С ней у него все было "особое", начиная с момента знакомства и момента, когда он ее увидел. Не просто как человека, не соседку Веснушку, а женщину.
У них не было свиданий, не было вот этого мужского "вау" при взглядах на нее. Какие "вау" если она буквально росла на его глазах и вообще была не в его притязательном вкусе. Но он хорошо помнил, как в какой-то момент все изменилось. Как неожиданно она внедрилась в его мысли, и он словно сошел с ума. Действительно ощущал себя чокнутым, потому что не мог думать ни о ком другом.
Цели затащить ее в свою постель у него не было, наоборот, он категорически исключал этот факт. Но не потому что она его не привлекала, скорее наоборот. Он действительно словно помешался и в один момент пересек черту… и сразу понял, что ему мало. Что хочет еще. Он даже готов был забрать ее с собой в Америку, а потом ее, влюбленную в него по уши вчерашнюю школьницу, словно подменили…
— Ты здесь? — обернулась она и, кажется, смутилась. — Я не слышала, как ты подошел. Как там Валюша?
— Она играет в какую-то жуткую куклу с большой головой.
— Надеюсь, ты ничего ей не сказал? — в голосе проскользнула тревога.
— Например?
— Ты сам все понимаешь.
Он протиснулся на кухню и опустился напротив нее на диван кухонного уголка. Сцепил пальцы в замок, наблюдая, как подрагивает в ее руках нож.
— Нет, я ничего ей не сказал.
Она сжала губы и скупо кивнула, склонившись над доской так, чтобы он не видел ее лица. Она волновалась, он видел это и понимал абсолютно четко. Да и сам он не чувствовал себя совершенно уверенным, что было ему несвойственно.
Слушая размеренный стук ножа, он осмотрел кухню: маленькая, тесная, с дешевым кухонным гарнитуром из шпона и сдержанной расцветки занавесками на окне. Но что больше всего его поразило, это абсолютная чистота. Ни крошки, ни пятнышка, ни оставленной где-то на подоконнике кружки с забытым пакетиком чая. Именно такой он ее и помнил: аккуратная, чистая, не страдающая вещизмом. Только раньше она точно была более открытой.
— Почему ты переехала именно сюда?
Она подняла на него взгляд и, столкнувшись с айсбергом его внимательных глаз, снова опустила.
— Потому что этот дом в шаговой доступности от детского сада и моей работы.
— Здесь не самый лучший район.
— Нам нравится.
— Я думаю, вам нужно переехать отсюда куда-то в более подходящее место.
Она прекратила резать редис и снова окинула его настороженным взглядом.
— Это еще почему?
— Потому что урна возле дома забита пустыми бутылками и на первом этаже я увидел валяющийся в углу шприц. Здесь небезопасно. Как вообще ребенку можно расти в подобных условиях?
— У нас нормальные условия и я никуда не собираюсь переезжать.
— Все расходы я беру на себя. Подыщем хорошую просторную квартиру, частный детский сад с нормальной охраной и…
— Нам. Нравится. Здесь, — чеканя каждое слово, отрезала она. — И мы никуда отсюда не уедем. С чего ты вообще решил, что я хочу что-то менять в своей жизни? Не хочу, меня все устраивает.
— Да почему ты такая упертая? — сам от себя того не ожидая, взорвался он. — Я пытаюсь, изо всех сил пытаюсь по-хорошему, но ты делаешь невозможное, чтобы все испортить! Я просто хочу принять какое-то участие, помочь.
— А кто тебе сказал, что мы нуждаемся в помощи? Я хорошо зарабатываю, и нам ничего от тебя не нужно! — гордо вскинув подбородок, она взяла доску и одним взмахом ножа скинула овощи в большой прозрачный салатник. — К тому же я уверена, что тебе есть на кого потратить свои деньги.
— И о ком это?
— Ни о ком, — отвернулась, перемешивая что-то скворчащее в маленькой сковороде. Он не понял о чем речь, но тему развивать больше не захотел. Вздохнул, ощутив, что запарился. Причем во всех смыслах.
Стянув пиджак, стоимостью как четыре ее кухонных гарнитура, небрежно бросил на свободный табурет. Расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке.
