Так я впервые в жизни получил стипендию, а Виктор, тоже впервые, провалился.
И так же впервые в фамильном особняке от крика тряслись стены.
Несмотря на то, что отец Виктора был в курсе наших махинаций, игру пришлось поддерживать.
В академии Север представил меня как сына друзей семьи, что владеют в Москве ресторанами. Никто не догадывался о том, кто на самом деле мои родители. Знала лишь Адель. Единственной ниткой, связывающей меня с прошлым, стало прозвище — Страж. «Раз уж они не смогли навязать мне охрану, придётся тебе самому меня охранять», — пошутил Виктор, когда мы вместе, как и всегда, пересекли порог академии. Вот только он не знал, как близко к правде оказался.
— Как ни крути, мы разные, — вернула меня в реальность Адель, и я все-таки не удержался:
— А что разница во взглядах на жизнь зависит от суммы на твоем счете?
— О, еще как, милый Тони. Еще как.
Почему? Ну почему она всегда звала меня именно этим дурацким кошачьим именем.
— Деньги ограничивают. Гораздо сильнее, чем ты можешь предположить. И не так просто выйти из этого зачарованного круга.
— Слушай, Адель, — я покачал головой, потирая лоб. — Ни черта не понимаю, к чему ты клонишь.
Девушка обернулась, оказавшись совсем близко. Настолько, что я мог пересчитать веснушки, которые она сводила, но которые все равно упорно появлялись каждую весну, исчезая с наступлением морозов. Восемь на левой щеке. И пять на правой.
— Значит, ты счастливый человек, — ответила она. Телефон в ее руке пиликнул. — О, гляди!
Адель развернула экран, показывая их переписку с Севером. Я посмотрел на время. Значит, Адель отправила снимок и ему тоже.
Виктор ответил лишь одно слово.
«Покупай».
— Вот этим, Тони, и отличаются парни в моем мире, — улыбнулась Адель, протянув консультанту карточку, на которой блестело золотом «SEVEROV». — Они видят лишь то, что необходимо видеть.
Я промолчал. Впервые радуясь, что на мне черные очки.
Потому что действительно даже не обратил внимания на украшения. Ведь все, что я видел уже целый чертов год — одну лишь ее.
Глава 15 - Планы и неудачи
Захлопнув дверь, я пронеслась через весь кампус туда, где никто не стал бы меня искать. Место, в котором всегда могла получить помощь.
Тренировочный зал встретил меня тишиной. Не включая свет, я сползла по стене, пряча лицо в дрожащих ладонях. Чувствуя, как мозг отказывается понимать, что вообще произошло. Взвешивая все последствия неминуемой истерики. Судорожно пытаясь найти из ситуации выход.
Мне было больно. Настолько, что хотелось побиться головой об стену, вот только стену по имени Север мне было никогда не проломить. Как бы сильно я не желала этого.
— Что мне делать, Саш?
Хуже всего понимать, что единственный человек, с которым ты можешь на эту тему поговорить — твой мертвый парень.
В сознании тут же всплыли картинки из нашей общей юности.
— Диана, иди к нам! — кричали девчонки, брызгаясь друг в друга и радостно повизгивая. На улице стояло пекло. И даже тень от деревьев не спасала от мучительной жары, что окутывала тело липкими пальцами. К коже липли комары, так что, вооружившись, вырванным из земли сорняком, я периодически отгоняла их.
Я не умела плавать. C детства панически боялась воды. Поэтому никогда не совалась в самую гущу водных развлечений. Находиться на берегу пусть было и уныло, зато безопасно.
— Идём! — снова позвал кто-то. На этот раз из парней, опаляя щеку яблочным дыханием. И с разбегу нырнул в воду.
Я покачала головой.
— Не взяла купальник, — выкрикнула, сложив руки рупором. Эта отговорка всегда работала на отлично.
— Зайди хотя бы по пояс.
— Да что же вы пристали, как репей, — пробурчала я в ответ на очередное приглашение присоединиться.
Вдруг за спиной раздался голос:
— Она со мной. Простите ребята, ее тренер вызывает.
Я обернулась, тут же покраснев до кончиков ушей. Тот самый парень, которого я целовала в первый вечер у костра стоял рядом, недвусмысленно глядя на лиф от купальника, выглядывающий из моей сумки.
