И я отчаянно нуждаюсь в оргазме прямо сейчас.
— О, как все перевернулось, моя дорогая соседка. — Он погружает в меня один палец и через несколько секунд добавляет еще один, скользя ими по мне. Его пальцы толстые и умелые, они попадают во все нужные места.
Я должна расстегнуть его брюки и оказать ответную услугу, но я слишком увлечена моментом. Я опираюсь руками на его плечи, пока он усердно трахает меня пальцами.
— Тебе приятно? — шепчет он мне в губы, обводя большим пальцем мой клитор.
Я киваю.
— Подожди, пока ты не узнаешь, как хорош мой член.
Я останавливаю себя, чтобы не сказать ему, что этого не произойдет, но, черт возьми, с такой скоростью, с которой мы движемся, его член, вероятно, окажется в каждой дырочке моего тела.
— Мне нужно попробовать тебя на вкус. Блять.
Я стону.
— К черту.
Мое дыхание сбивается от потери его пальцев, и он опускается на колени. Он прижимает одну руку к моему бедру, и я дрожу, когда он целует мою щелочку. Не нужно долго ждать, пока его язык погрузится в меня, и я откидываю голову назад. Это быстро. Мы оба вспотели, и я вцепилась в край стойки, когда его пальцы снова начали работать со мной. Его язык движется от моей щелочки к моему клитору, от клитора к моей щелочке, повторяя дразнящие действия.
Это не занимает много времени, чтобы завести меня, и я содрогаюсь от оргазма. Он берется за внешнюю сторону моих бедер и приподнимает меня.
— Вот дерьмо, — говорю я, переводя дыхание.
Я опускаю взгляд и вижу, что он смотрит на меня с широкой ухмылкой и лицом, полным потребности. Он целует оба моих бедра, прежде чем встать, его руки переходят на мою талию.
— Святое дерьмо, — повторяю я. — Я не могу поверить, что мы сделали это.
Он целует мой лоб, и я благодарна, когда он натягивает мои брюки, потому что сейчас мое тело бесполезно.
— Трудно не поверить в это, когда твое тело дрожит, и если бы я не держал тебя, ты бы, скорее всего, упала на пол.
— Боже, я ненавижу тебя, — говорю я с дрожью.
— Я приму это как комплимент, поскольку ты только что испытала оргазм в результате того, что я трахал тебя языком. — Он уткнулся головой в мою шею, пока я брала себя в руки. — Спасибо, что позволила мне поиграть с твоей киской сегодня вечером и принесла десерт. — Он целует меня в щеку. — Пора тебе нянчиться с детьми.
Я смущенно отворачиваюсь, когда он отстраняется.
— Спасибо за… ужин. — Я прочищаю горло. — Думаю, увидимся завтра утром.
— Увидимся.
Он не целует меня снова и не делает другого шага, пока я выпрямляюсь, беру сумку и направляюсь к двери с таким количеством мыслей, проносящихся в голове.
— О, подожди, — наконец говорит он, когда я уже собираюсь выйти.
Я оборачиваюсь, и он протягивает мне тарелку, полную пирожных.
— Десерт. Детям понравится.
Мой телефон пищит.
Клаудия: Вот-вот подъеду.
Черт!
— Понравится. Спасибо. — Я выбегаю из дома и добегаю до крыльца одновременно с ней.
Что, блять, случилось?
* * *
Клаудия опоздала на два часа, чтобы забрать детей.
Ничего удивительного.
Она высадила их без обеда в животе, поэтому я отвела их в закусочную. Когда мы вернулись ко мне домой, они съели по пирожному каждый, а потом я полностью перешла в режим родителя. Поскольку Глории четыре года, ей нужно больше внимания, чем Трею. Я искупала ее, а потом почитала ей сказку, прежде чем она заснула в спальне. Трей перебрался в гостевую комнату с большей кроватью и умным телевизором.
— Ты закончил домашнее задание? — спрашиваю я, входя в гостиную.
В его руке стакан молока, а на столе рядом с ним лежит пирожное.
Он ворчит.
— Да, женщина-босс. Я не настолько глуп, чтобы отлынивать от домашней работы вместе с тобой. С мамой — да. С тобой — нет.
— Умный мальчик. — Я сажусь на диван напротив него и скрещиваю ноги, в руке кружка чая.
