— И всё же ты попробуй рассказать.
Молчание, не долгое, но я успеваю нахмуриться ещё больше.
— Я немного по расспрашивал о тебе, — наконец признаётся парень, а мне в этот момент хочется буквально куда-нибудь спрятаться.
Я не хочу, чтобы кто-то знал, как обстоят дела с Егором. Вот такая вот глупость — творит он, а стыдно за него мне.
— Лина? — зовёт парень, а я только и думаю о том, что пора нажать сброс.
Вот только почему-то не делаю этого.
— Всё не так просто, — выдыхаю я, и снова повисает невероятно едкое молчание.
И тут внезапно:
— Хочешь прогуляться?
У меня аж сердце останавливается.
— Сейчас? — еле выдавливаю, почти пропищав.
А в груди поднимается целый бунт. Замершее сердце вдруг начинает биться с такой скоростью, что мне кажется, оно куда-нибудь улетит.
— Ну да, ещё не так поздно, я бы заехал за тобой, если ты скажешь адрес.
И я говорю адрес. С помутнённым рассудком, онемевшими губами, но говорю, даже не осознавая, чем это всё может закончится. А когда кладу трубку и оглядываюсь по сторонам, задаюсь единственным вопросом. Как я отсюда выберусь незамеченной?
Глава 10. Егор
Удивление, черт бы его побрал.
Я сломался на том моменте, когда нужно было сыграть удивление. Повозмущаться для пущей убедительности, что ли. Вот только загвоздка — и опять это птичка.
Глаз не могу оторвать от её эмоций. Живых, не наигранных и отражающихся в глазах. В больших и бездонных, которым однажды я продал душу. Птичка смотрит на отца, не моргая, а я вижу только, как каждое его новое слово ранит её всё сильнее и сильнее. И как самый безмозглый идиот, единственное, что хочу — врезать отцу, чтобы он перестал доставлять Лине боль.
Черт.
Ломаюсь, ломаюсь и ещё раз ломаюсь.
Соберись, твою мать, Кайманов, и включи уже мозг!
И всё бы ничего, я почти переключаюсь обратно на отца, чтобы и дальше делать вид, что внимательно его слушаю, но тут птичка вдруг начинает смеяться, очередной раз помогая моему тупому разуму отключиться и зависнуть взглядом на её лице, на острых чёрточках скул и подбородка, на тонкой шеи, которую она словно для моих глаз выгибает, запрокидывая голову назад.
И, да, чёрт бы его побрал, воспоминания этого крышесносного вкуса её бархатной кожи до сих пор терроризируют меня каждый раз, как только вижу изгибы её хрупкой шеи, которую буквально хочется сжать и… сломать.
Ненавижу эту маленькую дрянь, дьявол, как я её ненавижу.
В особенности за то, что заставляет мой мозг плавиться от сомнений. В особенности, когда так смотрит в ответ: дерзко и вызывающе, показывая свои острые коготки.
“Ненавижу”, — кричит её взгляд, будто может знать, что всё это моих рук дело.
Моих, но об этом ты узнаешь, когда я окончательно тебя сломаю.
Пока же… Точно! Удивление, Кайманов, или хотя бы безразличие. Всё-таки отец не первый раз притаскивает в дом кого попало.
Вот только с Линой это совсем не работает, могу абстрагироваться, даже если отец сейчас решит сплясать на столе, но не смотреть, как птичка срывается, понимая, в какой загнана в угол? Ооо, тут я выбираю сидеть в первом ряду.
К тому же, сверлить меня взглядом надолго её не хватает.
Не выдерживает, резко встаёт, отец, кажется, в бешенстве, особенно, когда птичка вылетает из-за стола, игнорируя его команды вернуться, что не может порадовать ещё больше. Я даже едва не ухмыляюсь, забываясь, но вовремя вспоминаю про удивление и безразличие, лишь украдкой наблюдая, как Лина быстро скрывается из вида.
Правильно, пусть валит, давно пора в свою клетку, оплакивать накрывшийся план.
Правда, немного рановато пришлось начать его рушить, куда эффектней было бы приступить за несколько недель, когда птичка бы уже втихаря паковала бы чемоданы и бегала покупать билеты на поезд, но мне внезапно вставили палки в колёса.
Отец, что б его.
