А потом еще пару часов таращилась в неполную темноту городской ночи, разбираясь не то что с мыслями — чувствами. Мы ведь люди взрослые, и давно знаем, что ощущать-оценивать мужскую (женскую) привлекательность вполне нормально, совершенно не аморально (если не предпринимать шаги по направлению к той самой аморальности).
Потому не стоит себя виноватить, что я на какую-то минуту расслабилась рядом с Черкасовым. Это всё гормоны!
Стас позвонил как раз вовремя, словно почувствовал, что мои мысли неожиданно переключились с его драгоценной персоны на другого мужчину! Сыграл роль моей совести и моего тормоза. Я должна чувствовать облегчение… что значит «должна», я определенно чувствую облегчение, что меня вовремя выдернули в реальность из освещенного лишь монитором уютного, маленького, сузившегося до нас двоих мирка. А легкое — наилегчайшее! — чувство разочарования и предвкушения не случившегося отнесем на счет обстановки: неожиданная помощь, ночь, мы одни в офисе…
Зарычав, я перевернулась рывком — аж кровать качнуло — и сердито излупила кулаками раскаленную подушку. Спать! Тебе на работу через… а-а-а, уже через четыре часа, а ты тут натуральной дурью маешься!
Размышлениями о том, что никогда и ни за что не могло и не может случиться!
СРЕДА
Понятно, что встала я не выспавшаяся, раздраженная и рассеянная: бродила по квартире, не в силах сообразить, зачем зашла туда или сюда. Кофе не взбодрил, а наоборот, добавил шума гулко-пустой голове и раздражения мироощущению. Зато сегодня я пробилась в первый же автобус: даже привычно воинственные соратники по часу пик при одном взгляде на мое лицо молча давились своими претензиями и замечаниями. Иногда полезно побыть в роли осатаневшей тетки. Или пора уже окончательно перековаться?
Приостановилась у знакомой кофейни: возьму себе стакан-макси, чтобы продержаться хотя бы до обеда, а то ведь реально усну прямо на столе! Но сотрудники обидятся, если и им не притащу. Я опять рассердилась: сама же ввела эту самую традицию, навесила на себя еще одну лишнюю обязанность! Пора скидывать привычное ярмо; правильно Артем вчера сказал, сейчас у меня учиться нечему (хм, кроме утреннего поливания его кофе!).
Наверное, возьму только себе и Черкасову — в благодарность за вчерашнее. Или все-таки не брать, и вообще держаться от него подальше? Так я и торчала в бесконечных пустых размышлениях перед запотевшей изнутри витриной, пока меня не потыкали пальцем в плечо.
— Ты чего тут зависла?
Обернувшись, обнаружила перед собой вышеупомянутого Черкасова. Он искушающе повел перед моим носом двумя упаковками кофе.
— Пошли, я уже всё и на всех взял!
И двинулся передо мной ледоколом, разрезающим озабоченные утренние людские волны и сумеречные хляби ноября. За Черкасовым тянулся шлейф свежего парфюма, смешанного со свежайшим же ароматом кофе. За последним в рабочее утро я готова бежать куда угодно. Да и первый тоже весьма и весьма…
В забитом лифте Артему пришлось держать упаковки повыше, практически над головами людей, чтоб не раздавили. Я так жадно следила за маячившим передо мной утренним наркотиком, что Черкасов изобразил движение «ну-ка отними!» и скомандовал:
— Служи!
Я ткнула его пальцем в бок.
— С чего это ты вдруг сегодня на кофе расщедрился?
— Знаю же, что после нашего вчерашнего ты не выспалась! — во всеуслышание объявил Черкасов. Я увидела, как несколько человек оглянулись на нас с улыбками, и двинула его уже кулаком. От души.
— Ох! — Артем покачнулся и укоризненно посмотрел на меня сверху. — И это благодарность за заботу? А если б я прямиком всё это на тебя уронил? Кстати, как там моя сорочка поживает?
И вовсе даже не «кстати»!
— Чистится, — сквозь зубы соврала я. Что ж такое, опять забыла! Хотя где бы я вчера ночью искала химчистку? Наверное, спасать несчастную одежку уже поздно, надо глянуть на ярлык и прикупить такую же новую, проблем-то. А ту просто выбросить!
