Обманула. Через полчаса после начала вечера подруга углядела за соседним столом свою студенческую любовь и радостно упорхнула с ней обниматься-целоваться (не подумайте плохого — с ним, с любовью). Я, конечно, ничего такого не предполагаю и даже не хочу — все-таки Катька мужняя жена и дважды заслуженная мать — но больше я ее в общем зале ресторана не видела. Видать, воспоминаниям предались…
Я уже поболтала — подробно и не очень — с узнавшими меня однокурсниками, к не узнавшим-не заметившим решила не подходить. По Катькиному завету досконально рассмотрела окружающих, пришла к утешительному выводу, что не так уж я плохо выгляжу; опрокинула три бокала шампанского и вчистую прикончила близстоящие закуски. Ответственно подготовившийся диск-жокей ставил музыку нашей молодости… кхм-кхм… вот, дожила до такого словосочетания! Разогретый народ радостно толокся на танцполе, не в такт, но с энтузиазмом и громкостью подпевая, пойти, что ли, и правда подвигаться? Под эту музыку хоть танцевать можно, не то что под нынешнее «дын-дын-дын»… Второй раз «кхм»!
— Вот что я тебе скажу! — объявила внезапно свалившаяся на соседний стул однокурсница Милка Кашина, мы звали ее «Милки вэем». Розовая, как молочный поросенок, то ли от алкоголя, то ли от танцев; салфеткой обмахивается. — Женщина обязательно должна завести семью или хотя бы ребенка родить! А если нет — строить карьеру. А то ни туда, ни сюда… Такая моя точка зрения!
— Вот спасибочки, что донесла ее до меня, не уронила, — пробормотала я. И не надорвалась по дороге. Хотя я тебя совершенно не спрашивала.
Работает Кашина в комитете градостроительства, и обручальное колечко на пальце в наличии. Дважды успешная баба, чо уж — и семья и карьера! Никаких тебе «ни туда», а также «сюда»…
— Привет, девчонки!
Мы вздернули головы. Опершийся о спинки наших стульев мужчина казался смутно знакомым, но кто…
— Черкасов! — тонюсенько, действительно, как поросенок, взвизгнула Кашина. — Ты ли это?!
Мужчина засмеялся-закряхтел под весом прямо с места прыгнувшей ему на шею Милки.
— Я, я, Милки вэй! — И протянул мне руку. — Привет, Самохина.
Я от растерянности даже поднялась, как при виде почетного гостя. Неловко пожала твердую ладонь Артема — не привыкшие мы, девушки, к таким приветствиям. Вот кто изменился, так изменился! Вечно взлохмаченные, а то и давно не мытые средне-русые волосы сейчас уложены в хорошую модную стрижку. Под распахнутым дорогим пиджаком — тонкая сорочка. На носу — ни следа от очков, но светло-ореховые глаза смотрят ясно и зорко (линзы, операция?). И уже не такой, как раньше, худой-нескладный… Улыбка, правда, всё та же, узнаваемая.
Артем, глядя на меня сверху, пару раз встряхнул мою руку — от души, чуть не вывихнул. Внезапно рассмеявшись, обхватил-прижал к себе длинными ручищами:
— Самохина, привет!
Сегодня все тут без стеснения обнимались-целовались. Или, как Кашина, на шею кидались. Причем искренне, от души, точно внезапно обрели долгожданных потерявшихся родственников, а не однокашников, с которыми раньше обменивались только дежурным «привет, как дела». Вот что пять лет расставания творят! И что мне оставалось делать? Висеть, как тряпочка, в крепких объятиях Черкасова? Конечно, и я обняла его в ответ, даже по спине похлопала: мол, как невыразимо рада с тобой свидеться!
Честно? Это тоже оказалось неожиданно приятным: он был твердым, теплым, плотным, пах незнакомым парфюмом, свежим алкоголем (фиг бы трезвым подошел или тоже сегодня всех массово обнимает?).
Удерживал меня Черкасов дольше приличного для старых знакомцев и даже однокашников времени: и ему понравилось? Еще и остался со мной за пустеющим столом: народ уже хаотично курсировал по залу, беседовал, хохотал, выпивал, закусывал, не особо вникая, где его место и столовые приборы. Мы тоже выпили на па́ру (Милка, вдоволь наобжимавшись с Артемом, удалилась на неверных ногах искать других не охваченных мужиков) и разговорились.
