Он выбирает для меня песню на своем плеере, а я — на своем, и я останавливаюсь на песне о девчачьем могуществе под названием «Love Song» от Сары Бареллис, где, по сути, девушка говорит парню, что не станет писать ему любовную песню. Вот ее я и включаю.
Моя одержимость песнями о женской силе уже стала легендарной. Как старые композиции, так и новые. Только их мы с подругами и слушаем. Даже Кайл уже нам подпевает.
И вот я натягиваю наушники, чтобы послушать, что там он выбрал для меня, и что-то странное происходит с моим телом, когда я слышу первую строчку песни Iris от Goo Goo Dolls:
«Я бы отказался от вечности, чтобы только коснуться тебя…»
«Потому что я знаю, что ты чувствуешь меня…»
«Ты ближе к раю, чем я когда-либо был и я не хочу сейчас идти домой… «
Я наклонила голову, чтобы он не увидел, как я покраснела, и я с трудом удержалась, чтобы не поставить песню на паузу, ведь она была настолько интимной.
Слушая эту песню.
Песню, которую он специально выбрал для меня.
Нет, я точно не посмею ее остановить. Даже не смотря на то, что он наклоняется вперед, чтобы рассмотреть мою реакцию. Его колено задевает мое и от этого прикосновения все мое тело вспыхивает огнем, а в голове по-прежнему звучит песня.
«Я не хочу, чтобы мир видел меня, — поется в ней, — но я хочу, чтобы ты знала, кто я…»
Я даже не знаю, в состоянии ли я дышать.
Он тоже слушает выбранную мной песню, а его глаза так близко к моим, когда я смотрю на него, я даже могу пересчитать каждую из его колючих темных ресничек. Клянусь, его радужки синее, чем Карибское море.
На его губах появляется улыбка, и, кажется, он смеется. Я не могу слышать его смех, потому что все еще вслушиваюсь в конец песни «Iris». Песни, которую я впервые услышала в фильме «Город Ангелов», из-за которого я прорыдала несколько дней, не меньше. Парень там буквально отказывается от вечности ради девушки, в которую влюбляется, а потом случается трагедия — прямо как в фильмах по романам Николаса Спаркса.
Когда наступает тишина, я медленно отсоединяю свои наушники и возвращаю ему его айпод.
— Не думала, что у тебя там есть медленные композиции, — пробормотала я, полностью увлеченная своим плеером.
Его голос такой низкий и звучит так близко.
— У меня двенадцать тысяч песен, здесь есть все.
— Быть не может! — отвечаю я на автомате, но тут же убеждаюсь, что так и есть. Мэл считает себя неимоверно крутой, потому что у нее на плеере десять тысяч песен, теперь я обязательно расскажу ей, что она ошибается.
Но вот что я никак не возьму в толк — из двенадцати тысяч песен он выбрал для меня именно ту?
— Тебе понравилось? — Он смотрит на меня пронзительным взглядом, и хотя я знаю, что он видит, как я покраснела, ничего не могу с собой поделать.
Я киваю.
Мой айпод кажется теплее обычного, и я нервно пролистываю песни, отказываясь думать, что это тепло его рук. Его больших, покрытых шрамами, загорелых, красивых, мужественных рук. Мои щеки вспыхивают с новой силой, и я стараюсь затеряться в собственном музыкальном мире.
Иногда, во время полета, он передает мне свои наушники и плеер, включая какую-нибудь песню, а я выбираю песни для него. Не знаю, что со мной творится, но когда он улыбается мне, демонстрируя эти ямочки на щеках, слушая все «да здравствует женская сила!» песни, что я включаю ему (вроде I Will Survive Глории Гейнор), я просто таю. Особенно, когда он, решив поиздеваться надо мной, с дьявольской ухмылкой включает Love Bites в исполнении Def Leppard.
Я погибаю от ощущения мощного звука из его наушников от Dr. Dre, разливающегося в моих ушах от того, как мужской вокал пробирается все глубже в мое тело, а каждое сексуальное слово пульсирует во мне, заводит. Слова настолько дикие и чувственные, они заставляют меня думать о нем, обо мне, как мы касаемся друг друга, целуем, занимаемся любовью… и я в бешенстве, что на какую-то долю секунды я даже поверила, что именно этого он от меня и хотел.
В Атланте мы поселились в одном номере с Дианой, и я в восторге от того, что свою зубную щетку, пасту и прочие девчачьи мелочи она держит в том же порядке, что и я. Она отличная соседка, солнечная и позитивная весь день, а по вечерам мы говорим о полезной еде, развалившись на своих громадных кроватях.
Я узнала, что каждое утро она покупает лучшие свежайшие местные продукты, и кормит Ремингтона только здоровой органической пищей, ежедневно каждые три-четыре по расписанию. Именно поэтому его тренировки проходят по принципу либо 3-2-3 часа, либо 4–4, с более плотным питанием в случае поздней тренировки.
Она добавляет различные специи в его пищу, но это всегда натуральные травы вроде тимьяна, базилика, розмарина, щепотка кайенского перца или чеснока, а еще специальная зубодробильная смесь (состав которой я записала, чтобы попробовать при возращении домой). Диана развелась в тридцать девять лет, а еще она рассказала мне, что последний бой этого тура будет в Нью-Йорке — городе, который я всегда хотела посетить.
Завтра у Ремингтона первый из двух боев в Атланте, и в обед я околачивалась в арендованном им спортзале, ожидая, пока он закончит тренировку, чтобы устроить ему растяжку. Это наш третий вечер здесь, и до меня уже дошло, что Ремингтон Тейт тренируется как сумасшедший.
Он.
Совершенно.
Безумен.
Сегодня, в особенности, его, просто не остановить.
— Как он только держится на ногах после стольких часов? — спросил Пит у тренера Люпа.
— Эй, Тейт! Хватит уже выделываться перед Брук! — кричит Тренер, и мы слышим смех с другого конца зала, где Ремингтон безжалостно и беспощадно убивает пневмогрушу.
— Не получается вымотать его, — говорит Люп, поворачиваясь к нам. Он потирает свою лысую голову и проверяет что-то вроде таймера, висящего на шее. Выглядит он угрюмее обычного.
— Мы сегодня уже девять часов так тренируемся, а ему хоть бы хны! И не надо на меня так смотреть, Пит. Мы оба знали, что так случится, после того, как…
Они поворачивают головы в мою сторону, будто мое присутствие мешает им говорить, и я вскидываю брови:
— Что? Хотите, чтобы я ушла?
Люп кивает и возвращается к Ремингтону, все еще терзающему пневмогрушу, которая летает из стороны в сторону, будто летучая мышь, попавшая в западню. Он идеально точно взмахивает руками, каждый раз поражая грушу прямо в центр. Получается ритмичный и быстрый звук, бамбамбамбамбам…
— Девять часов в день — это не слишком, как считаешь? Даже семь часов — это уже безумие, — говорю я Питу. Сегодня мы занимались намного больше его обычной схемы 4 и 4, и я в шоке, что он продолжает в том же духе.
