class="p1">— Как ты не понимаешь! — она всплеснула руками. — Мне осточертело высчитывать циклы, лежать березкой после секса и принимать кучу витаминов! Я хочу получать удовольствие от процесса и расслабиться. И прекратить наконец бегать писать на полоску! Ну, Дамир. Я хочу ребенка, но меня пугает цена, которую необходимо заплатить.
— Ты не получаешь удовольствие от секса?
— Ты меня не слышишь? Я больше не хочу всего этого. Хочу уже воспитывать малыша. Если бы ты согласился на суррогатную мать еще год назад, у нас уже был бы ребенок.
— Замолчи.
Она вздохнула как-то горько, опустила руки, которыми до этого активно жестикулировала.
— Ты невыносим!
— Я просил тебя закрыть за собой дверь полчаса назад, но ты предпочла поговорить со мной.
— Я надеялась…
Она замолчала.
— Что сможешь меня уговорить? Не выйдет. Ни о какой суррогатной матери не может быть и речи. Если ты не родишь мне ребенка, мы разводимся, и на этом все.
— Но как же… — она растерянно захлопала ресницами. — Как я забеременею, если ты ко мне не прикасаешься?
— Значит, оформим развод.
— Дамир…
— Все, Наташа. Я хочу видеть, как растет мой ребенок с первых недель зачатия, участия хочу. Готового я могу взять из детского дома и жена мне для этого не нужна.
Из ее глаз брызнули слезы. Она шумно задышала, а после пулей выскочила из его кабинета. Сама виновата. Он предложил ей закрыть рот и дверь, но она предпочла остаться. Начать разговор, когда явно видела, что он не в духе. Зол, возбужден, раздражен. Он хотел, безумно хотел женщину, которая отвесила ему пощечину и, возможно, принадлежала другому.
Когда на дисплее телефона высветилось имя его безопасника, Дамир почувствовал предвкушение. Он хотел знать, есть ли у нее кто-то. Он в любом случае добился бы Варвару, но ему было приятнее делать это, когда нет того, кто может быть против. С занятыми женщинами он дела иметь не привык. У него всегда всё было просто — он хочет, она не против. На этом всё. С Варей было сложнее, потому что их уже связывало прошлое, кроме того, она хотела, но не позволяла. А это всегда усугубляло ситуацию.
— Надеюсь, ты с хорошими новостями.
— Вот уж не знаю, — ответил ему безопасник.
— У нее кто-то есть?
— Нет. Она мать одиночка, но…
— Остальное меня не интересует, — отрезал, чувствуя облегчение.
Теперь он понимал, что ее отказ — не более чем упрямство, обида, которую она на него затаила после всего, что между ними произошло. Это можно исправить. Будь у нее мужчина, все могло быть куда сложнее. Несмотря на желание, женщины часто отказывают себе в удовольствии из-за верности и привязанности к мужчине.
— Постой, есть еще кое-что, — произнес безопасник в трубку. — Она живет с женщиной и еще одним ребенком.
— Хочешь сказать, что она лесбиянка?
Дамиру хотелось смеяться. Вот кем-кем, а лесбиянкой она не была.
— Я не знаю, говорю то, что видел. Фото тебе сейчас отправлю. Ее сын, между прочим, на тебя похож. Она не твоя бывшая?
— Сколько ее сыну?
— Четыре с чем-то.
— Жду фотографии, Ратмир.
Он отключился, но экран телефона блокировать не стал. Какова вероятность того, что ребенок его? Практически нулевая, ведь Варвара выпила таблетку прямо при нем, а у них с Наташей не получалось довольно давно несмотря на стимуляцию и подготовку. Дамир сглотнул, когда на его телефон пришло сообщение и он открыл его, всматриваясь в лицо мальчика, который смотрел на него через экран мобильного.
С маленькой Алиной, вроде бы, все в порядке. Врач позволяет забрать ее домой. Мы приезжаем поздно. Все уставшие и изможденные. Алина вместе с Кириллом спят у нас на руках прямо в машине и не просыпаются даже тогда, когда мы приносим их домой.
В ближайшее время Алина не будет ходить в садик из-за сломанной руки, а это означает, что Любе будет сложнее забирать Кирилла и для этого придется или нанять няню или отпрашиваться с работы.
— Что сказал врач про перелом? Это никак не повлияет на ее болезнь?
Люба хмурится и вздыхает. Ей неприятно вспоминать о том, что ее дочь больна, ведь внешне кажется, что девочка совершенно здорова. Только мы знаем правду, даже в саду она не говорила о диагнозе малышки.
— Он сказал, что деньги могут потребоваться быстрее.
Люба сглатывает и подходит к чайнику, оборачивается ко мне:
— Кофе?
— Не лучшая идея. Завтра дети проснуться раньше, чем мы. Нужно будет их развлекать.
— Прости, что напросилась к тебе. Страшно оставаться одной после случившегося. Как подумаю, что могло произойти, если бы мы шли на пару сантиметров дальше.
— Даже не смей думать, слышишь? С вами все в порядке. Так и будет дальше.
— Я думаю о другом, — вдруг откровенничает Люба. — Произойди все иначе, может, ей не нужна была бы операция.
— Что… что ты такое говоришь? — пораженно спрашиваю.
— Ты не представляешь, что ее ждет, — со слезами произносит Люба. — Я некоторые симптомы уже замечаю, да и врач говорит, что началось прогрессирование болезни. Это купируется, но… пересадка костного мозга даст куда лучшие результаты. А я не могу этого себе позволить. И все эти компании благотворительные брать нас не желают, потому что у нас не жизненно важная ситуация, понимаешь?
— Расскажешь мне подробнее?
Мы с Любой не говорили о болезни ее дочери раньше. Она лишь сказала, что нужно много денег на лечение и что пока заболевание себя никак не проявляет, но это было полгода назад. Видимо, сейчас эта ситуация существенно изменилась.
— Есть что покрепче чая? — спрашивает Люба, осматриваясь.
— Коньяк в холодильнике. Дали на работе в какой-то праздник.
— Неплохо вас поздравляют, — комментирует она, открыв холодильник.
— Как есть.
Люба разливает алкоголь по маленьким стаканчикам, которые нашла в кухонном шкафу. Ставит один передо мной. Сглотнув, выпивает залпом и закусывает одиноко стоящим кусочком хлеба. Я к алкоголю притронуться так и не решаюсь.
— У нее будут необратимые изменения. Мышечные спазмы, недержание мочи, рассеянность, сильная слабость и нарушения речи. Это лишь малая доля того, что может произойти. Дальше только хуже. Препараты для купирования нам прописали, но… я хочу, чтобы она росла нормальным ребенком, без тонны ежедневно
