Ознакомительная версия.
– Важные?
– Очень.
– Тогда можно. Один день роли не сыграет.
– Спасибо. Завтра утром я буду у вас.
– Приходите, Евгения. – Доктор даже галантно поклонился на прощание, как будто не в раковую больницу приглашал, а на светский раут. – И привет Семке! – Это уже когда она в коридор выходила.
Потом – все в обратном порядке. Снять бахилы. Надеть пальто. И даже когда шла от нового корпуса к старому, опять встретила тех двух мужиков, в пижамах под пальто. Только теперь рассказывал второй, а первый, сиплоголосый, слушал.
Когда шла по аллее к проходной, зазвонил телефон.
Звонил Греков. А она о нем и не вспомнила. Вот ведь неблагодарная…
– Ясность есть? – спросил бывший супруг.
– Ясность есть, – ответила Женька. – Пусть и не полная, но, безусловно, ясность.
– Ну так говори! – чуть не заорал Греков.
«Бедняга, его ведь тоже приперла эта болезнь», – вдруг заново осенило Женьку. Все планы его порушила. Конечно, не так трагично, как ее планы. Но ведь и болезнь не его!
– Пятьдесят на пятьдесят, – даже как-то весело повторила она свой диагноз. И добавила: – Как в казино. Приеду – расскажу подробно.
А больше сказать было нечего, поэтому дала отбой.
Солнце по-прежнему светило ярко. По парку гуляли больные с гостями, и хотя их положение вряд ли было сильно веселым, многие улыбались.
А может, и в самом деле все не так плохо? Женька ни разу в жизни не была в казино, но точно знала, что там не все проигрывают, – иначе кто бы в них ходил? Может, повезет и ей? Тем более ей это так нужно…
Авдеева роскошную Егорову квартиру никогда не любила. Ее роскошь лишь напоминала Ленке о том, что классовые различия не только Марксом выдуманы. Да и не смотрелась в ней Авдеева в отличие от Валентины органично. Даже в джакузи ни разу не залезла: смущали бесконечные кнопочки на табло и светящиеся надписи на английском. К тому же эта чертова бадья время от времени что-то лепетала по-английски, в первый раз напугав принимавшую душ Авдееву до полусмерти.
Греков потом ржал, как сумасшедший, когда она в чем мать родила с визгом покинула ванную. А ей было не до смеха.
«Хоть бы разорилась его хренова фирма, что ли», – беззлобно подумала Ленка. Вот тут-то и пригодились бы Егору ее триста баксов в месяц.
Но ведь не разорится…
Она вздохнула и продолжила свое дело, смахивая влажной тряпкой пыль с дорогой грековской мебели: купить купил, а ухаживать не очень-то торопился. Тетку бы нанял, чем в грязи потихоньку утопать.
«Эх, женился бы Греков на мне – тут такая бы была чистота!» – размечталась Авдеева. Ну да ладно. Она ему и так красоту наведет, без загса.
Ленка заглянула в спальню. Машка лежала рядом с братом, обняв ручонками его тоже довольно хиловатую руку. Оба спали.
Это хорошо.
Потому что когда Ленка пришла, здесь был вселенский плач – их мамаша только-только уехала в больницу. Малая ревела в голос, Лешка ее, как мог, успокаивал, но по всему было видно, что ему свой успокоитель нужен.
Ребята Авдеевой сразу понравились, несмотря на то что Лешка на контакт шел неохотно. Впрочем, у парня были на то причины. Его собственная болезнь сильно усложняла жизнь, а тут еще такое с мамой. Взрослый не выдержит, не то что пацан.
Ленка задумалась о том, что мальчишку надо устраивать в школу. И желательно в частную: с его заболеванием жизнь надо вести осторожную и хрупкую – она уже получила подробные разъяснения на этот счет.
Женька даже привезла с собой крошечный холодильник, наполненный пакетами с ее же собственной донорской кровью. Вообще-то Лешке доставали специальный препарат, фактор свертываемости крови – доставал хорошо известный Авдеевой Сеня Гольц, у которого связи простирались повсеместно. А тут случился перерыв, и Женька подстраховывала сына собственной кровью в прямом смысле этого слова.
Ленка уже поняла, в чем здесь крылась подлянка. У мальчика с рождения отсутствовал, точнее, был существенно ниже нормы, фактор свертываемости крови. Их, этих факторов, вообще-то у людей несколько; у Лешки был сильно понижен фактор номер восемь, отчего ему давным-давно поставили диагноз «гемофилия А».
Лечение – предельно простое: нужно просто добавить недостающее, то есть ввести в вену этот самый фактор номер восемь (правда, правильнее писать его римскими цифрами – Ленка уже даже бумаги Лешкины медицинские посмотрела, чувствовала груз ответственности).
Есть фактор в крови – нет гемофилии. Нет фактора – любой порез или, скажем, удаление кариозного зуба может стать смертельным – кровь-то не сворачивается!
У Лешки гемофилия была средней степени. Это означало, что опасны были не только порезы и хирургические операции: кровоизлияния могли происходить и спонтанно, вызывая страшные боли и – если не принимать мер – приводя к потере суставов, «разъедаемых» излившейся в них кровью. А дальше – инвалидность и смерть.
В общем, отвратительная была у Лешки болезнь, если лишить его импортных препаратов (отечественными тоже можно было экстренно остановить кровотечение, но рискуя попутно заразить парня гепатитом, а то и СПИДом, – наши еще не делали подобных, гарантированно свободных от вирусов).
Все это Женька объяснила Авдеевой еще вчера, упомянув и про резерв в переносном холодильничке – прибор, похоже, обошелся мамаше недешево, зато выдавал требуемые минус сорок по Цельсию. А кровь свою собственную Женька использовала именно для того, чтоб уберечь мальца от возможного заражения. «А раком она его не сможет заразить?» – промелькнула в Ленкиной голове страшная мысль. Сама же Авдеева ее и отбросила: нечего себя заранее стращать, тем более что резерв вообще-то не предназначался для использования: Гольц вот-вот должен был привезти следующую партию фирменного препарата, давно заказанную Грековым.
Вчера они с Женькой долго трепались по телефону. Авдеева к бывшей грековской жене абсолютно не чувствовала ревности, не то что к Валентине. И Женька тоже разоткровенничалась. Сказала, что если выживет, непременно разбогатеет. Ей это действительно надо: ведь дорогущие западные препараты (одна инъекция – сто пятьдесят долларов) при постоянном введении могут обеспечить ее сыну обычную, нормальную жизнь. Чтоб не боялся споткнуться или ножиком карандаш чинить. Но денег надо много: укола надолго не хватает.
Так что цель благая, Ленка и сама бы ради такой цели не отказалась разбогатеть.
Она снова заглянула в комнату. Машка еще спала, а Леша сразу повернул голову на звук.
– Леш, как дела? – тихонько спросила Авдеева.
Мальчик улыбнулся, и на сердце у Ленки затеплело.
Ознакомительная версия.