Трею четырнадцать, и он находится в том возрасте, когда он понимает, в какой среде он живет. Он сделает одно из двух — захочет лучшей жизни для себя или провалится в черную дыру. Моя сестра родила его рано, поэтому он рос быстрее, чем большинство детей. Его рождение также заставило меня повзрослеть быстрее. Я ушла из этой жизни, как только смогла, и я хочу, чтобы он смог сделать то же самое.
— Как дела дома? — спрашиваю я.
— У мамы новый парень, — говорит он с прямым лицом.
— Я уверена, что он настоящий победитель, — бормочу я, прежде чем успеваю остановить себя. Хоть это и трудно, я стараюсь не говорить гадости о Клаудии в его присутствии.
Он фыркает.
— О, да, как и все остальные. — Он хмурится. — Ты уверена, что ничего не можешь сделать, чтобы мы жили здесь?
Как бы Клаудии ни нравилось перекладывать на меня своих детей, она отказывается предоставить мне опекунство. Она использует их в своих целях и использует мою любовь и заботу о них в своих интересах. Если бы не дети, я бы не имела с ней ничего общего.
— Поверь мне, дружище, я пыталась, — отвечаю я с разочарованием. Это ранит мое сердце так же сильно, как и их.
— Я знаю, — говорит он, нахмурившись.
Он выбирает канал, где показывают вирусные видео с неудачными трюками людей, а я беру ноутбук, чтобы поработать.
Через час подъезжает Клаудия. Я убеждаюсь, что она не под кайфом и не пьяна, прежде чем сообщить детям, что она здесь.
— Ты опоздала, — говорю я, выходя на улицу.
Она смахивает с лица светло-русые волосы и делает очередную затяжку сигаретой.
— Дерьмо случается, Хлоя. Черт. Это твои племянница и племянник. Разве ты не любишь проводить с ними время?
Я обдуваю воздух перед собой, чтобы избавиться от ее сигаретного дыма, и отступаю назад.
— Не надо меня упрекать. Я провожу с ними больше времени, чем ты. Сегодня вечером Глория спросила меня, почему ты никогда не хочешь быть рядом с ней, как другие мамочки и их дети в ее садике. Соберись с силами.
— Или что? Будешь просить об опеке, как всегда?
— Я не понимаю, почему ты этого не хочешь. — Я понижаю голос. — Ты явно не заинтересована в том, чтобы быть мамой.
Она усмехается.
— Ты ревнуешь. — Она бросает сигарету на землю и топчет ее каблуком. — Ты бездетна, и твой жених бросил тебя ради другой женщины. Может, тебе стоит обратить внимание на свою жалкую жизнь, прежде чем оскорблять мою.
— Пошла ты, Клаудия, — это все, что я говорю, прежде чем повернуться.
Мне не нужны племянница и племянник из-за отсутствия у меня детей. Я хочу защитить их от той жизни, которую она им дает.
Я приспособилась к оскорблениям ее и моей матери, и, в основном, у меня выработался иммунитет к ним, но все еще бывают моменты — такие, как этот — которые напоминают мне о моих несчастьях. Она использует это, чтобы спровоцировать меня, хотя я только и делаю, что помогаю ей.
Люди могут быть говнюками. Люди могут бросить тебе в лицо твое несчастье, даже если в этом нет необходимости, даже если ты ничего им не сделал. Некоторые люди нехорошие, и если я чему-то и научилась в своем хаотичном детстве, так это тому, что обиженные люди причиняют боль другим людям. Страдание любит компанию, и моя семья всегда готова бросить оскорбление.
— Мне жаль. Это было жестоко, — говорит она.
— Это не хуже того, что ты говорила раньше, — бормочу я, качая головой.
Я хватаю Глорию, когда они с Треем выходят на улицу, и помогаю ей сесть в автокресло, пока Клаудия прикуривает очередную сигарету и стоит в стороне. Когда она докурила, я стою на крыльце и машу рукой на прощание, пока они отъезжают. Я делаю глубокий вдох и уже собираюсь войти в дом, как слышу.
— Спокойной ночи, Хлоя!
Эти слова доносятся сквозь ночь с крыльца дома Кайла. Я оглядываюсь и вижу, что он стоит под ярким фонарем на крыльце, без рубашки, с бутылкой воды в руке. Я качаю головой, борюсь с улыбкой и отмахиваюсь от него, прежде чем войти в свой дом.
По крайней мере, он заставил меня улыбнуться после «Шоу ужасов Клаудии».
