— Так и знала, что будешь ржать, — досадливо отвечает Поняшка, — попробуй только кому-нибудь трепануть…
— Да ла-а-адно, — просмеявшись, я вытираю слезы, утешительно хлопаю ее по хрупкому плечу и отбираю уже порядком ополовиненную бутылку отличного маккалана.
Не то, чтоб я разбиралась, но папе пару раз такой дарили, так что это его отзыв. Я лишь повторяю.
Поняшка , вон, вообще не в курсе, что за пойло из горла хлещет, так что я тут даже ее просветителем подработала чуток.
Оно и логично, в принципе. Я же старше. На полтора года целых.
Хотя, пару раз за сегодняшний вечер, ловя взгляды Поняшки, которую по прихоти родителей-изуверов записали в свидетельстве о рождении Раисой, я прихожу к мысли, что в отсутствии наивности она мне фору даст…
Мы сидим в уютном местечке: в копне сена, сваленного на участке отца Поняшки. Он любит лошадей, и даже держит их на своей территории, больше похожей размерами на аэродром.
Даже и не знала, что среди наших соседей такое водится. Хотя, я особо соседями-то и не интересовалась никогда.
А , оказывается, зря.
Они интересные.
Дом Солнечных, а именно такая фамилия у папаши Поняшки, находится с другого края нашего элитного поселка, участок примыкает прямо к лесу. И с их территории есть выход на ухоженные лесные дорожки. Именно по ним любит по утрам прокатиться на своем вороном жеребце папа Поняшки Раисы, недавно назначенный к нам из столицы бо-о-ольшой чиновник. Что-то там заместитель кого-то там, отвечающий за еще чего-то там… Когда Раиса мне это говорила, я особо не вслушивалась, больше занятая отхлебыванием из горла вкусного напитка. Поняла только, что не просто хрен с бугра, а со столичной протекцией. И, судя по тому, с каким размахом обустроил тут себе жилье, собирается надолго задержаться.
Каким образом Поняшка умудрилась добраться с одного конца поселка до нас, находящихся практически на выезде, прибухнутая, с заплетающимися ногами и кружащейся головой, вообще неясно. Пути пьяного человека неисповедимы.
Может, именно поэтому я сейчас в душе не… понимаю, как оказалась здесь, у ее ее отца на участке, в стогу сена.
Да, собственно, вопросов я и не собираюсь на эту тему задавать.
Не пофиг ли, как?
Главное, результат.
А он прекрасен.
Мы с ней лежим в сене, передавая друг другу ополовиненную бутылку маккалана, и я ощущаю, как мягко и сладко накрывает волной кайфа.
Все напряжение, обида, разочарование от жизни уходит, оставляя место полному безразличию…
Черт, знала бы раньше, что, если прибухнуть, то решатся все проблемы, клянусь, не трезвела бы!
Мы с Раисой на удивление быстро нашли общий язык, несмотря на разницу в возрасте, воспитании и мировоззрении.
Она — прикольная хулиганка и бунтарка, острая на язык до того, что я пару раз тормозила с открытым ртом, не веря, что такое можно вслух ляпнуть.
И, казалось бы, ничего у нас общего не может быть, но…
Но вот как-то так случилось.
Мы пьем маккалан, и я под него легко и спокойно, без надрыва вообще, рассказываю мелкой девчонке о своем горе: говне по имени Олег.
Она кивает, слушает, потом даже чего-то хохмит. И мне нравится, что она меня не жалеет, не выдает обычных банальных фраз, типа: “Да нахрена он тебе, ты лучше найдешь” и так далее.
Видно, я заслуживаю ее доверие, потому что получаю ответную откровенность: тупое имя, которым ее обозвали предки, вообще нихрена не думающие о том, как с таким именем жить девчонке в нашем гребанном мире.
Нет, имя норм, вообще-то, даже красивое… Но сейчас, если ты не Милана, Дарина, Марина, блять, не к ночи будь помянута… То вообще туго жить. Я знаю, о чем говорю. Я сама - Алла. В честь Аллы Пугачевой, чтоб вы понимали. Мама у меня большая поклонница.
Но Алла — это еще ничего. Это можно пережить. Назвалась Алей — и все окей.
А вот как жить с именем Раиса… Вопрос дня.
— Меня все зовут Риса, — тут же отвечает на мой незаданный вопрос Поняшка, — и ты так зови, поняла?
