— Тебе нужно отдохнуть, — говорит он. — Мы распаковали почти все и, я думаю, Ками готова ко сну. — Он расправляет плечи, поглядывая на часы. — Тебе не обязательно приходить завтра раньше. Я соберу ее и постучу в твою дверь в девять, чтобы сходить за покупками, хорошо?
Я знаю, что такое конец разговора, когда слышу его. Уверена, ребята хотят немного побыть одни, чтобы обдумать новости. Я резко киваю, встаю и направляюсь к кроватке. Ками уже спит, свернувшись калачиком, но я все равно беру ее на руки, прижимаю к себе и целую в щеку.
Это так несправедливо. Она совсем крошечный ребенок. Она не сделала абсолютно ничего плохого. Она не просила, чтобы ее родили, но ни один из ее родителей все равно не хочет ее видеть. Разве это нормально?
Ками просыпается в моих руках, ворча, поэтому я укладываю ее обратно. Мое горло сжимается от слез, когда я поворачиваюсь к двери, хватая ключи.
Низкий голос зовет меня вслед.
— Бет?
Я оборачиваюсь в дверях. Себастьян стоит в гостиной. Он прочищает горло.
— Сколько ты берешь за ночную смену?
— Прошу прощения? — Мой голос холоден.
— Сколько стоит то, чтобы ты осталась здесь на ночь?
Я качаю головой.
— Нет. Этому не бывать.
— Я удвою твою дневную норму.
— Ты можешь ее даже утроить, мне все равно. Я не останусь на ночь. Ты должен позаботиться о ней сегодня вечером.
Он хмурится.
— Почему? У тебя есть дела поважнее?
Я стискиваю зубы.
— Есть или нет — не твое дело. Ради Бога, ты только что узнал, что у тебя есть чертова дочь. Я не буду помогать тебе игнорировать собственного ребенка. Увидимся завтра.
Он снова зовет меня, но я выхожу в коридор, захлопывая за собой дверь.
ГЛАВА 12
СЕБАСТЬЯН
Я смотрю, как Бет исчезает, затем поворачиваюсь на каблуках и направляюсь в свою спальню. Даже когда я закрываю дверь, то слышу, как Ками что-то бормочет на заднем плане. Ярость пронизывает меня насквозь.
Я расхаживаю взад и вперед по своей комнате, кулаки и челюсти сжаты. Мои мысли кружатся так быстро, что я едва могу думать.
Мой ребенок. Она мой ребенок. И ее мать оставила ее на чертовом пороге.
Аниша не позволила мне увидеть роды. Она не сказала мне, что беременна. Она оставила мою дочь на холоде, на пороге, с пакетом больших подгузников и дешевым автомобильным сиденьем.
Последние полгода я занимался своими делами, не зная, что у меня есть гребаный ребенок.
Я качаю головой, паника нарастает. У меня не может быть ребенка. Ради бога, я даже не могу прикоснуться к Ками без того, чтобы она не заплакала. Когда мы впервые принесли ее в квартиру, я попытался взять ее на руки и подержать. Она закричала, как будто я причинил ей боль. Это так напугало меня, поэтому я снова опустил ее в кресло.
И теперь она моя. Как, черт возьми, она может быть моей?
Я провожу рукой по лицу и тяжело опускаюсь за стол. Он одержимо чист. Поверхность вытерта, ручки разделены по цвету чернил и хранятся в отдельных контейнерах, а все мои бумаги имеют цветную маркировку и аккуратно подшиты. Я поворачиваю степлер так, чтобы он был параллелен стене, и пытаюсь сделать глубокий вдох.
Вот как мне нравится хранить вещи. Упорядоченно. Чисто. Аккуратно. Когда внешняя среда находится под контролем, гораздо легче контролировать внутреннюю среду. И мне нужно держать себя под контролем. Когда я этого не делаю, люди страдают.
В моей голове вспыхивает воспоминание. Гнев захлестывает меня, полностью поглощая. Мой кулак врезается в чье-то лицо. Пронзительный голос моей матери, кричащий: «Достаточно. Я отсылаю тебя прочь! Я не могу жить с жестоким, агрессивным хулиганом! Ты просто чудовище!»
Я опираюсь на стол, мое дыхание становится тяжелым. Я не могу думать об этом. Мне нужно успокоиться. Я не могу злиться. Не рядом с ребенком. Я причиню ей боль.
Я пытаюсь вспомнить, что говорили мои старые терапевты по управлению гневом. Поговори с другом. Сделай запись в дневнике. Медитируй.
