— Но ведь всё равно уеду… скажи мне… зачем? Зачем мне учиться так далеко от тебя?.. Я даже не уверена, что я вообще хочу учиться… и кем я в итоге буду?.. Для чего мне жить в огромном городе одной, если всё что я хочу… это быть с тобой?! Это ерунда какая-то.
— Не ерунда… образование нужно, ты сама это знаешь, ведь знаешь, рыбка?
— Знаю… Но… я и тут могу получить образование… какая разница… я просто не хочу уезжать.
— У тебя редкая специализация, тут такой нет, Лина, я узнавал… — очень тихо.
— Другая?
— Эй, брось, мне нужна образованная жена… Осталось четыре года всего, — пересмешки, кажется, резвятся.
— Четыре? Всего! Четыре!
— Я тебя больше ждал… так что да, всего четыре, и потом, у тебя будут каникулы, я могу приезжать… время быстро пробежит. Ты совсем недавно за билетики из листьев сирени меня во двор пускала, а теперь смотри… ты рядом, красивая, взрослая, привлекательная…
— Привлекательная… Я рыжая.
— Я люблю рыжих и, особенно, тебя.
— А ты не боишься… что… ну… кто-то ещё найдёт меня привлекательной?
Чем-то блеснули усмешки в глазах.
— Уверен, что найдёт, но ещё я уверен в тебе…
— Почему?
— Потому что я уверен в себе.
— А я вот не очень, — скорее коленкам.
— Иди-ка сюда, — присаживаясь спиной к тому же ковру, сажая на колени Лёшку. — Почему ты не уверена?
— Ты же парень!
— В общем да, если прямо сейчас ты опустишь руку вниз, ты в этом убедишься.
— Я уже убедилась, — упираясь бедром в очевидное доказательство его гендерной принадлежности, — ты парень… а парни только об этом и думают!
— Не могу спорить, когда ты сидишь вот так… я не могу думать ни о чем другом… но вообще… кто тебе это сказал? Есть о чем подумать парням.
— О чем?
— Футбол, дождь, плитка тротуарная… знаешь, сколько я думаю о ней? Огороды бабушкам перекопать, у меня их две… о сестрице своей, бестолковой, думаю…
— Ты заговариваешь мне зубы, ты ведь знаешь, что я имею в виду… — в коленки, от стыда.
— Знаю. Пожалуйста, я не могу говорить с тобой, когда ты говоришь с коленками… Смотри на меня, хорошо?
— Хорошо… — всхлипывая.
— Ты моя единственная женщина, я даже не думал никогда, что мне придётся тебе это говорить… но это так. Пока тебя нет, у меня нет никаких связей, постоянных или случайных… Я понимаю, что есть основания не верить, я понимаю, что это звучит странно, я сам себе порой не верю… Но для меня это важно, важно быть, в физическом плане, только с тобой. Я так долго ждал тебя, так боюсь потерять, что эти четыре года ничто… они просто пройдут. Потом мы поженимся, ты же выйдешь за меня замуж?
Вадька никогда не говорил о женитьбе, но Лёшка всегда знала, что это неминуемый итог их любви, что это когда-нибудь случится… обязательно.
— Конечно.
— А пока просто не думай об этом… не думай об обстоятельствах, над которыми ты не властна. Просто верь мне. Я же тебе верю. Безоговорочно.
Больше Лёшка не думала….
Через полгода Вадька женился на другой…
Сейчас Вадька сидел в её комнате и так же убедительно говорил: «Останься». И предлагал поверить. Безоговорочно. Только Али теперь умела думать, анализировать и просчитывать. Просчитывать, с точностью до минуты, наступление боли.
— Уйди, — в подушку.
— Боюсь, что нет, я не уйду… Ты же осталась там, со мной… почему сейчас ты не хочешь даже подумать?
— Это нерационально!
— Рационально… Боюсь, рыбка, рациональность и я не очень дружим, если речь о тебе.
— Пфф… — глядя в глаза без пересмешек. Так странно.
— Я тебя обманывал. И обманываю.
Всё встало на свои места. Всё так, как и должно было быть, группировалось в сознании, выстраивалось линией обороны.
— Я обманываю тебя, я вовсе не собираюсь принимать любое твоё решение… и не приму. Единственное решение, которое я приму — это ты, здесь, со мной. Ты не понимаешь, в каком я отчаянии сейчас. Я всерьёз рассматривал вариант просто не выпускать тебя из своего дома… ты одна, рыбка, кто бы тебя стал искать?.. Я потерял тебя один раз, по собственной глупости, малодушию, и не позволю этому случиться второй раз… ни при каких обстоятельствах.
