Он перевел взгляд с зеркала на дорогу и просто не смог не улыбнуться. Потому что он видел, как она старается делать вид, что не волнуется. Что ей все равно их такое близкое присутствие друг к другу, буквально на расстоянии вытянутой руки. И отвечала она так специально грубо, чтобы случайно не обнажить настоящую себя.
Все он видел и понимал. В ней. А вот в себе пока нет.
* * *
В Сколково он опоздал.
Пока доехали до МКАДа, из-за черепашьей скорости потратили уйму времени, плюс попали в большую пробку, на которую убили сорок драгоценных минут.
Это же Сколково, дубина, — укорял он себя. — Там за тобой месяцами бегать никто не будет. Надо было ехать сразу туда!
Может, и надо… но он вот не поехал, а повез девочек домой. В их съемную двухкомнатную квартиру на окраине города.
Притормозив у подъезда, он шумно выдохнул, провел руками по лицу, стирая нервозность и накопившуюся усталость. Бросил косой взгляд на соседнее кресло, на котором уныло лежала папка с важным инновационным проектом, над которым он усердно работал последние два года.
— Что-то случилось? — сменив гнев на милость, тихо спросила она, просунув голову между передними сиденьями.
— Да так, ничего особенного. Всего лишь только что похерил одно важное дело, от которого зависело мое будущее.
— Это из-за нас, да? Ты же куда-то торопился… Опоздал?
Абсолютно и необратимо.
Он обернулся и снова вздохнул, окинув ее уставшим взглядом.
— Не бери в голову.
Она тоже посмотрела на краешек торчащей папки, потом оценила его строгий в этом костюме вид.
— Я же говорила, что мы сами, на такси. Не надо было, Артур.
— А я сказал, что уже не важно.
На заднем сидении закопалась Валюша. Подняла на них сонные глаза и сладко потянулась.
— Мы что, уже приехали?
— Да. Видишь, вот наш дом, — Аглая смахнула с запотевшего стекла влагу и указала пальцем на подъезд.
— Я есть хочу.
— Сейчас мама что-нибудь быстро для тебя приготовит.
— А для меня? — спросил Вишневский. Черт знает зачем, он и есть-то не хотел. Вырвалось само собой.
Она посмотрела на него не скрывая во взгляде тот же немой вопрос: "и зачем?".
— Ну а что, — продолжил он, решив, что посмотреть как они живут ему очень интересно. И вообще необходимо, все-таки там обитает его дочь. Чем не легальный повод попасть на закрытую территорию? — Я, между прочим, тоже голодный.
— Не думаю, что мои блюда тебя впечатлят.
— Если ты готовишь как твоя мать, то очень даже.
— Ты шутишь сейчас?
— Да нет, почему же, я абсолютно серьезен.
— Мам, а давай его покормим, — серьезно вмешалась в беседу Валюша, и Вишневский не смог сдержать смех — редкого в его перечне эмоций гостя. Покормим, как заблудившегося кота. Хотя он по сути им и был, наверное. Заблудший нагулявшийся кот, который устал от сытой жизни.
— Ну давай покормим, — тоже едва скрывая улыбку вдруг согласилась Веснушка.
Решено. Вишневский выбрался из машины и, втянув голову в плечи, спасаясь от моросящего дождя, вместе с ними забежал под козырек подъезда.
Часть 10
* * *
Квартира их оказалась хоть и довольно уютной, но катастрофически маленькой. Все такое тесное, узкое, неудобное. Зайдя в ванную помыть руки он там едва поместился, потому что со всех сторон подпирали стиральная машина, корзина для белья, раковина. Ад клаустрофоба.
Конечно, он был наслышан о "прелестях" типовых хрущевок, но бывать в них до этого дня не доводилось. Всего две комнатки, прихожая, кухня, ванная, совмещенная с санузлом…
— Тут мои игрушки, смотри, — потянула его за руку Валюша, затаскивая в маленькую комнату. — Это Лева, а это Пелёнок.
— Пелёнок?
— Так его зовут, — она взяла из корзины маленького белого мишку и сразу же включилась в игру: принялась с ним возиться и даже разговаривать, словно тот что-то понимал. Потом этого ей показалось мало и она вытряхнула на пол ворох разнообразных игрушек — он лохматых и полностью раздетых кукол Барби, до пластикового набора инструментов.