— В следующий раз тебе придется спасать себя самостоятельно, — сказал он. А потом улыбнулся, протянув руку: — Александр.
Воспоминания померкли. Вот только след, что они оставили в душе все еще горел ярким пламенем. От каждого ожог. Каждое — шрам на сердце.
Говорят, память всегда на нашей стороне. Стирает плохое, оставляя со временем лишь светлые кадры. Вот только счастливые мгновения иногда оставляют гораздо больше болезненных царапин.
Не знаю, как долго я просидела, судорожно перебирая в голове варианты. Вернуться обратно к бабушке? Даже думать не хотела, как посмотрю ей в глаза. Попросить помощи Леси? Этот вариант казался наиболее реальным, хотя жутко стыдным.
Пол скрипнул. В тишине этот звук казался особенно громким. Я подняла голову и увидела, что кто-то открыл дверь. Полоска света тут же осветила часть зала.
— Ди, ты здесь?
И только поняв, что голос принадлежит Пашке, смогла успокоить участившееся сердцебиение.
— Что-то случилось? — задала я самый странный вопрос.
— То же самое хотел у тебя спросить.
Вскинув голову, я посмотрела снизу-вверх на подошедшего ближе парня. Он ждал ответов на вопросы, а я помнила свое обещание, хотя и не хотела делиться. Признавать, что ты проиграл, всегда сложно. А в этом раунде Север разбил меня в сухую.
— Тебя Леся подослала? — постаралась перевести я тему.
— Она волнуется.
Между нами повисла тяжелая пауза.
— Север? — произнес только одно слово Пашка, и я выдала все, что случилось. Начиная с нашего разговора в библиотеке и до пропавших — поправка — сгоревших, вещей.
Было отвратительно рассказывать о том, что кто-то может быть настолько прогнившим изнутри, чтобы совершать подобное потехи ради. Но, выложив правду, мне стало легче. Хотя до сих пор и потряхивало. Я обняла себя руками, чувствуя озноб. Скорее от нервов, чем из-за холода. Тяжёлая рука опустилась на плечи.
— Мы должны что-то сделать, — повернулся ко мне Пашка, и в его глазах вспыхнула решительность.
— Мы уже делаем, — осторожно освобождаясь от его рук, ответила я. — Смиряемся с паршивой действительностью.
— Очень смешно.
— А вот мне — нет.
Этот разговор — хождение по минному полю. В лучшем случае — бессмысленно. В худшем — опасно для жизни. Не хотела бы, чтобы мой единственный, после Леси, друг в академии пострадал тоже. Ведь Пашка, судя по тому, что я успела услышать, итак не пользовался здесь благосклонностью.
— Я сейчас серьёзно, Ди. Надо что-то предпринять.
Его голос стал громче. В кои то веки, я была рада, что в эту часть зала никто кроме фехтовальщиков не ходит.
— Например?
— Начнём с того, что расскажем в деканате. Сфотографируем шкаф, записку.
— Ты точно издеваешься. Как ты себе это представляешь? Заявиться к ректору с жалобой, что мне нечего надеть, ещё и фото пустых ящиков приложить? Да они рассмеются мне в лицо.
— Я подтвержу твои слова, — уверенно заявил парень. — И Леся подтвердит.
— Я не знаю, Паш. Меня никогда не учили жаловаться.
На секунду я задумалась, что если бы родители были живы, что бы они сказали?
Узнай они, что кто-то пытается меня обидеть, однозначно велели продолжать бороться. Хотя, что-то подсказывало — они помогли бы. Заступились.
— Ты же знаешь, я просто хочу тебе помочь?
Чувство одиночества в этот момент достигло критической точки. Может напрасно я отвергаю протянутую руку?
Пашка все ещё смотрел на меня глазами, полными огненного рвения.
— Ну хорошо, — ответила я, и мы вместе встали. А потом так же вместе зашагали обратно.
— Слушай, я знаю, не время, но так, чисто настроение тебе поднять. Может, в кино сходим? — произнес парень.
Пашка смотрел на меня, а я нервно соображала, чувствуя в голове тревожный звоночек. После случая на вечеринке, мы с ним ни разу не возвращались к теме самого-стыдного-недопоцелуя-года, и сейчас был не тот момент, когда хотелось ее поднимать.
