— Я не собираюсь на это реагировать, — спокойно сообщаю ему и заодно себе, с трудом контролируя дыхание.
— Больно надо! — выпаливает, но из комнаты моей никак не убирается.
Тогда я, неожиданно для самой себя, решаюсь поднять тему, которая не дает мне покоя едва ли не сильнее потери сознания.
— Там… Во время квеста… Кто-то поцеловал меня…
Между нами будто взрывается воздух.
Я это чувствую… Но реакцию Кирилла трудно понять. Сначала выражение его лица не меняется. Замечаю лишь то, как расширяются зрачки — резко и сразу на максимум. Там и раскручивается буря каких-то эмоций. И лишь пару секунд спустя Кир жестко сжимает челюсти и выразительно тянет носом воздух.
— И ты решила, что это я? — голос звучит как никогда ровно, будто он перестарался скрыть какие-либо эмоции.
— В какой-то момент, да… — решаю идти до конца.
Кирилл молчит. Молчит слишком долго. Рассматривает меня, словно впервые видит — чересчур внимательно и придирчиво.
— Совсем больная? — приглушенно выдыхает, наконец. — Извращенка! А еще братом меня зовешь, — тем же низким, слабовыразительным тембром говорит.
Такого позора, как в эти мгновения, я, наверное, никогда в своей жизни не испытывала. Даже там, в чертовых джунглях, стыд не был таким сильным.
Понимаю, что сердце вновь принимается за усиленную работу, но тормознуть этот процесс не могу. Смирно стою, заливаясь жаром смущения. Кирилл же окидывает меня каким-то странным взглядом. Без своей обычной презрительной ухмылки. Вместо этого… Я вижу, как его скулы алеют. Он отводит взгляд и быстро выходит.
Лишь после этого я могу вдохнуть.
Нет, мне в этом доме точно долго не протянуть… Не хотела маме говорить об обмороке. Но Бойко сам рассказал, едва мы приехали домой. Естественно, мама тут же подняла панику и потащила меня в больницу.
— Зачем ты вообще пошла на этот квест?
— Потому что Кир меня позвал, а я хочу с ним подружиться.
— Мы должны рассказать ему о перенесенной тобой операции и о том, что тебе ни в коем случае нельзя нервничать.
— Мне можно нервничать! — горячо протестую. — Просто… — сама себя обрываю. Не могу маме рассказать о змее. Уверена, если бы не эта божья тварь, ничего бы подобного со мной не произошло. Но если мама узнает, что Кир намеренно пытался меня испугать, точно выложит ему все о моем клапане. Еще и снимки покажет! С нее станется. Или, не дай Бог, привлечет к беседе Рената Ильдаровича. Тот, конечно, насчет моей особенности в курсе, но зная методы, которыми он привык решать проблемы с братцем, меньше всего мне хочется становиться новой причиной жесткого воспитательного процесса. — Это был первый обморок за тринадцать месяцев! Не думаешь же ты, что я весь год совсем не нервничала. Просто сегодня эмоций было чересчур много, — выкладываю часть правды. Поцелуй, змея… Не знаю, что меня поразило сильнее. Нет, все-таки змея, конечно, ее-то я не пережила. — Больше я ни на какие квесты не пойду. Но и ты не должна ничего говорить Кириллу. Хватит того, что Ренат Ильдарович смотрит на меня, как на калеку. В академии никто не должен знать!
- Вот почему ты такая упрямая?
— Какая есть, мам. Другой уже не буду.
— Ну-ну…
— Роман Константинович сказал тебе, что все нормально — вот и успокойся.
Ужин проходит в тишине. Сегодня даже Кир дома остался. Напряжение в буквальном смысле парит над столом, и я, как обычно, решаю его разбавить.
— Кирилл, — с улыбкой окликаю братца, он тотчас чересчур резко вскидывает на меня взгляд. Суживая глаза, явно ждет какого-то подвоха. Я еще шире улыбаюсь и даю ему его. — Спасибо, что позвал меня сегодня провести время с твоими друзьями. Теперь я хочу тебя пригласить к своим.
— Не стоит. Не утруждайся, — кривится он.
А меня подмывает рассмеяться.
— Но я хочу! — восклицаю, слегка переигрывая.
— Хорошая идея, — поддерживает отчим. Откладывая столовые приборы, с задумчивым выражением лица тянется за бокалом с вином. Отпивает и продолжает: — Надо налаживать, так сказать, контакты.
