— Я тебя понял, Сорокина, — мрачно сказал он и расцепил ее пальцы. Перекинул сумку через плечо и, не слушая Катюхиных возражений, быстро спустился на два пролета вниз. Остановился у закрытой железной двери. Он сегодня полночи потратил на то, чтобы продумать модель собственного поведения с Катюхиным Карпоносом. Ужасно не хотелось снова включать быдлоспорщика, тем более что задача нынче у Ромы была совсем иная, нежели в прошлый раз. Но ни одной здравой идеи в голову так и не пришло. В ней то и дело всплывал аромат Катюхиных духов, затмевая любые разумные мысли, и так и тянуло встать, зайти в соседнюю комнату, убедиться, что Катюха по-прежнему спит в его квартире, вглядеться в безмятежное выражение ее лица, подтверждающее, что в ее снах не было места Карпоносу… И почему из всех окружающих ее парней Катюха выбрала именно этого недоумка? Он же ни в грош ее не ставит. Он вообще никого, кроме себя, любимого, не замечает. И как такому разъяснить, что за сокровище само плывет ему в руки? И заставить ценить это сокровище по-настоящему?
И денег на джин сегодня нет.
Рома нажал на кнопку домофона и вывалился в утреннее безветрие. В лицо неожиданно пахнуло весной, и Рома с удовольствием вдохнул запах подтаявшего снега. Надо же, как март с ходу взялся за дело. Пожалуй, и Роме следовало брать с него пример.
Он вгляделся в полумрак, убеждаясь, что машина Карпоноса по-прежнему на месте. Так и есть: стоит, гад, ждет! Поди и букетик приволок — извиняться. Это только Катюха страдала в уверенности, что она навсегда оттолкнула от себя принца своей мечты, а Рома знал: Карпонос своего не упустит. А дочь декана была самым что ни на есть «своим». Да и спор ему проигрывать было не с руки.
Рома выдохнул, успокаиваясь, досчитал до пяти и решительным шагом пересек двор. С силой стукнул в окно черной «хонды» и наклонился, зубоскаля.
— Что, пиво привез? — победно поинтересовался он. — Быстро ты, респект!
Негодование на физиономии повернувшегося к нему Карпоноса на мгновение сменилось удивлением и тут же снова затянуло вполне объяснимым раздражением. Он опустил стекло в машине и поморщился.
— Ты здесь откуда, убожество?
Желание немедля расквасить этому орлу орлиный нос Рома подавил. Начнем, пожалуй, с роли дурачка. Это становилось весело.
— Кто еще из нас двоих убожество! — усмехнулся он. — Зря ты на кафешечки свои разорялся: ночь-то Катюха со мной провела, а не с тобой! Так что один-ноль в мою пользу. Можешь уже денежки на пиво копить. Я, кстати, «Хайнеккен» пред…
Договорить он не успел. Карпонос резко открыл дверцу, едва не долбанув ею Рому, выскочил из машины и схватил его за грудки. Забавно. А нервишки-то надо лечить.
— Ты с ней спал? — выплюнул ему в лицо Карпонос. Дебильный вопрос! Рома закатил глаза и легко освободился от его захвата. Нда, кажется, герой-любовник куда больше разыгрывал оскорбленного, чем был оскорблен в действительности. Но сверху, с Катюхиного места, смотрелся этот спектакль весьма неплохо.
— Ну вот еще! — набычился Рома. — Чтобы потом из-под теплого одеяльца — прямиком в кирзачи и армейской кашей давиться? У нее знаешь кто папаша? Строев церемониться не станет, а у меня, знаешь ли, другие планы на ближайшие пять лет жизни.
Карпонос сделал шаг назад и внимательно на него посмотрел. Ага, кажется, начал осознавать, во что ввязался. И отступать-то особо некуда.
— На кой тогда спорил? — задал он резонный вопрос. Рома смерил его полным превосходства взглядом.
— А чтобы ты все испортил и Катюха ко мне жаловаться побежала, — с завидной наглостью сообщил он. — Я-то знаю, какая она, Катюха! Она в койку с первым встречным не пойдет, ей уважение надо! Уважение, понимаешь, Карпонос! А ты с ходу ей под юбку — вот и получил, на что нарывался. А мне она теперь доверяет: я-то ее за разные места не щипал, хоть и имел возможность покруче твоей. И у папаши ее я теперь тоже на хорошем счету: он уверен, что я Катюхе матан объясняю. Ну а дальше дело техники: падет эта крепость, никуда не денется. Так что извини, братан, что попользовался, но ты сам виноват: больно уж легко тебя на понт взять. В знак примирения обещаю не трепаться Константину Витальевичу о вашем вчерашнем непонимании. Идет?
