейенн откинулась на диванную подушку.
В предыдущие семь лет не раз случалось, что ночью она просыпалась оттого, что ей снился Каттер. Как же она поразилась сейчас, обнаружив при пробуждении, что спала, крепко прижавшись к нему. Голова ее покоилась на его плече, пальцы лежали на бедре. А его рука — на ее груди.
Так, доверчиво обнявшись, они спали на острове. При мысли об этом Чейенн обдало жаром. Она притаилась как мышка, чтобы не разбудить Каттера, но он каким-то шестым чувством уловил перемену в ней и раскрыл сонные глаза.
— Чейенн! — пробормотал он нежно. — Ты здесь, любимая? Любимая?
Он назвал ее любимой? Она вскочила, готовая бежать. Но он удержал ее. Не руками, не силой. Даже не словами любви, произнесенными хриплым голосом. Одним взглядом, ясно показывавшим, как она ему необходима.
Если он так ее желает, она останется. Ибо тоже хочет быть с ним рядом.
Они еще долго лежали в сумраке комнаты с зашторенными окнами, со сплетенными руками и ногами, не произнося ни слова и даже стараясь не моргать, чтобы — не дай Бог! — не спугнуть это состояния тихой нежности.
Наконец он шевельнулся и провел теплой рукой по ее лбу. Мягкие губы коснулись ее волос, спустились на лицо и, медленно двигаясь по бархатистой щеке, приблизились ко рту.
Он целовал ее очень медленно, выжидая, чтобы пробудившееся желание заставило Чейенн застонать, хотя бы и против ее воли, так как она, не переставая, убеждала себя, что не имеет права на любовь, когда сын в беде.
Тем не менее, когда их губы соприкоснулись, одолевший ее страх за Джереми несколько отступил в сторону и ею овладели эмоции совершенно иного свойства.
Ей вдруг страшно захотелось потрогать Каттера, ощутить его тело. Она призывно раскрыла губы. Каттер поспешно стащил с себя брюки, а с нее — платье, и она почувствовала на себе его нагое тело.
Чейенн дышала так же горячо и прерывисто, как и он. Пальцы ее цеплялись за его плечи, притягивая как можно ближе к себе. Она так его желала! Так боялась темноты и ночного одиночества! И ночных кошмаров, вселяющих ужас! Он любит...
Нет! Нет! Ею движет не любовь, а лишь страх и горькая необходимость в Каттере.
Да как она смеет позволять себе такое? С ним? Сейчас?
— Чего ты испугалась? — откидываясь назад, спросил он хриплым от вожделения голосом.
Чего она испугалась?
Тебя. Того, что происходит между ними. И вообще всего.
Чейенн охватила дрожь, с которой она не могла справиться. И вымолвить она ничего не могла.
Но он понял и без слов.
— Все хорошо, — шепнул Каттер.
Нет! Не хорошо!
— Все хорошо, — повторил он, отодвинулся от нее и высвободил ее ноги. Чейенн, не глядя в его сторону, схватила свою одежду и бросилась вон из комнаты.
Но когда она очутилась в тиши и уединении своей спальни, ей сразу стало недоставать Каттера. А уж как бился ее пульс!
Она приняла душ и надела другое платье, не переставая думать о том, что Каттер в этом доме воспринимается иначе, не так, как Мартин. Пусть она сожалеет о том, что чуть было не произошло между ними, и опасается повторения, он все же как будто часть ее. За все годы замужества у них с Мартином никогда не было такой близости. И такого безграничного желания, не знающего стыда.
Каттер играет в ее жизни большую роль, чем ей хотелось бы. В этот ужасный час он не меньше ее страдает из-за их сына. Единственный, кроме нее. Не все его методы ей по душе, но как трогает его заботливость и нежность!
Конечно, он довольно легко пробьет все искусно возведенные ею линии обороны. Но ведь только благодаря ему она еще не утратила остатки разума. А уж когда все кончится, Каттер, которого она так старалась ненавидеть все эти годы, возьмет свое.
Он победит, а значит, она проиграет.
Каттер Лорд на собственной шкуре испытал, что вести честную игру с преступниками очень трудно.
Он прекрасно знал, кто похитил Джереми. И не он один. Знали многие. Но когда его люди, прочесывая улицы города, расспрашивали горожан, все в ответ лишь пожимали плечами.
Второй день похищения близился к концу, последний срок выкупа был не за горами, и Каттер понял, что ему следует изменить свою тактику.
Вот уже больше десяти лет он вел дела в самых опасных точках мира, и неизменно с успехом.
Платить затребованный выкуп за похищенного, Каттер знал твердо, последнее дело. Похитители обычно берут деньги, а свою жертву во избежание опознания убивают.
Однажды Каттер заплатил выкуп. Это была большая оплошность. И тогда он дал себе клятву больше никогда выкупов не платить.
Но говорить об этом Чейенн никак нельзя. Она не поверит его опыту и не поймет аргументов, заставляющих Каттера обратиться к новым методам воздействия на злодеев. Она ему в этом не помощница.
Если Каттер в самое ближайшее время не обнаружит Джереми, он переходит в контратаку. И уж заставит злодея попотеть!
Будучи бизнесменом международного масштаба, Каттер хорошо представлял себе, что границы между государствами далеко не так точны, как обозначающие их черные линии на географических картах. Культурные традиции, нравственные устои и юридические законы перехлестывают их и смешиваются.
Богачи, знающие, как использовать законы соседних государств в ущерб им, и махинаторы, умеющие удовлетворять преступные потребности и финансовые нужды своих соседей, могут стать сказочно богатыми.
Подобные личности со временем достигают невиданного могущества. Такого могущества, что им под силу покупать законодателей той или иной страны и становиться всесильными богами, мнящими себя выше законов.
Таким богачом, считающим себя богом, для которого закон не писан, был Хосе Эрнандо. Богатством и могуществом Хосе превосходил многих президентов. Он покупал и продавал американских политических деятелей, послов, кардиналов и, конечно же, женщин. Эрнандо говорил на трех языках, участвовал в мотогонках в Европе, ухаживал за звездами кино. Каждый раз, бросая женщину, он исполнял ее самое сокровенное желание. В редкие минуты отдыха он любил два занятия: охотиться на крупную дичь и играть в шахматы со своей единственной дочерью.
