другое место. У меня нет никакого желания вступать с ним в контакт
когда-либо еще.
Мы погружаемся в приятное молчание, комфорт нахождения рядом друг с другом успокаивает не только ее, но и меня. Под этим одеялом я думаю о том, какой будет моя жизнь спустя годы, после того, как я окончу школу в этом году.
Еще один учебный год, Сэйдж. Продержись еще один год.
И это будет твое лучшее представление.
Встреча выпускников.
Когда весь город выходит на улицы и наблюдает за старшеклассниками, проезжающими по центру города на чрезмерно больших платформах. Спортивные команды, гости выпускного, представители местных предприятий, школьных клубов, все, кто имеет отношение к школе, сидят в них и машут руками, проезжая мимо.
Интересно, знают ли они, как глупо выглядят со стороны?
Каждому свое, но я не нахожу удовольствия в том, чтобы сидеть на обочине дороги и смотреть, как подростки машут руками и улыбаются. Просто скажи, что ты достиг пика в средней школе, и сиди дома.
Все, что они делают, это повышают и без того колоссальное эго моих сверстников и их увлеченность собственным имиджем.
Музыка звучит через наушники в ушах, текущая песня бешено скачет в моей голове. Рука крепко сжимает педаль газа, оттягивая ее еще немного назад, разгоняя мотоцикл вперед с резким воем двигателя.
Ветер откидывает мой черный капюшон, и мир окрашивается в светло-коричневый цвет из-за матово-черного козырька, технически запрещенного для использования на дороге, но я сомневаюсь, что какая-нибудь полицейская машина сможет преследовать меня на этой штуке.
Езда — это пустое место. Даже когда я под кайфом, я все равно полон мыслей и воспоминаний. Но когда я катаюсь, все исчезает. Я абсолютно белый лист, на котором ничего не написано.
Езда — это как полет без посторонней помощи.
Стрелка спидометра тикает мимо восьмидесяти пяти, с каждой секундой поднимаясь все выше. Это захватывающее чувство, когда знаешь, что если хоть на дюйм отклонюсь не в ту сторону, то стану еще одним куском асфальта. Ничто иное, как подгоревший на дороге блин.
В том-то и дело, что это страх. В основе лежит страх смерти, верно? Вы боитесь не самого процесса, а его последствий.
Поэтому страх не работает для меня. Мы рано узнали, что страх не действует ни на кого из нас. Не тогда, когда ты уже мертв внутри. Когда ты гонишься за Мрачным Жнецом (смерть, олицетворяемая человеком в плаще или скелетом с косой. — Прим. ред.) в могилу. Когда тебя не волнует, увидит ли мир когда-нибудь еще твое существование.
Адреналиновые наркоманы в огромном размере.
Для меня любой шанс причинить себе боль или поставить себя в ситуацию, которая повысит уровень эпинефрина, я сделаю в мгновение ока. Просто есть что-то в этом естественном кайфе, который заставляет меня чувствовать себя наэлектризованным. Мне кажется, что мое тело горит, и я люблю это чувство.
Мое тело изгибается, выезжая из-за высоких сосен, направляясь в город Пондероз Спрингс. Это что-то вроде площади, и прямо сейчас все жители находятся на восточной стороне этого дерьмового болота.
Парад длится до самых сумерек, то есть у нас есть еще тридцать минут, чтобы сделать то, ради чего мы сюда приехали, и уйти, пока нас никто не увидел.
Как призраки, которых можно почувствовать в воздухе, но никогда не удастся доказать.
Или демоны, которые прячутся в шкафу, выходя только тогда, когда хотят, чтобы их увидели.
Я еду по пустой улице к зданию мэрии. Конфетти, шарики и конфеты устилают асфальт — явный признак того, что по этой стороне уже все прошли.
Мой мотоцикл заносит, когда я останавливаюсь перед зданием. То, что раньше было католической церковью, превратилось в мэрию. Она находилась здесь с момента основания города и была модернизирована, чтобы выдержать испытание временем. Именно здесь пятьдесят процентов времени работал мой отец.
Я нажимаю на выключатель, носком ноги ударяю по подставке и медленно спускаюсь с мотоцикла. Сняв шлем и положив его на сиденье, я достаю сигарету и сажусь на бетонные ступеньки под фонтаном перед зданием.
Вытащив телефон из кармана, я вижу сообщение от Сайласа.
«Сейчас проезжаем мимо аптеки».
Оно было выслано три минуты назад, так что у нас есть примерно двадцать минут, прежде чем все жители города вернутся сюда, где я сейчас сижу. Парад всегда начинается и заканчивается в одном и том же месте каждый год.
Когда сигарета почти закончилась, я вижу фары новенького Range Rover, приближающегося ко мне. Нога начинает подрагивать, а пальцы гудят от предвкушения.
Добро пожаловать к вратам ада. Шоу вот-вот начнется.
— Терпеть не могу встречу выпускников, — говорит Алистер, спрыгивая с переднего сиденья машины, которая ему не принадлежит. Его внутренний контролер не позволил нам с Сайласом разобраться с этим самостоятельно.
К тому же, мы действуем в духе банды. Обидел одного. Задеваешь всех.
Я насмехаюсь над дурацкими белыми словами, написанными на окнах, к примеру: «QB1» «Штат!» «#7 Синклер».
Никогда не понимал одержимости людей школьным спортом.
— Есть что-то, что ты не ненавидишь? — спрашивает Тэтчер, слезая с пассажирского сиденья. Я знаю его давно и знаю, что он мелочен, шутит, играет на пианино и любит злить людей.
И все же кое-что в Тэтчере, чего я никогда не понимал. Части его темнее моих собственных. Когда он замолкает, мир должен бояться его.
День, когда он наконец получит свое наследие, станет днем, когда мир заплатит за то, во что его превратили.
Даже у меня мурашки по коже, когда я думаю об этом.
— Бить людей, — Алистер ухмыляется, толкая Тэтча плечом, пока они идут в мою сторону. Им двоим было поручено угнать машину Истона и встретить меня здесь, пока Сайлас следит за движением.
— Неправда, — начинаю я, бросая сигарету на землю. — Ты ненавидишь возвращение домой. У нас всегда весело.
— У тебя есть сигареты?
Я лезу в карман и бросаю пачку Алистеру, его кожаная куртка сдвигается в сторону, когда он их ловит. Моя часть работы начинается сейчас, когда я открываю свою черную сумку для книг, внутри наполненную всем, что нужно, чтобы быть брошенным в тюрьму по обвинению в поджоге, вытаскиваю две пустые бутылки из-под виски, которые взял из мусорного бака, в собственном доме.
— Зажигалка?
Я поднимаю глаза на своего темноволосого друга