Ну то есть я реально разболталась. Почему-то рядом с Черкасовым — внезапно похорошевшим, выглядевшим успешным, уверенным, возможно, давно и прочно женатым, мне было не стрёмно рассказывать о себе. Парадокс! Он и глазом не моргнул, услышав, где я работаю, только и спросил: «Платят хоть нормально?» Кивнул на мое бодрое: «На хлеб с маслом хватает!» и подлил еще. В утешение. Потом мы ругательски ругали плановую застройку в городе и главного архитектора, который так охотно прогибается под администрацию и бизнесменов. Выпили за полное единство наших мнений. Потом за успехи фирмы, в которой работает Черкасов — не то чтобы я специально отслеживала все существующие в нашем городе архитектурные, но «Орион» был на слуху.
Потом мы собрали все «медляки»; насколько я помню, танцевали вполне пристойно, пусть и слишком тесно для только что встретившихся однокурсников; да еще всё, что говорил Черкасов, казалось мне безумно остроумным и даже… сексуальным. Хорошо хоть я ему таковой не показалась, потому что утром обнаружила себя пусть и с больной головой, но зато в своей собственной кровати и в благородном одиночестве. А на столе в кухне — черкасовскую визитку с подписанным твердым почерком и подчеркнутым трижды «Обязательно позвони!» Я хмыкнула: это что, мужской вариант женской надписи губной помадой на зеркале: «Понравилось — набери мой номер»? Решила, что звонить не буду, ни к чему: ну встретились, выпили, вспомнили былые годы, натанцевались, и хватит! Для общения мне друзей и клиентов на работе хватает, для отношений — Стаса, а давным-давно позабытый однокурсник никуда не вписывается.
Но уже через час проклятая ответственность моими пальцами набирала черкасовский номер: ну попросил же человек, вдруг что-то важное… а не то, что я себе понапридумывала. И да, нормальное женское любопытство подзуживало, куда ж без него! Услышанное одновременно удивило и слегка… обмануло ожидания: Черкасов сухим деловым тоном сообщил, что сегодня беседовал с генеральным директором, и внезапно выяснилось, что «Ориону» крайне необходим еще один работник с моим образованием и способностями. Так что, Самохина, ноги в руки, документы под мышку и дуй по такому-то адресу на собеседование, пока директор еще на месте! Я промямлила в ответ, что резюме-то у меня реально никакое, вчера же говорила… Артем отмахнулся: мол, накрайняк покажет мои студенческие работы, кому говорят, живо!
Генерального, сухопарого невысокого светловолосого мужчину за пятьдесят, я поймала уже на выходе. Тот окинул невнимательным взглядом меня и мои документы и кивнул на маячившего за его плечом Черкасова:
— Наш ведущий архитектор вас порекомендовал, так что, Евгения, добро пожаловать, оформляйтесь!
Вот так нежданно я оказалась на новом месте работы…
Я уставилась на Черкасова с внезапным любопытством.
— Кстати, а откуда у тебя взялись мои студенческие работы?
Это моё «кстати» Артему совершенно не показалось кстати. Нахмурился:
— Меняешь тему разговора?
— Не, ну реально, только сейчас вспомнила!
Повернувшись к столу, Черкасов педантично, по миллиметру, выровнял уже залапанный нами монитор.
— С института еще завалялись, всё никак руки не доходили папки почистить.
— Зачем ты их вообще хранил? — не отставала я.
— А ты не помнишь, как Баталов тогда на каждом семинаре вещал: «Смотрите на работы Самохиной, смотрите и учитесь!»
Я заулыбалась, польщенная:
— Что, ты и правда у меня учился?
— Ну да, — буркнул Черкасов. — Было чему!
Не то что сейчас, закончила я мысленно. Артем наверняка тоже об этом подумал, потому что прочистил горло и закончил непривычно для него дипломатично:
— Тогда я у тебя учился, теперь ты у меня. Нормальный бартер!
— Буквально натуробмен, — машинально подытожила я. В черкасовском взгляде мелькнула смешинка.
— Ну, на «натуре» я совершенно не настаиваю, но если что — обращайся!
Я шлепнула его по твердому плечу.
— Между прочим, это настоящее сексуальное домогательство на рабочем месте!