Я закрываю лицо руками и пытаюсь просто дышать.
***
Когда я, наконец, успокаиваюсь достаточно, чтобы вернуться в гостиную, Джек и Сайрус уже убрали все коробки Amazon. Они оба сидят на диване, уставившись на кроватку Ками. Она спит, засунув свои маленькие пальчики в рот. Мое сердце болезненно сжимается, когда я смотрю на нее.
— Мне очень жаль, — говорю я.
Сайрус поднимает голову. Печаль запечатлена на его лице.
— Почему?
— Потому что она не твоя.
Я бы хотел, чтобы Ками была его. Хотя бы ради нее, ради всего остального. Сайрус был бы фантастическим отцом. Джек тоже. Но этот бедный ребенок каким-то образом вытянул короткую соломинку.
Сай снова смотрит на Ками.
— Мы все еще смотрим на воспитание, как и тогда? — Он протягивает руку, чтобы поплотнее затолкнуть ее простыню под матрас.
— Как?
— Что мы растим ее вместе? Как нашего общего ребенка?
— Не понимаю, почему бы и нет, — вмешивается Джек, потягивая остатки пива. — Это то, что мы всегда планировали. Если ты не против, приятель? — Он поднимает на меня взгляд. Я киваю, потирая виски. У меня раскалывается голова. Я почти уверен, что ужасно потный под рубашкой.
Сайрус глубоко вздыхает, изучая мое лицо.
— Господи. Ты выглядишь дерьмово. Прими лекарства, чувак.
— Они не работают.
— Откуда тебе знать? Ты никогда их не принимаешь. Прими свои таблетки, выпей немного воды и поспи, ради бога. Ты можешь сходить с ума утром.
— У меня есть гребаная дочь, — хриплю я, раздражение вспыхивает во мне. — Я не могу просто лечь спать.
— Конечно, можешь, — говорит Джек. — В таком состоянии ты бесполезен. Я присмотрю за ней.
Я качаю головой. Я не могу заснуть. Я должен присматривать за ней. Убедиться, что с ней все в порядке.
Сайрус смотрит на часы и встает.
— Что ж, это был интересный день. Если ты меня извинишь, я должен пойти потрясти своими яйцами перед лицами некоторых девушек.
— СМИ[13], чувак, — бормочет Джек.
Он пожимает плечами, наклоняясь, чтобы проверить Ками в последний раз.
— Пока, божья коровка, — говорит он, слегка поглаживая ее по щеке. — Мне очень жаль, что твой отец такой придурок. В конце концов, он придет в себя.
Она причмокивает губами, слегка ворочаясь во сне.
Сай хватает свою кожаную куртку и поворачивается ко мне.
— Прими свои чертовы лекарства, — говорит он и хлопает входной дверью.
ГЛАВА 13
ДЖЕК
На следующее утро я стучу в дверь Бет ровно в девять утра, очень гордясь собой.
Это были беспокойные несколько часов. Я проснулся в шесть, чтобы покормить Ками, вымыть ее, одеть, попытаться сменить подгузник, испачкаться какашками, снова вымыть ее и одеть, покормить остатками из бутылочки и затем помочь отрыгнуть. Затем я попытался разобраться с коляской, которую Себастьян купил вчера. Она страшно сбивает с толку. Там куча кнопок, винтов и реверсивное сиденье, поэтому я не мог решить, должно ли оно быть обращено ко мне или от меня.
Когда я, наконец, собрал его, то положил Ками внутрь, а затем понял, что не смогу протащить коляску через двери нашего крошечного лифта. В итоге я использовал слинг[14], чтобы привязать Ками к груди, и покатить пустую коляску вниз по лестнице на этаж Бет.
Может все это и заняло у меня почти три часа, но я справился. И теперь Ками чиста, одета в свой новый детский боди и счастливо прижата к моей груди, дрыгая маленькими ножками, словно лягушка. Я сжимаю ее ногу, когда слышу, как открывается засов, и Бет распахивает свою дверь.
Жар приливает к моим щекам, когда я вижу ее. Она одета небрежно: в джинсы, облегающие бедра, и обтягивающую розовую рубашку. Ее волосы собраны сзади в конский хвост. Она выглядит великолепно.
— Готова идти? — бодро спрашиваю я.
Она кивает, наклоняясь, чтобы поцеловать Ками в макушку. Я пытаюсь игнорировать тот факт, что ее губы всего в нескольких дюймах от моей груди.
