Гаспар рассчитал точно: они вышли на площадь у него перед носом. Блондинка заметила его, когда он покупал газету в киоске, и, бросив ему задорную улыбку, сверкнула глазами и уселась на скамейке в сквере. Зебра ослабил узел галстука. Господи, какое это счастье, когда юная девушка принимает тебя за молодого человека! И любовь вдруг показалась ему чем-то легким, не имеющим ничего общего с серьезностью супружеской взаимной страсти. Однако, вместо того чтобы сделать первый шаг, он устроился на террасе кафе неподалеку от скамьи, чтобы отбить у блондинки охоту к игре.
Укрывшись под тентом и загородившись газетой, Гаспар готов был преодолеть любые трудности ради любви. Сожаление об упущенных возможностях мешалось с желанием отведать губ блондинки. К чему оставаться верным Камилле, не желающей его понять? Зебра пьянел от вожделения. Бесполезно загораживаться локтем, изящная фигура блондинки все равно маячила перед глазами.
Но когда Зебра опустил газету, красотка уже упорхнула. На скамье пожилая дама кормила воробьев. С философским спокойствием Гаспар выпил чашечку кофе, стул напротив него пустовал. Весь этот эпизод представился ему как приступ лихорадки, вспышка юношеского задора. В сущности, швейцарочка была права: Орас – маленький зверек, поведение которого непредсказуемо.
Зебра устал. Уже почти месяц он силился возродить гармонию отношений с женой, но постоянно натыкался на нежелание Камиллы. И пыл его начал угасать. Реальность оказалась несгибаемой – у Камиллы были другие замыслы. С тех пор как он предложил поставить сценку начала их любовной связи, она была сама враждебность в отношениях с ним.
Ощущая всем сердцем дыхание смерти, Гаспар в конце концов признал провал своей затеи: привычка взяла верх. Не видеть ему возрожденной из пепла любви. Мысль об этом настолько удручала Зебру, что ему хотелось плакать: горечь поражения, смятение оттого, что страсть ушла навсегда, ярость от собственного бессилия.
Упав духом, Зебра начал подумывать о половинчатых решениях, какими довольствуется большинство мужчин за неимением лучшего, чтобы продолжать супружескую жизнь, – они удовлетворяют на стороне свои плотские вожделения и жажду сильных ощущений. Гаспар с горечью осознал, что вполне может уподобиться тем мужьям, которые заводят любовниц. И, разумеется, признал необходимость каких-нибудь полдюжины мимолетных связей, составляющих райское блаженство для разочарованных мужей, которых слишком бездумно считают легкомысленными. Прощай, вечная любовь. Здравствуйте, супружеские предательства, ложь, пасквили, комедии, напоминающие клоунады: смешные на сцене и печальные в жизни. Ему суждено познать любовные объяснения с женщинами, в которых ты ничего не обещаешь, и получается любовь с ограниченной ответственностью и близость, лишенная ощущения вечности, когда женщину берут, не отдавая взамен себя.
Шли недели, и чувство досады у Гаспара понемногу сменялось крепнущим желанием предаться страсти вовсе не возвышенной. Выбившись из сил, он хотел теперь искать упоения в поверхностных связях, довольствоваться удобной посредственностью, отвести душу равнодушно и небрежно, не вкладывать ее в любовные забавы, – Гаспар мечтал теперь о легкой любви.
Полистал записную книжку с телефонами, чтобы выбрать любовницу, заполучить которую не стоило бы труда, своего рода костыль, с помощью которого он мог бы продолжать свой путь рядом с Камиллой. Такой женщиной ему показалась Матильда Кларанс. Зебра вспомнил, как однажды засмотрелся на ее декольте с неуместным волнением. В ту минуту она сидела перед ним в его конторе, чуточку раздвинув ноги, но он не уступил возникшему в нем желанию.
И Зебра позвонил Матильде. Свидание назначили на завтра в одном из ресторанов ровно в час пополудни. У нее была довольно приятная внешность, в черных глазах светилась наигранная наивность, хотя прелести ее представляли собой товар далеко не первой свежести. Ленч был изысканным, разговор – пустым. Гаспар круто взялся за дело, оба были не прочь пошалить и договорились встретиться у Матильды дома в тот же день в семнадцать часов. Муж ее вернется с работы не раньше восемнадцати тридцати, так что в их распоряжении будет час с небольшим.
Когда Матильда встала из-за столика и ушла, Гаспар заказал еще чашечку кофе и выпил его не спеша, с наслаждением. Ах, как все-таки хороши пошлые приключения!..
Как они и предвидели, в восемнадцать часов пятнадцать минут дело было завершено, но Гаспар чуть не плакал оттого, что обманул Камиллу и самого себя.
Выйдя от Матильды, Зебра ощутил омерзение и острое раскаяние. Весь ужас его преступления заключался в том, что он не был самим собой. Верней сказать, был не более как самим собой, помесью ангела с грубой скотиной, а вовсе не героем в любви, каким мечтал стать. Влип в ту же грязь, что и мужья, которых он совсем недавно так рьяно осуждал, дал подцепить себя навозными вилами пошлой связи. И я тоже, и я тоже, повторял он, ошеломленный тем, что он из того же теста, как и все. Нет никакой возможности хоть чуточку возвыситься над барахтающейся в липкой грязи толпой. Где же его мечта о жизни, в которой человек не раб своего естества, а сам себе хозяин? Как грустно сознавать себя всего-навсего зернышком в шапке подсолнуха.
Рассердившись, Гаспар обругал себя последними словами за проявленную слабость и позвонил Матильде, чтобы расторгнуть их сделку.
Он вновь обрел веру.
Однажды вечером Камилла увидела в шумной толпе у выхода из лицея своего мужа, который ждал ее с охапкой цветов. Матери, встречавшие своих отпрысков, страшно позавидовали ей. Как видно, большинство из них после медового месяца не видели и розового лепестка. Правда, надо признать, что и физиономии у них были такие, словно в супружеской постели их мучают газы, а волосы под мышками они никогда не сбривают.
Гаспар подошел к Камилле, улыбнулся и протянул ей букет, который она прижала к груди. Цветы были выбраны со вкусом. Затем он молча сграбастал ее руку в свою широкую пятерню, и так, держась за руки, они прошли под каштанами к машине.
И Камилла сразу потянулась к Гаспару. Оказалось достаточно букета цветов, чтобы она снова обрела своего мужа, а Бенжамен теперь казался ей затрепанным воспоминанием. Видимо, Зебра осознал бесплодность исторических реконструкций и по достоинству оценил силу нежности. Камилла поцеловала его. Теперь она войдет в их дом, защищенная прививкой от мыслей об измене, и будет жить тихой провинциальной жизнью, смущаемой лишь выходками Гаспара и Альфонса. Она даже готова была вернуть Зебре его динамит, так как он прекратил попытки глушить взрывчаткой рыбу во рву.