— Ты… не понимаешь, всё изменилось.
— Прекрасно понимаю, ты изменилась, я вижу… Я изменился, мир, чёрт возьми, изменился, моя любовь к тебе не изменилась, и я просто не позволю себе просрать этот второй шанс, даже если ты его не видишь.
— Я не одна! С чего ты взял? У меня есть… — Али замирает. А кто он ей, такой же разносторонне развитый, спокойный, без вспышек пересмешек, со встречами два раза в неделю, планируемыми и удобными? — Партнёр, бой-френд, парень, мужчина…
— Да хоть Папа Римский у тебя есть! Мне плевать! Я сделаю всё, чтобы ты осталась тут, со мной.
— Тебе плевать, есть ли у меня мужчина? — потому что Али не плевать, есть ли женщина у Вадьки, и от понимания этого «не плевать» хотелось забраться под одеяло и никогда не закрывать глаза, чтобы вспышки не били по векам.
— Ты — моя единственная, разве может меня кто-то заинтересовать после запаха ирисок?
— Как это, «что я буду делать, если захочется?», у взрослых мальчиков свои секреты, — сквозь смех.
— Лина, я каждый день принимаю решения, изо дня в день. И принимаю последствия этих решений, вне зависимости от того правильные эти решения или нет, последствия всё равно наступают. То, что с нами произошло — последствия моего решения, и твой мужчина или даже мужчины — тоже последствия. Мне нет дела, сколько их было и были ли… на самом деле мне насрать, даже если ты замужем, прости, рыбка… Я уведу тебя у любого… партнёра. Всё, что имеет значение — ты здесь, со мной. Я не говорю, что нам надо попытаться… я говорю, что я буду бороться за тебя. Ты сильно изменилась… если бы ты была не рыбкой, а русалкой, — пересмешки вернулись, — я бы сказал, что у тебя забрали голос, а взамен ранили ножки… Я пойду на любые уступки, любой компромисс, на любые твои условия, моё остаётся неизменным — ты тут, со мной. Считай, что я сужаю тебе коридор для манёвров, не сужая сам арсенал…
Очень сложно было слушать голос разума, когда хотелось пить, когда перед глазами мелькали мурашки, и виски раскалывало от неправильных желаний, неразумных и непродуманных, заранее проигрышных комбинаций и недостижимых целей.
— Я пить хочу…
— Сиди, я сейчас.
Через некоторое время, выйдя на кухню, Али с удивлением нашла, что подвал, куда можно попасть, подняв дверку в полу, открыт.
— Эй, что ты там делаешь?
— Тут был компот, клубничный. А, вот он…
— Откуда ты знаешь? — глотая слезы. Клубничный компот с прошлого лета… Этот пыльный город лишал Али главного — контроля.
— В любом подвале должен быть клубничный компот, — пожимая плечами, отводя пересмешки в сторону.
— Вадим?
— Твоя бабушка… она дружила с моей.
— Тёть-Галь? Помню…
— Последние полгода она себя плохо чувствовала, пока совсем не слегла, не плачь рыбка, это жизнь… Я привозил продукты, помогал тут по мелочи, мы разговаривали, она всё вспоминала… отца твоего, редко о тебе говорила, со мной… Только сокрушалась, что ты у басурманов живёшь, — прыгнули пересмешки.
— Она лежала? Но почему? Почему мне никто не сообщил?!
— Не хотела тебя беспокоить, говорила — билеты дорогие, а от твоего приезда она не поправится… только тебя расстроит, она очень боялась тебя расстроить… Говорила, у тебя срыв был сильный… когда родители твои погибли… Санитарочка приходила дважды в день, ба моя, когда могла, и я иногда… пожалуйста, Лина, не плачь.
Всё становилось слишком сложным, слишком зыбким, слишком неправильным, когда Али просто засыпала под размеренное: «Рыбка, не надо плакать, это жизнь, так бывает, ты знаешь…»
Утром Али пошла на уступку, она решила воспользоваться коридором, который ей выделил Вадька, но нужно обсудить нюансы, необходимо договориться, спланировать, решить. Решать и просчитывать всегда проще, чем плакать под ветром кондиционера над трёхлитровой банкой компота.