Гримаса отвращения на физиономии братца вынуждает меня прыснуть. Благо успеваю сделать это в салфетку.
— И когда? — спрашивает обычными словами, а звучит будто матом.
— Завтра! — с тем же восторгом отзываюсь я.
— Прям завтра? А попозже никак? Например, через год.
Смеюсь уже в голос.
— Нет, нельзя. Через год ты можешь забыть. Так что завтра.
— Молодец. Ракета, — хмуро нахваливает меня Кирилл.
— Куй железо, пока горячо, — привожу пословицу и указываю себе в грудь большими пальцами. — Это обо мне!
— Сто процентов, бл…
— Кстати! — восклицаю так резко, что Ренат Ильдарович подскакивает.
Мама спокойно продолжает есть, а братец слегка улыбается.
— Кстати? — мнет губы, не позволяя себе эту эмоцию.
— Я же тебе тридцать три дня теперь должна!
И снова мне хочется смеяться, когда я вижу выражение крайнего ужаса на его лице.
— Забили.
— Нет-нет, спор есть спор, — заявляю я со всей ответственностью. И поясняю для мамы с отчимом: — Мы с Кириллом поспорили на одну ерунду. Я проиграла. Теперь обязана провести с ним тридцать три дня в течение года.
— О, очень интересно! — резюмирует мама. — В твоем стиле, — и смеется.
— Ага. Жаль, что придумывать развлечения в эти дни может только Кир, — вздыхаю с преувеличенным сожалением. — Все-таки ты немного скучный. — Кажется, он уже снова готов меня убить. Ну, как минимум, швырнуть в меня едой. Вот было бы весело! — Но… Я и так рада! Так рада! Подружимся!
— Обязательно, — мрачно поддерживает мой энтузиазм братец и выходит из-за стола. — Все, я ушел.
— Будь осторожен, — кричу ему вслед.
Вместо ответа Кирилл, пользуясь тем, что никто, кроме меня, его больше не видит, показывает мне кулак. Я снова смеюсь и предельно мило машу ему на прощанье.
12
Слабо подняться со мной в одну из комнат?
© Кирилл Бойко
— Ты же хотел напугать ее до икоты, — нудит с пассажирского сиденья Маринка. — Не понимаю, зачем ты ее оттуда так рано вытащил?
— Не понимаешь, блядь? — не говорю, а высекаю по буквам. — Мне что, стоило подождать, пока она навек отстегнется?
— А чё? Прикольно. Был бы у твоей сестрички стеклянный гроб! Почти как у принцессы! А вместо семи мелких гномов — целая змея! Ха-ха-ха… А-ха-ха-ха… Ха-ха-ха… — ржет, как ненормальная. — Как думаешь, она целка? А-ха-ха-ха…
— Марина, ты совсем ёбнулась? — жестко перекрываю эти истеричные ноты.
— А чего ты орешь??? — она, конечно же, расходится в ответ. — На меня зачем орешь???
— Потому что ты тупая, как пробка, — спокойно выдаю, что думаю. — И я заебался слушать твой писклявый треп, — тянусь, чтобы открыть дверь с ее стороны. — Пошла вон.
— Бойка! — выдыхает сначала возмущенно. Затем, буквально через пару секунд, кардинально меняет тон: — Ну, Киря… Ну, извини, котик…
— Прекращай, — грубо обрываю ее, резко притягивая дверь обратно. Выпрямляясь, выставляю из окна локоть и, глядя перед собой, потираю пальцами подбородок. — Ты, блин, в натуре не понимаешь, что мне блевать охота, когда ты так говоришь?
— Почему? Ну, почему? — дует губы, но обороты заметно скидывает. — Это мило!
— Только для тебя.
Маринка шумно вентилирует воздух, но не возражает.
— Она точно не прикидывалась?
Вместо ответа такой взгляд на нее направляю — без слов понимает, что дурь молотит.
Довлатова затыкается, а мне по мозгам топчется эта мелкая инородная вредительница. Центурион, мать ее… Инфузория Центурион!
«Я отказываюсь сдаваться!»
В сотый раз за прошедшие сутки сознание прорезает ее истошный вопль. Он там, черт возьми, не просто всю локацию сотряс, но и внутри меня будто лазерный луч что-то покромсал.