Рома издевательски протянул сопернику руку, вполне понимая, как тот должен отреагировать. И Карпонос отыграл как по нотам, ударив его по руке, а потом еще и толкнув в грудь, чтобы очистить себе дорогу. Рома отступил на шаг и попал ботинком на ледяную корку. Нога тут же поехала, и сам он, не удержав равновесие, плюхнулся вниз — грузно, неловко, приложившись копчиком об землю, да еще и треснувшись о крыло карпоносовской машины головой. В ушах тут же загудело, и Рома зажмурился, не сдержав пары непечатных выражений. Карпонос хмыкнул, но добивать неожиданно не стал. Вместо этого только протянул руку и не слишком обидно заметил что-то о весьма скором возмездии.
Рома беззлобно послал его, а потом медленно вдохнул и выдохнул, то ли усмиряя боль, то ли принимая решение. Но побрататься с Карпоносом ему было не суждено. Катюха налетела вихрем, оттолкнула своего кавалера, наградила его уничтожающим взглядом и присела рядом с Ромой. Взволнованно стиснула его руку.
— Ты как?
Кто из них с Карпоносом сильнее обалдел от ее эффектного появления, Рома не знал. Но победителем себя неожиданно почувствовал. Классное ощущение!
— Нормально, Катюх, — со всей искренностью заверил ее он. — Поскользнулся…
— Ну да, ну да, видела я, как ты поскользнулся! — зло заявила Катя и бросила на ошалевшего Карпоноса еще один убивающий взгляд. Потом повернулась к Роме и попыталась стянуть с него капюшон. — Дай посмотрю, вдруг разбил?
Аромат ее духов снова стал дурманить, вырывая из дворовой первомартовской действительности, и только резкий голос сверху заставил вернуться на грешную — холодную и скользкую — землю.
— Катя! Надо поговорить!
Ага, разбежался: Катюха и ухом не повела. Она терпеть не могла грубость. А Карпонос уже во второй раз прокололся.
И все же не отступал.
— Катя, давай поговорим! — упрямо повторил он. — Пойдем в машину. Ничего с этим типом не случилось: он сам упал. Сам и поднимется!
Катя напряженно сдвинула брови, и Роме показалось, что на ее щеке блеснула мокрая дорожка. Угрызения совести не заставили себя ждать. Вот черт, Катюха же влюблена в этого типа и явно молча страдает сейчас от разочарования в своем избраннике. А Рома пользуется ее заблуждением вместо того, чтобы развеять Катюхины сомнения и вернуть ей веру в возлюбленного. А ведь это так просто сделать.
— Давай, Катюха, топай к нему! — чуть истерично отодвинулся он и отбросил ее руку. Кажется, в нем пропал неплохой актер, но вовсе не эта потеря жгла душу мерзкой кислотой. — Не теряйся, пока он не передумал! У него машина вон — это не со мной в автобусе зад морозить!
Рома вскочил, старательно соображая, как заставить Сорокину понять его замысел. Судя по недоумению в голубых глазах, ему это не удавалось.
— Ты чего, Ром? — с обидой произнесла она, тоже поднявшись. — Никуда я с ним не поеду! После того что он с тобой сделал…
— Да ничего я с этим придурком не делал! — буркнул где-то в полумраке Карпонос, но Роме он сейчас только мешал.
— Ничего он со мной не делал! — повторил Рома и сузил глаза. — Поскользнулся, упал, сказал же! Так что нечего меня тут жалеть — при своем хахале! И так уже все уши прожужжала его добродетелями — прямо ангел во плоти! Куда до него рубахе Давыдову? Только и у меня есть свое достоинство, ясно?! Так что спектакли свои перед кем другим разыгрывай! А я больше в них не участвую!
— Спектакли здесь только ты разыгрываешь, убогий, — сообщил Карпонос и шагнул к Кате, но она в его поддержке тоже не нуждалась.
— Рома!.. — предупреждающе проговорила она, но пока еще не отступила, и Роме пришлось пускаться во все тяжкие.
— Что, Сорокина, нечем крыть? — поднажал он, отлично зная, что обижает Катюху, и мысленно ругая ее за недогадливость. — С десятого класса меня динамишь, а я все жду, как дурак! Вдруг у Катюхи если не чувства, так хоть совесть проснется? Но нет у тебя совести, Сорокина! Я тебе исключительно как жилетка и нужен — плакаться ко мне бегать! Только больше на это не рассчитывай! Вон у тебя теперь новая жилетка есть! Даже не жилетка, а целый пиджак с рукавами и авто в придачу! Пользуйся, пока ему не надоело! А я тебя чтоб больше не видел! Папаше привет!