Черкасов в роли доставщика кофе имел в офисе большой успех, фурор практически. Народ с радостными возгласами живенько расхватал подписанные маркером стаканы. Последние — мой бичерин и свой эспрессо — «курьер» почему-то вручил мне.
— Зачем два-то?
— Пей оба! А то гляжу я на тебя, Самохина: ты сегодня прямо на панду похожа, не спала, однако, всю ночь?
И этак участливо на меня смотрит. Испугавшись, что он опять, как в лифте, разовьет тему, я выдала речитативом: «Ага, почему-то спалось плохо, погода, что ли, меняется, спасибо тебе большое!»
И поскорее убралась за свой стол.
Многослойный кофе я обычно не размешиваю и даже не пью — потихоньку черпаю ложечкой. Добравшись через взбитые сливки, эспрессо и темный шоколад до самого нижнего слоя белого, я уже почти мурлыкала от удовольствия. Перехватила взгляд Черкасова: сунув руки в карманы пальто, тот обсуждал что-то с Кристиной (из-за моего увлекательного занятия некогда было вникать, о чем они сейчас, и не нужна ли кому помощь). Я показала ему сразу два больших пальца: ты меня просто спас! Не прерывая разговора, ведущий постучал указательным пальцем по краю своего рта: ясно, опять у меня «усы» от сливок! Стерев с губ вкусные воспоминания, я запила бичерин Артемовым эспрессо, бодрящим и горьким, как брошенный на меня через плечо взгляд Кристины.
Ладно-ладно, всё, уже работаю!
* * *
— Дочь, — произнесла мама внушительно, опять невольно напомнив мне Черкасова — тот тоже не тратит время на бессмысленные вежливости типа «привет-как дела-здоровье-настроение», а сразу переходит к делу. К своему делу. — Мне нужно…
— Ма-ам! — прошипела я, прикрывая ладонью телефон — ее по-учительски поставленный голос беспрепятственно преодолевал все офисные перегородки. — Я же говорила не звонить мне в рабочее время! У нас не поощряются личные разговоры…
— И что?! — возвысила голос родительница. — Ты даже не имеешь права поговорить с родной матерью? А если у меня что-то случилось? А если что-то очень срочное?
— Хорошо-хорошо, — сдалась я. — Только сейчас выйду из кабинета…
Кидая по сторонам извиняющиеся взгляды и пригибаясь, словно под обстрелом, я выскочила в коридор. Как назло, редкий гость — генеральный — сегодня заявился с какими-то перспективными девелоперами. Важные переговоры Михаил Юрьевич традиционно проводит именно в нашем маленьком офисе: мол, это место приносит удачу, ведь он здесь когда-то начинал. А может, просто не желает светить встречу в головном: сглазят, переманят, уведут!
Вообще-то шеф у нас неплохой, по мелочам не придирается, не самодур, но нападает на него иногда стих «всех построить», особенно в присутствии значимых гостей. Так что мы в такие дни стараемся не высовываться и соблюдать все писаные, а пуще всего — неписаные — правила офисного этикета.
Я направилась к лестнице, но оттуда мощно тянуло сигаретным дымом и многоголосым разговором. На другом конце коридора из открытой двери конференц-зала лился звучный микрофонный голос докладчика. У лифта и чуть ли не у каждой офисной двери толпился народ — когда вообще работают, только и снуют туда-сюда! Каким образом люди умудряются незаметно крутить служебные романы, в таком густонаселенном разнообразными фирмами здании фиг уединишься даже для телефонного разговора с матерью… Э-э-э, это я к чему сейчас?
Пришлось вернуться к нашему офису, а чтобы не торчать за прозрачной стеной (вон Юлька уже делает страшные глаза и машет на меня обеими руками: уйди, не маячь!) — присесть на корточки у пальмовой кадки рядом с дверью. Мобильник в моей руке уже раскалился от гневного маминого: «Алё! Алё-о! Нет, ты погляди, просто взяла и трубку бросила! Что хочет, то и делает! Алё-о, говорю!»
— Алё, здесь я, мам! Что там у тебя случилось?
— Обязательно должно что-нибудь приключиться, чтобы я могла с тобой просто поговорить? — сварливо отозвалась родительница. Я закатила глаза: ну всё, завелась! Попыталась исправить положение:
