— И от кого вы меня могли защищать? — я все еще возмущаюсь, но их спокойное, даже расслабленное поведение, подкупает. И говорят они открыто, могли бы просто соврать, я — доверчивая душа — во все поверю.
— Все дело в Ричарде.
— Мы расскажем тебе все, когда вернемся. Ты сможешь подождать немного? Сейчас нам правда пора выдвигаться обратно, чтобы не провалить дело, — Оуэн целует меня в лоб, я киваю, выстраивая все новые известные мне переменные в единое уравнение.
На обратном пути, мне звонит обеспокоенная Вероника. Я заверяю ее, что со мной все в порядке. Дома меня ждет допрос, на котором я расскажу все, что произошло со мной от первой встречи ними до этой самой минуты. Меня переполняет волнение, которое необходимо с разделить хоть с кем-то.
6
Мы разговаривали с Вероникой до пяти утра. Она привыкла не спать по ночам, а я знала, что завтра выходной, и я смогу целый день проваляться в постели. Мы выпили все, что было в холодильнике, сначала алкогольное, потом безалкогольное, съели все закуски и перешли на тосты с джемом. В пять утра это казалось логичным. Подруга слушала меня почти не перебивая, только раскрывала рот от удивления и тут же прикрывала рукойю Надо признаться, делала она это довольно часто, поэтому ярко-красный маникюр весь вечер мелькал перед моими глазами. Честно говоря, я была удивлена тем, что она не допускает лишних шуточек, не фыркает, не закатывает глаза. Она слушала внимательно и только удивлялась.
Я все еще сидела в том платье с тонкими бретельками, еще ощущала пальцы Оуэна на коже и сгорала от одного воспоминания о поцелуях Аарона. Никто и никогда не целовал меня также жадно, как он. Даже Оуэн.
В пять утра Вероника достала сигареты, которые хранила на всякий случай в самом дальнем углу тумбочки, мы вышли на улицу и пошли вниз по улице. Если идти довольно долго, то мы могли бы прийти к берегу, но не дойдя до пляжа, мы устроились в небольшом сквере. Я часто гуляла в этих местах, но я никогда не замечала его раньше, даже удивительно.
Рассветное солнце поднялось над горизонтом, но пряталось за невысокими домами Санта-Моники. Пальмы раскачивались на ветру, но в сквере под большим раскидистым кленом было безветренно и спокойно. На дорогах не было машин, как и пешеходов. Только пара отчаянных серферов спешили к океану, чтобы поймать утреннюю волну.
Спать хотелось невероятно, но сильнее этого я хотела узнать, что думает Вероника обо всем том, что я ей рассказала. Мы дружили довольно давно, чтобы быть самыми близкими людьми, поэтому от ее мнения в какой-то степени зависело и мое.
— Я думаю, что это либо самые лучшие твои отношения, — она затянулась в последний раз и потушила сигарету. — Либо это самые худшие, хуже чем то, что было с Ричардом, или Патриком, или Джеком. А еще как звали того ирландца, который обманывал тебя и оказался женат? У него было жутко-непроизносимое имя.
— Адрен.
— Точно, Адрен.
Мы рассмеялись.
— А как понять, что из двух вариантов меня ждет?
— А вот это, дорогая моя, тебе придется проверить эмпирическим путем. Причем, если ты будешь ждать дурного, это с тобой и случится, а если будешь верить в лучшее, то, возможно, вам троим повезет.
И когда Вероника стала философом? Мы посидели еще некоторое время, я затянулась горькой сигаретой в последний раз. Мы пошли обратно, руки и волосы пахли дымом, во рту было горько. Мы бросили курить вместе года четыре назад, но каждая из нас курила в тайне друг от друга еще около года. Потом мы справились с этой привычкой, но уже поодиночке. Иногда пройти какой-то путь лучше одному. Сейчас мы иногда нарушаем правило и выуживаем сигареты из дальней полки, но случай должен быть из ряда вон выходящий, как этот.
— Знаешь, из нас двоих, я бы никогда не подумала, что ты вступишь в полиаморные отношения. Ты такая правильная, ходишь в гости к брату на выходных, всегда его слушаешься, твои тетя и бабушка ждут от тебя внуков. Мне казалось, что ты выйдешь замуж в белой церкви, бросишь букет мне в руки, родишь ребенка и назовешь его католическим именем.
— Мы не католики.
— Неважно, — смеется Вероника.
Мы возвращаемся в дом, где царит хаос после нашей бессонной ночи. Мысленно надеялась, что Катрин не вернется утром и останется ночевать у парня. Я обязательно устрою уборку, когда проснусь, думала я в тот момент.
В полдень меня разбудил сигнал сообщений. Обычно во всех чатах, даже в рабочем и семейном, я отключаю сигнал оповещения. Значит, кто-то писал мне в личку, а это могло быть срочно. С трудом беру телефон и вижу, что в одном из чатов оповещения включены и название странное: «Three».
Аарон: «Разбудил?».
Аарон: «Прости. Как ты?».
Я: «Все ок. Я дома, но вы и так об этом знаете. Как добрались до Сан-Диего?».
Аарон: «Все хорошо не переживай. Оуэн за рулем и желает тебе хорошего дня».
Я: «Спасибо ему. И тебе».
Аарон: «Мы напишем, когда вернемся в Лос-Анджелес».
Я: «Ок».
Звук в этом чате я оставляю включенным, рука просто не поднимается его отключить. Но за два дня никто ничего не написал — ни я, ни они. Я не придумала, что у них можно спросить, а они, вероятно, были заняты делом. Я только проверяла, как часто они появляются онлайн, это для меня значило, что с ними все в порядке. Когда они вернутся, я спрошу насколько опасна их работа, случаются ли перестрелки, могут ли они пострадать на задании, и как мне связаться с их офисом, если они не будут выходить на связь дольше, чем положено.
Два дня проходят быстро, в свой выходной я проспала весь день, а остаток дня занималась домом, ходила за покупками и в прачечную. На второй день я предвкушала встречу с Оуэном и Аароном. Но после обеда в чате сообщений не было, и в четыре часа дня никто из них не написал. В шесть часов вечера я не выдержала и спросила, вернулись ли они, как обещали. На что Оуэн довольно холодно сообщил, что они задерживаются и позвонят завтра. И с этого момента время стало медленным и тягучим, как болото. Я еле-еле завершила работу, последний клиент, возможно, оставит негативный отзыв на сайте компании, потому что я не была достаточно внимательна к ней. Но мне все равно, я иду домой самой долгой дорогой, захожу в кафе, чтобы не готовить дома, беру холодный кофе на вынос, и в заключение покупаю мороженое. Мне так о многом хочется их спросить, мне так сильно хочется чувствовать их тепло, что это становится невыносимым. И прихожу домой совершенно разбитая и практически сразу погружаюсь в сон.
Следующий день проходит бодрее, потому что я заставляю себя не думать о них, не возвращаться мысленно в ту постель, где мне было хорошо. Непозволительно, чтобы настроение женщины настолько зависело от мужчины. Я и есть мое настроение, я сама контролирую свой день, и он будет именно таким, как я решу. Осмелев, я даже флиртую с мужчиной, который пришел на процедуру к коллеге. Все утро у меня не было времени проверить телефон, я отключила звук, чтобы не отвлекаться от работы и в душе надеялась, что когда во время обеденного перерыва буду проверять сообщения и звонки, в том самом чате будет хотя бы пару слов. Мои надежды оправдались.
Оуэн: «Подъезжаем в LA».
Я: «Как работа?».
Оуэн: «Есть еще кое-что, что нужно завершить по приезде, но вечером мы хотели встретиться. У тебя есть планы?».
Читаю сообщение и понимаю, что все эти дни я ждала встречи с ними, и мне хочется тоже заставить их ждать. Во мне проснулась стерва, и я не намерена давать ей обрано уснуть, пока она вдоволь не набесится. Звоню Катрин.
— Привет, вы меня потеряли, да? — сходу отвечает она.
— Да, сколько тебя уже не было дома? Неделю?
— Полторы.
Режим «работа плюс отношения» практически вычеркивают подруг из жизни. Когда первая страсть в поутихнет, пара начинает больше времени проводить в компании друзей. Я проходила это каждый раз, когда вступала в отношения, и каждый раз Катрин и Вероника тактично напоминали о себе. Без скандала и приступов ревности они просто предлагали вместе поужинать. Пару часов всегда можно найти. Сейчас я поступала ровно также, как мои подруги, я просто хочу напомнить Катрин о нашем существования. Да, день я выбираю не подходящий, можно было это сделать вчера. Возможно Оуэн и Аарон завтра снова уедут на работу, и все, что у нас есть это несколько часов этой ночи, но я просто обязана была удовлетворить внутреннюю стерву, которая не хотела бежать к парням по первому зову.
