делая осторожные глотки из банки, стараясь ничего не пролить. Мармелад оказался жутко кислым, но я сама не заметила, как съела его весь.
Наверное, виной тому было быстрое опьянение, но в какой-то момент мне захотелось тупо захихикать от внезапно поднявшейся радости и легкости в душе. До этого в моей жизни был всего один человек, который решил позаботиться обо мне, когда я потеряла всякую надежду — это Кэрол, и в глубине души я была ей безумно благодарна за это, и выражала свою благодарность, как умела — уборкой, помощью со двором, готовкой, походами в магазин... ну и плохим поведением "только по вторникам", то бишь, реже, чем мне того хотелось, чтобы совсем ее не разочаровывать.
И второй — этот парень, которого я и отблагодарить ведь толком за его участие не могла. Даже денег заплатить за пиво у меня не было, хоть он и не просил. И это все мелочи по сравнению со временем, которое он тратил на меня.
К тому моменту, как машина остановилась в какой-то глуши, успело уже стемнеть — видимо, поэтому Альк не стал выключать фары. Яркий свет выцеплял очертания холма, на котором мы стояли, обрыв, начинающийся за ним, и желтую землю, усыпанную редкими пучками трав.
— Сзади в пакете ещё пиво есть, если хочешь, — нарушил тишину Альк, от чего я невольно вздрогнула — хреново, нервная система совсем ни к черту, — Только сладости не трогай, они сестре.
Как ни в чем не бывало, он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Вот так просто?
— Можешь выйти и камни попинать. Но далеко не уходи. И под ноги смотри.
Обычно несуразно болтливый, сейчас мой язык совершенно отказывался меня слушаться, и, как бы я ни силилась, все еще пригвожденная к месту неловкостью из-за заботы этого парня, ничего сказать я так и не смогла. Зато, поджав губы, послушно открыла дверь машины, выбираясь наружу. Вечерняя прохлада заставила меня сделать в ту секунду и вовсе неслыханное — решительным движением я расстегнула толстовку, стянула ее и тоже оставила в машине, оставаясь в одной легкой майке.
Дойдя до ближайшего огромного валуна, на котором, как и сказал Альк, можно было бы сорвать злость, я просто села на него и закрыла лицо руками. Настроение было уже куда лучше, чем тогда, на парковке — по крайней мере, меня знатно попустило. Но и плакать я не могла себя заставить. Хотя со слезами стало бы гарантированно еще легче.
В конце концов, свежий воздух, прохлада, ощущение свободы и безграничного доверия к парню, который, в общем-то, мог запросто бросить меня здесь, сделали свое дело. Поэтому я выпрямилась и развернулась, и уже с улыбкой помахала Альку. Видимо, отследив какое-то движение, он поднял голову. Мой жест говорил — мол, иди сюда. Была готова поспорить — у него сейчас снова такое лицо, будто я самое противное назойливое создание, какое только можно вообразить. Хоть на расстоянии я и не видела точно.
Когда он и не подумал пошевелиться, я помахала уже обеими руками, продолжая зазывать еще веселее, и явно показывая, что не отвяну. И это сработало.
— Ну чего? — подойдя наконец ко мне, Альк не смерил меня раздраженным взглядом, как это можно было бы ожидать. Вместо этого он зачем-то задрал голову, всматриваясь куда-то вверх. Яркий свет фар теперь четко очерчивал его острый кадык и словно бы нарисованную одним уверенным движением грифеля челюсть.
Так, кажется, я опьянела.
— Говорят, что пить в одиночестве — это алкоголизм, а когда вдвоем — то вроде бы это похоже на вечеринку, — хмыкнула я, мысленно тряхнув головой, но все еще продолжая наблюдать за Альком.
Мне хотелось в это мгновение вдыхать полной грудью не только этот замечательный ночной воздух, лишенный обычной жары, но и это ощущение свободы — того, что я совершенно ничего не боюсь рядом с этим парнем. Подумать только — мне было плевать, во что я одета и что говорю. Даже если его и раздражают какие-то мои манеры и выходки — он все равно рядом, а значит, я раздражаю его не настолько сильно, чтобы послать меня куда подальше.
Этого было более чем достаточно, чтобы снова ощутить тепло чувств, разливающееся в груди.
— Я, вероятно, тебя сейчас удивлю, — все так же весело проговорила я, расслабляясь окончательно и даже откидываясь чуть назад и опираясь на руки, чтобы удобнее было смотреть на небо. — Но я знаю все эти созвездия. Ну или почти все... Как видишь, кругозор не совсем у меня маленький. А ты их знаешь? Что это я, ты наверняка в курсе, ты же умный…
Альк несколько нехотя, но все же присел рядом.
— Мне не нужно знать их все названия, чтобы просто любоваться ими, — в своей манере пробурчал он. — Их название — это то, что предопределено людьми и людским умом. Звёздам наплевать, как мы их называем. Иначе от этого они светить не станут.
Я даже повернула голову к Альку, чтобы удивленно посмотреть на него.
— Ну ты даешь, — с легкой добродушной усмешкой, вызванной, похоже, выпитым количеством пива, сказала я. — Еще и философские мысли изрекаешь... И звездами любуешься. Каждый раз думаешь — ну нет, больше этот парень удивить ничем не сможет, а потом — рраз! — и ты снова удивляешь. И часто ты ими любуешься? Здесь очень красиво, — здравствуй, режим "болтливая Ванда", ага.
Мне даже нравилось это ощущение, когда ты почти близок к тому, чтобы замерзнуть. За полтора месяца, проведенные в Техасе, я даже успела забыть, каково это. О близости Алька, что он сидит настолько рядом ко мне, я старалась не думать. И вовсе не потому, что это могло вызвать во мне какое-то отторжение... Кажется, я боялась того, что будет все как раз наоборот.
— Частота зависит от того, как часто мне всякие девицы машину царапают, — каждая реплика Алька все еще звучала так, словно он выдавливает ее из себя нехотя. Особенно на контрасте с моей болтливостью и темами, что сменяют одна другую.
Я шутливо пихнула Алька в бок кулачком, услышав его слова про машину. А после, сев таким же образом, как и он, чтобы иметь возможность смотреть сбоку ему в лицо, сказала уже чуть серьезнее:
— Ты меня тогда здорово напугал, конечно. Думала, все, в первый же день в новом городе мне шею свернут. Жаль, что с этим
