Мурашками по ее позвоночнику двинулись пальцы. Тело само выгнулось и повернулось. И близко-близко она увидела веселые глаза и почему-то тоже вместе с ними засмеялась. Уже знакомые ей губы поползли по ее лбу к носу. В носу защекотало.
Сомнений не было, рядом с ней был мужчина, о реальном существовании которого буквально несколько дней назад она догадывалась только из выпусков новостей.
— «И он припал к ней нежными губами», — прочитали бы мы в бульварном романе.
— Не так: «Губы их слились в едином порыве», — начертано там.
— «А зубы впились… друг в друга…»
— «Как будто бы они не ели сутки и проголодались». Так должно быть написано?
— Ку-ку. Ку-ку, — донеслось откуда-то.
— Это что — будильник? Мы опаздываем на работу?
— Нет. Мой телефон. — Вася спрыгнула на теплый пол и начала шарить по вещам и карманам в поисках беспокоящего.
— Слова в простоте не скажешь, по телефону не позвонишь. Все у тебя с причудами.
— Только я сама несложная, согласно вашей характеристике. Алё.
— Вася? — заговорила трубка. — Привет. Лева Багдасаров.
«Какая прелесть». — И одними губами Вася проартикулировала в сторону кровати:
— Лева.
Юрий Николаевич сморщился и закрыл глаза рукой.
— Слушай, Вась, а что там с нашими делами?
— Наши дела отдыхают. Лев, сегодня же суббота.
— А как твой друг поживает?
Вася напряглась, ей показалось, что за ними подглядывают и подсматривают.
— Сергея Чернышова я имею в виду, — пришел ей на помощь Лева.
— А я думала, ты имеешь в виду другого. Надеюсь, Масик поживает хорошо, а будет поживать еще лучше. Мне вчера звонил Игорь Викторович. Скворцов назначил встречу на среду. Велел явиться со всеми документами. Я Масику уже позвонила. Он складывает бумажки в новый кожаный портфель.
Вася стояла, вытянувшись вдоль косяка. А в это время, наблюдая голую Васю, болтавшую с его подчиненным о его делах, Юрий Николаевич размышлял: «Интересно, это фитнес или какие другие физ- или культурные упражнения делают женскую фигуру привлекательной? Или только сама фигуристая женщина? Боже, о чем это я?»
— Ну не знаю, Лева, что ты так волнуешься, договорились, мне кажется, до всего. И потом я все же на связи, в зоне досягаемости. — Она через плечо улыбнулась в сторону кровати и, дурачась, сложила губы бантиком, послала поцелуй, а потом показала язык. Снег в окне по-прежнему валил снизу.
— Хорошо, скажи, а как сам? — было слышно, как Лева замер у своей трубки.
Васин деловитый взгляд снова побежал по углам в поисках реальной камеры — точно подсматривают.
— В каком смысле?
— Ну Юрий Николаевич как? — не отступал Лева.
— А что с ним? — Делать из себя дурочку ей было не привыкать. Жизнь с культурой научила ее и этому.
— Да ничего. Вы же вчера на прием ходили. Я просто хотел узнать, как все прошло. — Лева понял, что переборщил. Авторитет Скворцова для него был неоспорим.
— Все прошло хорошо. Пьяных не было. Кремлевской охране не пришлось трудиться. А что, по телевизору уже передали?
— Нет. Пока только по радио «Точка», — отшутился Лева. — Все понял. Целую. Пока.
Вася смотрела в окно на поднимающийся снег, необыкновенно белый и необыкновенно легкий. Ее повело, и она навзничь упала в кровать.
А дальше — он припал к ней нежными губами… И потом — губы их слились в едином порыве… А зубы впились… друг в друга… Как будто бы они не ели сутки и проголодались… В общем, все как в том бульварном романе.
Второй раз за одни сутки она обнаружила себя на той же кровати, но только за окном было уже совсем темно. Рядом лежал тот же мужчина (слава богу), и почему-то ей казалось, что лежали они так всю жизнь.
Надо было, однако, подниматься и разбирать разборку. В смысле, наконец понять — кто они и откуда.
Единственное, что было очевидно, — все происходит в каком-то эйфорическом бреду. Иначе нельзя объяснить такие резвые экспромты двух, в общем, взрослых людей.
— Что мы имеем на выходе? — Вася присела за столик, распечатав мини-бар.
— Работы над ошибками не будет.
«Строг. Но справедлив». Стало весело и свободно. Так всегда начинаются романы.
— У вас, Юрий Николаевич, нет ли ощущения странности происходящего?
— Есть. И это не странно. Думаешь, со мной каждый день такое случается? — поддержал он Васино настроение.
— Думаю, каждый день ты сгораешь на работе.
— Вот именно. Но знаешь, мне понравилось. Что-то есть во всем этом, такое «разверзнись плечо».
— Даже мои туфельки куда-то улетели с этого широкого плеча. По сугробам лазить они не привыкли.
— Вместо туфель валенки уже выдали. Тебе же понравились?
Вася благодарно пропустила валенки мимо ушей.
— А не боишься, что о наших проделках знает уже пол-Москвы. Мне-то что, — она немного лукавила, — а вот ты, пожалуй, заинтересуешь всю нашу желтизну. Вижу, уже пена взбивается. — Она размахивала ручками, как бы взбивая пену. — И из нее выплывает…
— Чудо в перьях — это ты.
— Нет. Ты — развратный монстр…
— Хватит. Не дождешься этого. Я не один год в этом, так сказать, бизнесе. И умею себя защитить.
— А я ничего и не жду. — Васе вдруг страшно захотелось обнять этого развратного монстра. Хотя, в общем-то, и не монстра, и даже, пожалуй, не развратного. В том, что и как произошло между ними, не чувствовалось привычки. Она готова была, пожалуй, честно поверить, что и для него все произошедшее не было делом обычным. Про себя-то она это знала точно. И не понимала — как это все? Жесткая и решительная, как ей казалось, Вася вдруг почувствовала, что в ее жизни как раз и не хватало этой самой жесткости и решительности, которую, в общем, так элегантно вдруг показал Юрий Николаевич.
Между тем со Скворцовым такие истории тоже происходили не часто, вернее сказать, такие — не случались вовсе. И он ощущал: это — сумасшествие в полный рост.
Вообще-то Юрий Николаевич жил вполне свободно. Это был не первый, скажем так, роман в его жизни, но все они совершались продуманно и концептуально. Сначала он присматривался. Потом находил время. Потом предмету подавался знак. Словом, заранее все готовилось и планировалось. Покупались красивые подарки, заказывались дорогие номера. И всегда рядом, среди женщин и подушек, валялись записные книжки и рабочие бумаги. И подушки его волновали в той же степени, что и бумаги. Его возлюбленными становились в основном партнерши по работе или около того. А где ж еще их было взять? Тройку раз — может, и больше — он брал женщин с улицы. Точнее сказать, заказывал в дорогом заведении, чтоб без проблем. Было забавно и любопытно. Но делал он это ради большего развития, что ли. Скворцов вообще был любознательным.