Не то чтобы я не знал, что у него с числами дела ещё лучше, чем у меня, однако от него такой поспешности с разводом никак не ожидал.
Буквально неделю назад Леся донесла, что тот наведывался к юристу, да ещё и на неё начал давить, чтобы она приняла его предложение. И она его приняла, потому что тянуть дальше было рискованно.
Пролетели бы оба: Леся с обещанными за спектакль деньгами, я — с контролем над ситуацией.
Новую невесту, конечно, нашёл он себе сам. Вернее, находил то он развлечение, а вот я уже помог ей стать более интересной для него, чтобы он остановил свой выбор на ней.
Девочка едва ли не моя ровесница, что даже поначалу я удивился, куда это отца понесло, однако с ней договориться оказалось совсем просто.
Умная девочка. Даже объяснять не пришлось, что она так и так останется в проигрыше, если будет рассчитывать только на состояние отца. Кайманов Эдуард хоть и любит иногда посорить деньгам, чересчур умный подонок. Надо прожить с ним в браке, как минимум, три года, чтобы получить доступ к его счёту, и то, только к какой-то самой малой части него. Женщины для него — пустое место. Купленная вещь, что будет скрашивать его персону за званым ужином перед такими же снобами, как он. Продержалась достаточно, справилась с задачей — получи вознаграждения. За хорошую работу, так сказать.
Я же предложил ей неплохое умножение, продержится — сорвёт куш, нет — так хотя бы не останется с носом.
Ради такого, я даже не побрезговал залезть в папин карман. Оказывается, даже месть можно купить, если этот карман слишком широкий.
— Она поймёт, что так будет лучше, — говорит отец, после некоторого молчания, — просто у Лины слишком доброе сердце, она будет защищать свою мать до конца, жертвуя своим благополучием.
Вот же дурак…
Я даже не выдерживаю и усмехаюсь вслух, наплевав, что моя реакция может быть для него подозрительной. За что, собственно, сразу и зарабатываю суровый взгляд в свою сторону. Хорошо, что в данной ситуации есть, что сказать.
— Ты реально думаешь, что родную мать, пусть даже самую хреновую, можно заменить на кого-то получше? Разве на моём примере ты ничего не понял?
— Ты, Егор, конченный эгоист, каких ещё поискать надо! Не сравнивай себя и Лину, у вас абсолютно разные понятия жизни!
Ну да, куда ж мне до его маленькой гадюки. Я же не делаю ему таких одолжений, как птичка. Вот если бы прямо сейчас поднялся и задушил подушкой его вторую по счёту обузу, возможно-таки наконец и заслужил, чтобы хоть рядом стоять с его драгоценной принцессой.
— Ну так чего тогда переживаешь, па, — максимально небрежно бросаю я, хотя такой тон выводит отца так, что он едва не багровеет от злости. — Умница-Лина откроет своё доброе сердечко ещё для одной несчастной, которая через год так устанет от твоего безразличия, что начнёт нюхать кокс, чтобы почувствовать хоть какие-то эмоции. А потом ещё одну, — я начинаю вставать под неотрывный взгляд волком, продолжая выбешивать отца всё больше и больше, — и ещё одну примет, и даже десятую она примет. Лине будет глубоко за сорок, а она всё будет в надежде принимать каждую последующую, которая наконец сможет стать ей…
— Хватит! — обрубает отец, неожиданно быстро вставая и оказываясь на одном со мной уровне.
И пока он буравит меня своим невероятно уничтожающим взглядом «родителя», думая, что я вот-вот под ним сломаюсь и перестану его провоцировать, я окончательно выхожу из-за стола и уже удаляясь бросаю ему через плечо.
— А я со своими взглядами на жизнь, пожалуй, удалюсь из этого дурдома.
— Егор, — доносится рычание в спину.
Да он, оказывается, в бешенстве.
— Мы ещё не договорили! Ты так и не ответил, что с твоим гадюшником!
— А что с ним? — останавливаюсь и смотрю на него, вставая в пол оборота.
Если отец сейчас воспламенится от гнева, чес слово, даже огнетушитель никто не успеет достать, чтобы от него хотя бы уголёк посчастливилось сохранить. Забавляет ли меня это? Ещё как, я даже дня целого не пожалею, чтобы и дальше продолжать выводить его так из себя.
