– Совсем спятил? – прохрипел тот и попытался дать сдачи. Но у него это плохо получилось.
– Значит так, сволочь, ты сию минуту собираешь манатки и выматываешься отсюда. Давай-давай, торопись к своей олигархической крале. Живо!
– Это, между прочим, моя квартира!
– Между прочим, братик, приличные мужики, уходя от жены, оставляют квартиру ей, и я уж прослежу, чтобы так и было. Кстати, думаю, олигархическая краля не одобрила бы тебя, если б узнала, что ты поступил иначе. И ее папа тоже. Ты хотел, чтобы я тебе помог? Вот я и помогаю! Катись отсюда! Давай, торопись, пока Ия не пришла.
А ведь неплохо получилось, мелькнуло в голове у Романа, смылю сейчас, и не надо никаких объяснений… Здорово, ни слез, ни упреков!
Он быстренько покидал в дорожную сумку самое необходимое и выскочил на лестницу, чтобы, не дай бог, не столкнуться с женой. Уже сидя в машине, он позвонил.
– Кристина? Это я. Все. Я ушел. Сейчас еду к тебе.
– Ромка! Какой ты молодец, я не ожидала, что ты так быстро решишься… Люблю тебя!
– И я!
Ох, черт, получилось «Ия», с досадой подумал Роман. И тут же увидел, что Ия идет к подъезду. Он счел за благо сползти на сиденье. И не без злорадства подумал: вот сейчас Мишка хлебнет! И едва жена скрылась в подъезде, он вырулил со двора. Свобода, блин, свобода, блин, свобода!!!
Когда Ия вошла на кухню, Михаил мыл посуду.
– Привет, Миша! А Ромка где?
– Его нет.
– А где он?
– Иечка, сядь.
– Миш, что случилось? Он же был дома, я с ним говорила.
– Был, но… сплыл.
– Миш, что значит сплыл? Куда сплыл?
– Ну, насколько я понял, куда-то в сторону Рублевки.
– Что это значит? Миш, с ним что-то плохое случилось? Его «скорая» увезла?
– К сожалению, нет. Послушай, Ия… – Михаил совершенно растерялся от ее присутствия. Пока он ждал ее, ему казалось, он просто скажет ей все, как есть, но сейчас у него язык не поворачивался.
– Вы поссорились?
– Было дело.
– Из-за меня?
– Ну… в общем, да.
– Тогда почему он ушел, а ты остался? Он что, приревновал меня к тебе?
Он понял, что не выдержит больше.
– Нет, Ия, он ушел от тебя. К другой. Дочке олигарха.
– Миша, ты врешь!
– Нет, Иечка, я не вру. Просто мне тяжело передать тебе то, что он говорил мне…
Она страшно побледнела.
– Говори. Все как было! Хотя подожди! – Она достала из буфета коньяк и налила в стакан. Залпом выпила. – А теперь говори!
Он сказал. Она молчала. Глаза были сухие, только голубая жилка на длинной нежной шее обозначилась резче и руки слегка дрожали. Если бы она плакала, он бы знал, как ее утешать, но сейчас он вконец растерялся. Ему было ее нестерпимо жалко.
– Я не хочу тут жить, – с трудом проговорила она. – Я перееду к сестре.
– Но ты же говорила, что собираешься сдавать ее квартиру. И к тому же этот усосок в площади вряд ли будет нуждаться, я объяснил ему, что приличные мужики оставляют квартиру жене…
Она вдруг улыбнулась.
– Ты объяснил ему это только на словах?
– Нет, я ему врезал…
Она вдруг протянула руку и погладила его по щеке. Он задрожал.
– Спасибо, Миша! Но он же твой брат, а я тебе никто… Почему ты это сделал?
До нее еще не дошло… она еще не понимает… Это шок, наверное.
– Почему я это сделал? Потому что мне стало стыдно за родного брата.
– Ну надо же… Неужели в наше время еще есть такие мужчины? Вступиться за женщину… Я не ожидала… Это красиво…
– Ийка, ты почему не плачешь?
Она подняла на него измученные глаза.
– Не получается, – прошептала она. – Внутри все болит, ужасно больно…
У него сердце сжалось от сочувствия. Он подошел к ней, поднял со стула, обнял.
– Иечка, маленькая, поплачь… Тебе будет легче. Черт с ним… Он твоего мизинчика не стоит… Ничего, может, и хорошо… Зачем тебе этот подонок? Ты такая прелестная девочка, одна не останешься, у тебя есть дело в жизни, ты не пропадешь, и на меня всегда можешь положиться… Ну, что ты, маленькая?
– Я не маленькая, я жердь…
– Это кто тебе такую чушь сказал, а?
– Мама, – вдруг совсем по-детски жалобно проговорила она. – Я сама слышала, как мама говорила подруге: «Алинка у меня красавица, а Ийка жердь жердью». А в школе меня вообще жирафой прозвали… – И тут вдруг она громко всхлипнула и, наконец, разрыдалась.
Слава богу, подумал Михаил, не разжимая объятий и продолжая нашептывать ей ласковые слова. А она доверчиво прижималась к нему. Но вдруг подняла зареванное лицо.
– Миша, а почему… Тебя меня просто жалко или…
– Или! – ответил он твердо. – Я люблю тебя, Ия, – неожиданно даже для себя проговорил он.
– Любишь? Или просто хочешь?
– Люблю и хочу. Но, главное, люблю. С первого взгляда. Вот как ты дверь мне открыла, я посмотрел… и пропал. Думаешь, почему я в Москве торчу?
– Тогда ты должен радоваться, что Ромка меня бросил?
– Дурочка! – нежно улыбнулся он. – Как я могу радоваться твоему горю? И потом, ты-то меня не любишь?
– Наверное, смогла бы…
И она вдруг поцеловала его в губы. Он задохнулся, сжал ее что было сил и вдруг рванул молнию у нее на спине. Она каким-то неподражаемо грациозным движением выскользнула из платья.
– Ты потом не пожалеешь? – прошептал он.
– Потом будет потом.
Больше слов им не потребовалось.
Владислав Александрович встретился с Ниной, чтобы обсудить с ней новую концепцию программы.
– Поймите, Ниночка, программ о разведке на телевидении существует не так уж мало.
– Что верно, то верно. Но мы же в принципе уже все придумали и получили добро, а теперь…
– Поймите, Нина, когда я предлагал тот вариант, я еще много не знал о нашей героине. Это просто фантастика, невероятная история.
Я когда прочитал, просто обалдел. Нельзя лишать зрителей такого захватывающего повествования. Вот, посмотрите, я прикинул, тут можно сделать цикл передач, коротких, не больше двадцати минут, и каждый раз заканчивать так, чтобы всем хотелось как можно скорее узнать, что будет дальше. Вот тут я сделал прикидки, ужал все до минимума, собственно, сохранил только основные моменты… Короче, посмотрите.
Он передал ей флэшку.
– Я прямо сейчас взгляну, чтобы не терять время.
– О, это совсем хорошо! И еще, я подумал, что… Короче, я расписал текст на двоих…
– То есть?
– По-моему, многое следовало бы рассказывать женщине… Какие-то ее любовные признания… А я возьму на себя политическую и событийную составляющую.
Нина недовольно поморщилась.
– Нет, Владислав Александрович, мне это не нравится. Вы предлагаете то, от чего мы с вами именно хотели уйти, то есть своего рода реконструкцию. Не надо этого.
– Я просто подумал, что зрителям надоест на меня смотреть.
