делает такое лицо, словно только что съела лимон. — Он первоклассный мудак, если ты спросишь меня.
— Послушай, Габриэлла, я не…
— Тебе не нужно извиняться за него. Я рада, что он пригласил меня сегодня вечером. Поверь мне, общение с твоими матерью и отцом было исцеляющей терапией.
— Мачехой.
Девушка смотрит на свой телефон, будто он зажужжал у нее в руке.
— Моя машина уже близко. — Она поворачивается к улице, чтобы высмотреть машину.
Она думает, что я — гей.
Скрывающий свою истинную сущность.
Это не первый случай, когда кто-то ошибочно принимает меня за гомосексуалиста — я люблю моду и не соответствую гендерным стереотипам. Мне было бы веселее на Неделе высокой моды, чем на Суперкубке, я предпочту элегантный стейк с соусом тартар бургеру, еще делаю маски для лица, а не использую то же мыло, что и на яйцах. Моя одежда яркая. Я фанат цветочного принта, и у меня есть несколько марок подводки для глаз.
Но я мужчина традиционной ориентации.
Перед нами останавливается белая малолитражка, и из нее выходит мужчина.
— Вы Габриэлла? Я — Мэнни.
— Да, — говорит она и поворачивается ко мне. — Это за мной.
Я наблюдаю, как Мэнни рассматривает ее сзади, как его взгляд задерживаются на обнаженной коже ее плеча, а затем скользит вниз и останавливается на заднице. Он облизывает губы.
— Нет.
Габриэлла хмуриться.
— Что?
— Я отвезу тебя домой.
Вспышка беспокойства появляется в ее глазах.
— Это безумие. Такси уже здесь. — Она отступает от меня, и рычание вырывается из моей груди, когда я сопротивляюсь желанию схватить ее и притянуть ближе.
Она ускользает.
Вот оно.
У нас нет причин когда-либо снова видеть друг друга после сегодняшнего вечера. И так оно и должно быть. Она не принадлежит к моему миру, и я, конечно, не принадлежу к ее.
И все же мои пальцы так и норовят дотянуться до нее.
Девушка открывает дверцу машины и, просунув одну стройную ногу внутрь, поворачивается назад.
— Если тебе когда-нибудь снова понадобится ведомый…
— Да! — О черт, я что, только что это сказал?
— Серьезно? — Уже держа телефон в руке, она просит мой номер.
Не давая своему рту разрешения на это, я выпаливаю цифры, и через несколько секунд мой телефон вибрирует от входящего сообщения.
От нее.
— Напиши, когда я тебе понадоблюсь. — Она сверкает еще одной великолепной улыбкой. — Спокойной ночи.
Я отвечаю только после того, как задние фонари такси исчезают вдали.
— Спокойной ночи, Би.
Кингстон
— Не понимаю, в чем проблема, — говорю Хейсу, стоящему у одного из миллионов шкафов с документами и смотрящему на меня.
— Не понимаешь?
Я пожимаю плечами.
— Нет.
Его челюсть напрягается, а ноздри раздуваются.
Я закатываю глаза. Отлично, поехали. Уже понимаю, какая надвигается буря, и полностью готов к его ярости.
— Ты что, дурак? — спрашивает он.
Так крепко сжимаю коренные зубы, что они скрежещут друг о друга. Ладно, может быть, я не был полностью готов.
— Как ты умудрился закончить подготовительную школу Бертона, не выучив гребаной азбуки, тупица? — Сердитым взмахом руки он указывает на папки. — Я не могу найти досье Монтгомери.
Я подхожу к нему, быстро просматриваю файлы и нахожу ту, на которой написано «Монтгомери». И ударяю его папкой в грудь.
— Кто теперь тупица?
Его лоб становится еще краснее, как будто макушка его головы вот-вот взорвется.
— М.О. Почему она здесь, внизу, с досье Мурри?
— Оно в секции «М». Боже упаси тебя копнуть немного глубже.
Хейс захлопывает ящик.
— Если бы Август не настаивал на том, чтобы оставить тебя, я бы уволил тебя несколько недель назад.
Я засовываю руки в карманы и пожимаю плечами.
— Это говорит о тебе гораздо больше, чем обо мне, брат.
— Отвали.
— После тебя.
— Эй, эй, эй… — Хадсон неторопливо входит в архив с небрежной и слегка веселой улыбкой. — Любовь, льющаяся из этой комнаты, просто прекрасна.
— Ты тоже можешь отвалить. — Хейс протискивается мимо своего близнеца, и, к счастью, легион злых духов следует за ним.
— В чем его проблема?
Я со стоном падаю обратно на ближайший стул.
— Как будто ему нужен повод, чтобы быть полным придурком?
— Отличное замечание. — Хадсон подходит к одному из картотечных шкафов и выдвигает ящик. — У тебя все в порядке?
— Чертовски фантастично. — Я протираю глаза и проглатываю неуверенность и чувство неполноценности, которые накатывают, когда нахожусь рядом со своими братьями.
Дело в том, что я совсем не такой, как они.
Я был изгоем в этой семье до шестнадцати лет, и с тех пор ничего не изменилось.
Хадсон засовывает папку, за которой пришел, под бицепс и прислоняется спиной к стене шкафов, изучая меня.
— Что?
На его лице медленно расплывается улыбка.
Я провожу рукой по волосам.
— Хочешь что-то сказать?
— Ты, наконец, распутываешься.
— Ничего подобного.
Он поднимает брови.
— Чувак, это нормально…
— Я не распутываюсь! — Что это вообще значит?
Хадсон поднимает руки вверх, сдаваясь.
— Просто говорю так, как вижу.
Я складываю руки на груди.
— Да, и что же ты видишь, Тереза Капуто? Пожалуйста, поделитесь.
— Кто?
— Серьезно? Экстрасенс с Лонг-Айленда. Леди, которая разговаривает с мертвыми людьми.
Он пожимает плечами.
— Забудь об этом.
— Что происходит между тобой и этой цыпочкой Габриэллой?
Я качаю головой.
— Ничего.
— Знаешь, скольких женщин я видел, в которых бы ты вкладывался?
— Нет. Я никогда не вкладываюсь.
— Продолжай говорить себе это, братан.
«Да, пошел ты».
— А пока расскажу тебе, что я видел прошлым вечером. — Его брови приподнимаются. — Инвестиции.
— Даже близко нет, — возражаю я, стоя к нему спиной, чтобы он не мог видеть моего лица. Очевидно, этот засранец действительно какой-то экстрасенс.
— Твоя защита только подтверждает…
— Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей жизни. — Я поддерживаю зрительный контакт, и он ухмыляется, что только еще больше бесит меня. — Я не запал на Габриэллу. Она мне даже не нравится. — Ложь, ложь, ложь. — Может быть, тебе пора найти женщину, с которой ты мог бы остепениться, чтобы перестать вмешиваться в отношения других людей.
— Ах-ха! — Он указывает на меня. — Итак, ты признаешь, что у тебя есть отношения.
— Что? Нет. Тебе нужно… я… к черту это. — Я сжимаю губы и вылетаю из комнаты.
Вместо того чтобы вернуться в свой шкаф в кабинете Хейса, я направляюсь к лифту. Нажимаю кнопку вестибюля и ерзаю, как будто у меня под кожей роится миллион бабочек. Направляюсь в Центральный парк и нахожу скамейку с видом на цветущую сакуру.
Хочется сесть в самолет и исчезнуть на месяц. Сидеть на каком-нибудь белом песчаном