Она, орудуя деревянной лопаткой, косо проследила за его манипуляциями.
— И что теперь будет? — задала неожиданный вопрос.
Он поднял на нее рассеянный взгляд.
— Ты это о чем?
— Ну, пиджак, портфель с документами… Это было очень важно?
Перспектива работать в Сколково? Нет, что ты.
— Разберусь.
Ему показалось, что она хотела спросить что-то еще, но будто передумала. Выключив под сковородой огонь (он готов был поклясться, что не видел таких плит тысячу лет!), открыла навесной шкаф и потянулась чтобы достать тарелки. Но то ли она сильно волновалась и не следила за движениями, то ли агрегат для хранения посуды стоял неудобно, но хромированная стойка была задета и штук пять-шесть тяжелых стеклянных крышек поехали набок, грозясь обрушится на пол горой осколков.
Реакции Вишневского позавидовал бы даже спринтер: он резко подорвался с места и успел перехватить бандуру ровно за секунду до катастрофы.
— Я так и знала, что когда-нибудь это наверняка произойдет! — взволнованно охнула она, явно чувствуя себя неловко от такой его вопиющей близости.
А он действительно был непростительно близок: стоял позади, тесно прижавшись к ее спине. Он ощущал, как упираются в его грудь ее острые лопатки, и кое-кто пониже — прямо в пах.
Эй, это запретный прием, мы так не договаривались!
Секса у него не было ну недели полторы. Не много, да, но и не так мало, чтобы организм молниеносно не отреагировал на не намеренную провокацию.
Отреагировал так, как и положено реагировать организму молодого мужчины в его здоровые двадцать семь.
Сейчас, находясь так близко, ощущая ее запах, ее тело, он вспомнил. Вспомнил все. И от этого почувствовал еще больший разгон тестостерона. Тот мчался по венам, спеша в сконцентрироваться в стратегически важном месте. И кажется, та прыть, с какой его организм принялся качать топливо мужского либидо, ее даже испугала.
Она обернулась на него, изо всех сил пытаясь скрыть во взгляде то ли удивление, то ли возмущение, а он, в свойственной ему манере, даже ухом не повел, не отойдя при этом ни на шаг. И порадовался, что люди не умеют читать чужие мысли, потому что думал он сейчас о том, что давно уже не хотел заняться сексом так неожиданно и так остро. По-взрывному.
Он вдруг явственно представил как смахивает со стола все эти нелепые солонки и приподняв ее за бедра…
— Ма-ам, я есть хочу, — раздалось где-то совсем возле двери.
Она резко вздрогнула и, облизав пересохшие вдруг губы, не сводя взгляда с Вишневского проговорила наигранно бодро:
— Конечно, иди сюда, я уже все приготовила.
Валюша прошлепала на кухню и, подойдя к столу, забралась на растущий стул, усадив рядом свою игрушку. По очереди посмотрела на испуганную маму, на дядю со странным выражением лица.
— А ты будешь есть с нами? — серьезно спросила у Вишневского, и тот кивнул, не отрывая взгляд от застигнутой врасплох бывшей.
— Конечно. Я очень голодный.
Аглая опустила глаза и абсолютно точно покраснела.
Сцена, что только что произошла между ними в его планы не входила, он не планировал ее соблазнять, не собирался посягать на ее честь и уж точно не думал делать что-то силой. Но теперь вдруг явственно понял, что если бы ребенка не было дома, то вечер определенно получился бы томным.
Часть 11
* * *
Ужин оказался простым и действительно вкусным, ничего особенного: паста с каким-то домашним мясным соусом, салат из овощей. Вишневский орудовал вилкой и искоса посматривал на свою дочь, которая копалась в салатнице, выковыривая кольца редиса. Потом взглянул в свою тарелку, где в стороне гордо высилась розовато-белая горка. Улыбнулся.
— Тоже не любишь редис?
— Фу, нет. Он горький.
— Зато полезный, — тоном строгой, но справедливой учительницы, вмешалась в беседу Аглая. — Ешь, — а потом Артуру: — И ты тоже.
На нее он посматривал так же, пытаясь понять, как себя ощущает в этот момент. Что чувствует. А чувствовал он что-то определенно.