— Не-е-е-е… — пьяно тяну я, — я тебя буду звать Радужная поняшка… Красиво же?
— Чего это “Поняшка”? — обиженно дует пухлые губы Риса.
— А ты мелкая и брыкливая, — делюсь я с ней наблюдением.
— Ну ты… — Поняшка пытается придумать ответ, но , видно, маккалан ее все же догоняет, потому что слов не находится. — Ладно, — смиряется она с действительностью, — давай выпьем!
— Давай! — охотно соглашаюсь я, и мы пьем. Молча. Потому что за дурость родителей пьют без тостов.
Я отваливаюсь на спину, наблюдаю, как Поняшка пытается прикурить.
— Плохая идея, — говорю я, не думая даже ей мешать, — тут сено. Сгорим к херам.
Ловлю себя на том, что невольно начинаю выражаться, как моя новая подружка. Вот… Дурной пример заразителен. И так сладко заразителен…
— Да… — Риса с удивлением оглядывается по сторонам, словно только сейчас заметила, где мы.
Учитывая, что мы тут уже часа полтора сидим, понятно, что кому-то хватит маккалана.
Я за это время уже успела маме звякнуть и сказать, что задержусь, правда, не стала уточнять, с кем. И мама, похоже, решила, что с Олегом… Но и пофиг.
А Риса успела поведать, по какому поводу она своровала из коллекции папаши маккалан.
Оказалось, что у нее схожая с моей ситуация, тоже парень-говно. И тоже чего-то там наговорил, и даже наобещал… Она поверила, влюбилась… И даже решила с ним переспать, потому что очень уж настаивал, а она вроде как была не против, надо же когда-то, а то восемнадцать лет уже… Пора бы. И, в ночь перед тем самым супер-событием, случайно залезла в его переписку… Ну и нарыла много всего интересного про себя, про обсуждение своих волос, фигуры и характера. Узнала, что с такой , как она, спать — то же самое, что собачку дикую трахать, можно только раком и с закрытыми глазами. А трахать ее собрались лишь потому, что поспорили. Оказывается, в самом начале общения с этим уродом, случившемся еще в выпускном классе, Риса в своей неповторимой манере его обидела. Правда, она этого нихрена не помнит, для нее-то дело привычное, раз нарвался, значит, было за что… А парнишка обиду затаил.
И решил отомстить.
А тут друзья подначивать принялись, на слабо брать… Вот и замутил парень схему простенькую: прикинулся дурачком влюбленным, год за ней ходил, за ручку держал, слова красивые говорил, поступки совершал… Не прокололся нигде, сволочь.
А вот в самый отвественный момент не уследил за гаджетом. Расслабился слишком. Оно и понятно, нельзя столько времени в напряжении-то находиться…
Риса узнала про это вчера, успела высказаться и проехаться по скотине всей остротой своего язычка, а вот теперь, похоже, отходняк накрыл.
— Главное, никому не расскажешь, понимаешь? — делилась она со мной своей болью, — папе нельзя… Он его в землю втопчет. В прямом смысле. Не хочу грех на душу брать. Он скот, конечно, но не убивать же его за это? Игорехе тоже нельзя… Он еще хуже папы потому что. Тормозов нет, а дурости — вагон. А мамы у меня нет. И подруг нет… И вообще… Прикинь, как надо мной все ржали все это время? Я нашла: там даже ставки делали… Весь класс, прикинь? Все мои одноклассники знали. И ни одна тварь… Вот как людям верить после такого, Аль?
Я вздыхала, пила виски… И лезла обниматься к подруге по несчастью.
Вот так занимательно мы полтора часа и провели.
И только теперь я додумалась спросить ее имя.
Очень вовремя, да.
Услышав архаичное “Раиса” не смогла сдержаться.
Но, надо сказать, что смех немного разбил тот слезливый напряг, что случился после наших откровений.
Я ловлю себя на сладкой пустоте в башке, улыбаюсь. И вижу отражение своей улыбки на лице Рисы.
Надо сказать, что ей дико идет.
Улыбка преображает и без того хорошенькую мордашку, делая ее совершенно ослепительной.
— Слушай, ты зачетная такая, — делюсь я с ней открытием, — была бы я парнем, я б тебя уже тут валяла.
— Эй, — фыркает она смущенно, но видно, что польщена моими словами, — ты, случаем, не по девочкам?
