Ознакомительная версия.
Нет, а как она с байкой про бензин прокололась! Ведь поверила, честно поверила. Ну, и кто же из нас врет, получается? Хотя – чего себе голову морочить, что за эмоции послевкусия? Все равно не позвонит. Помог красиво расстаться с девственностью, и на том спасибо.
Весь день Нина ходила, исполнившись странной гордостью. Сама приняла решение, сама себе хозяйка! Хочу – халву ем, хочу – пряники… А когда ближе к вечеру Никита позвонил, растерялась. И обрадовалась до дрожи в руках, до гулкого сердцебиения. Вот тебе и пряники с халвой, как все просто оказалось! Ждала, значит, звонка-то! Да, да, давай встретимся! Ровно в пять, на перекрестке Гоголя и Луначарского! Да, поняла, из института поедешь… А куда пойдем?.. Не знаю, куда пойдем. Куда скажешь, туда и пойдем. Нет, ко мне нельзя, родители дома будут.
Так и началась их маетная жизнь, бурно сексуальная до невозможности. А маетная, потому как приткнуться со своими потребностями совсем некуда было. Ну, в машине, конечно, – святое дело… Пока однажды на стоянке какой-то чайник в зад не въехал, и не пришлось бедную машину в сервис везти. Вот тогда и началась веселая жизнь. Чудеса азартно-греховной изворотливости! Но им весело было – жуть! И оба получали странное удовольствие от абсурдности торопливых соитий, и будто соревновались меж собой в поисках опасного местечка. Однажды даже в лифте умудрились, а потом еще – стыдно сказать – в туалетной кабинке ночного клуба… Было, было в этом что-то азартно-романтическое и в то же время нежно-трогательное. В общем, – родом оттуда, из повестей Франсуазы Саган… Их обоюдное азартно-романтическое, нежно-трогательное, одно на двоих счастливое нахальство. Потом, позже, такого острого ощущения счастья уже не испытывали…
Нет, когда удавалось ключи от чужой квартиры раздобыть, тоже были счастливы, конечно. Летели туда, подгоняя таксиста, – скорее, пожалуйста, мы опаздываем! Жалко было и одну лишнюю минуту упустить! И целовались, целовались все время…
Ладно Никита. Ему к такой жизни скорее всего не привыкать было. Но у нее – откуда чего взялось? Прямо стыд вспомнить! Наверное, это ее природа плетью подстегивала, заставляя наверстывать упущенное. Да еще и влюбилась по уши, совсем голову потеряла. Где, как, на чьей постели – неважно, даже чувства брезгливости не было. Да и то – разве голодный испытывает чувство брезгливости? А она такая и была – будто с голодного остова сорвалась, все никак насытиться своей молниеносной любовью не могла. Сама себе удивлялась, но так, исподволь… Некогда было удивляться-то. Да и не хотелось никаким анализом заниматься, хотелось любить, как уж получалось. А получалось именно так, взахлеб.
Однажды, помнится, очнулись в чужой постели – сейчас и не вспомнить в чьей… Кажется, однокашник Никиты ключи от квартиры дал, у него родители в отпуск уехали. Лежали, счастливые, обессиленные, как две рыбешки, выброшенные штормовой волной на берег. Она потянулась, лениво перевернулась на живот, рука скользнула под подушку… Пальцами нащупала что-то. Вытянула – трусы. Чужие. Необъятных размеров. Однокашниковой мамы, наверное. Никита глянул… И передернулся вдруг. Встал, подошел к окну, закурил нервно, пустил в форточку струйку дыма. И вдруг проговорил, не оборачиваясь:
– Нин… А тебе не надоело по чужим хатам, на чужих постелях, а?
У нее сердце оборвалось. Решила – все, кончилось счастье. Лежала, сжавшись в комок, не зная, что ответить. А что тут ответишь? Если ему, судя по вопросу, надоело.
– Давай квартиру снимем, Нин? Чего мы, как озабоченные малолетки? Взрослые вроде люди…
– В смысле – квартиру? Я не поняла, Никит?..
– А чего тут понимать? Снимем квартиру, как все люди, будем вместе жить. Вместе уснули, вместе проснулись. Хорошо же, правда?
– Да… Да, хорошо, конечно… Замечательно просто…
Говорила осторожно, будто боялась его спугнуть. А душа замерла от счастья. Жить вместе, в одной квартире, как одна семья! Это же… почти как замуж выйти! За любимого Никиту! Каждый день его видеть, готовить ему завтраки, рубашки стирать… Да неужели это возможно?
Странно, но ей тогда казалось нормальным так думать – немного в уничижительном направлении. Спасибо, мой господин, что назначил меня любимой женой. И позволил мне, голову от любви потерявшей, до конца ее потерять.
– У нас в группе девчонка есть, она, по-моему, однушку на окраине сдает, ей от бабки в наследство досталась. Я завтра спрошу у нее, хорошо, Нинуль?
– Спроси… Спроси, конечно. Только ведь дорого, наверное? Хотя мне зарплату со следующего месяца обещали повысить…
– Да нет, какая зарплата… Не парься, я арендную плату на родителей повешу. Чего возьмешь с бедного студента?
– И они согласятся?
– Конечно, согласятся! Без проблем. И вообще, они у меня продвинутые, не переживай! Любые практические навыки с моей стороны приветствуются.
– Не поняла. Какие навыки?
– Ну… В смысле самостоятельности. Мужского становления, так сказать. А твои – как в этом смысле? Ничего, нормальные?
– Да… Да, в общем…
А что она могла ему ответить? Сказать, что родители в этом смысле как раз ненормальные? Что они, мягко говоря, не то чтобы ее поступка не одобрят, но и скандал могут закатить? Матери еще туда-сюда, что-то можно объяснить, но отцу… Она даже представить себе не могла, что скажет ему. И какими словами он ее потом назовет. Лучше бы, конечно, оттянуть это «потом» на потом… Или придумать что-нибудь…
Ничего не придумалось, кроме бегства. Она просто собрала чемодан и оставила родителям записку на столе. Длинную, умоляющую, с намеком в тексте на скорую свадьбу. А без намека никак бы не обошлось, надо же было горькую пилюлю подсластить. Целый месяц потом отцу на глаза не показывалась, боялась. А с матерью часто созванивалась, слушала в трубку ее упреки: «Нехорошо, дочка, не по-людски… Папа очень переживает…»
Но со временем и это наладилось. Даже отец смирился, только иногда загонял в угол вопросом: свадьба-то будет когда иль нет? И что там за женишок такой, который родителям невесты должного уважения оказать не может, в гости зайти по-человечески! Рылом для него, что ли, не вышли? Не могла же она отцу правду сказать! Ужасную правду, стыдную! Прости, мол, папа, но не хочу я тебя с Никитой знакомить. Опасаюсь, боюсь, стесняюсь. Да, я плохая дочь, папа. Дочь-предательница. Более того, и сам Никита с тобой знакомиться не стремится. И не потому, что вы с мамой, как ты говоришь, рылом не вышли, а потому, что ему, похоже, все равно. Потому что он из другой жизни, которая позволяет ему быть ветреным сыном продвинутых родителей. Из той самой жизни, в которую и сама я не особо вписываюсь…
Хотя поначалу Нине показалось, что вполне даже вписалась. В первый же выходной после начала совместной жизни Никита повез ее на родительскую дачу – знакомиться. Она волновалась – жуть! Долго не могла решить, что надеть, какую прическу сделать. И в машине, когда ехали, тряслась от страха, а он лишь поглядывал удивленно – чего, мол, тебя расколбасило так? Подумаешь, родители!
Ознакомительная версия.