Вишневский поднял немного погрызанный молоток, потом гаечный ключ.
— Так она девочка или все-таки мальчик? — пошутил, обернувшись на Веснушку, что сложив руки на груди наблюдала за ними в дверном проеме.
— Когда в доме нет мужчины, гвозди приходится забивать самим. Да, Валюш? — подмигнула дочери, а потом перевела взгляд на Вишневского: — Мне приготовить там надо, а ты можешь… не знаю… хочешь, я включу тебе телевизор.
— Я пока здесь побуду, если можно.
Ответила она не сразу, подумав.
— Хорошо. Только…
По ее взгляду он все сразу понял. "Только ни слова ей!"
— Я понял.
Она с облегчением выдохнула, но основное напряжение все равно никуда не делось.
— Валюш, побудешь здесь с дядей, хорошо? Я буду на кухне.
Девочка кивнула и снова с головой погрузилась в игры.
— "Смотри не ляпни тут чего-нибудь!" — предупредил перед уходом ее строгий взгляд.
— "Разберемся!" — так же мысленно ответил он.
Когда она скрылась на кухне, почти сразу раздался шум воды, звон посуды и щебет радио. Звуки кухни, которых в своей жизни он в общем-то и не слышал.
На его памяти мать никогда не готовила сама, за нее это делала Галина и обычно он спускался в столовую когда стол уже был накрыт. Поэтому сейчас, улавливая настолько домашние звуки ему стало даже немного не по себе, словно он вероломно вторгся без спроса в чужую жизнь.
Жизнь, в которой его не ждали.
Или наоборот?
Он опустился в кресло и, сцепив пальцы рук, осмотрел комнатку оклееную веселенькими обоями. Бежевые занавески, горстка цветных карандашей и фломастеров без колпачков на столе и разрисованный непонятно чем альбом…
Здесь все эти годы жила его дочь.
Не то, чтобы они нуждались, но и не шиковали однозначно. И от этого он испытывал неоднозначные чувства.
Они могли бы жить совсем-совсем иначе, не будь она настолько упертой!
Он никогда не думал о том, что у него будут дети, точнее, не размышлял об этом в серьезном ключе. Не визуализировал, не придумал им имена, не фантазировал, на кого они будут похожи. Дети были для него чем-то… иллюзорным. Где-то они безусловно есть, но не у него.
И вот у него теперь есть дочь. Маленькая девочка с серьезным взглядом, которая размышляет совсем как взрослая. Которая в свои годы уже умеет за себя постоять.
Чего только стоит тот ее водяной пистолет!
Поднявшись, он подошел к комоду и взял в руки рамку-коллаж с фотографиями. С десяток мелких карточек, красочно рассказывающих о том, как же они жили все эти четыре года.
Вот Веснушка, слегка осунувшаяся и бледная, но все-таки счастливая, держит в руках розовый сверток возле дверей перинатального центра. Вот она же с коляской, а на следующей держит на руках маленькую дочь, из хохочущего рта которой торчат два нижних зуба.
Она жила и справлялась без него, явно же было трудно, материально наверняка.
Почему нельзя было просто позвонить и все рассказать? Почему?
Он не был настроен агрессивно, может, унылая погода повлияла или он просто устал, но расспросить ее обо всем хотелось. Тем более она вроде бы тоже убрала свои колючки. Отличный момент.
Поставив рамку на место, он вышел из комнаты и пошел на звуки, доносившиеся из кухни.
Она колдовала над разделочной доской, нарезая овощи и не увидела, как он вошел, что дало ему время просто посмотреть на нее не привлекая к себе внимания.
Скучал ли он по ней все эти годы? Он сам не понял, почему вдруг подумал об этом. И понял, что вопрос был поставлен не совсем верно. Скучают, наверное, немного при иных обстоятельствах долгого расставания. Уж точно не как у них. Не когда тебя цинично кинули, сказав, что "мечта сбылась". Быть мечтой неплохо, но точно не такого рода.
Скажем так: он болел. Болел, не видя ее. Всеми нейронами своего, без преувеличения — острого ума, пытался избавиться от навязчивых мыслей. И это получилось, конечно. Не сразу, но ему удалось отпустить то, что было. Удалось найти компромисс с собственным эго. Но где-то там, в глубине его циничной души, для нее было отведено особое место, куда он никого не пускал.
