— Ты что, падала с лестницы в «деревне»? — в тон Вике удивилась Татьяна, — Когда?
— Тогда, — Любаша многозначительно усмехнулась, — в конце марта. Поскользнулась…
— Слушайте, девчонки, это уже наводит на определённые мысли… — тряхнув разбросанными по плечам русыми волосами, Вика обвела всех девушек многозначительным взглядом, — Вчера Элеонора рассказывала, что, когда в декабре там проходил конкурс, то тоже одна вокалистка ногу подвернула, а другой кто-то каблуком в ступню въехал…
— Ну, и что, — теперь плечами пожала Татьяна, — такое часто бывает на конкурсах. Каблук подпилили, а вторая просто неосторожно ногу поставила… Совпадение!
— Такие совпадения просто так не бывают, — Вика покачала головой и посмотрела на Любашу, — вот и ты, говоришь, с лестницы упала… Да?..
— Угу, — Люба почему-то вспомнила не собственное падение, а события полугодовой давности, когда она наступила острой шпилькой на ногу этой заразе Анжелке…
— Вот видишь… А теперь — Алёна.
— Ты ещё про Наталью забыла, — Ритка улыбнулась краешком губ, — её Мигель на репетиции уронил, она хромала две недели.
— Ну, да… — оторвавшись от воспоминаний, охотно подтвердила Любаша, — Ещё и Наташа…
— Ну, и что вы думаете по этому поводу? — Татьяна бросила на своих собеседниц насмешливый взгляд.
— Как пить дать, это — порча! — сделав лицо серьёзным, Вика слегка поджала губы, — Смотрите, за такой короткий срок столько травм и неприятностей.
— Порча делается на конкретного человека, а тут столько народу пострадало, — закинув ногу на ногу, Таня махнула рукой, — ерунда. Просто так совпало.
— Это и есть самая настоящая порча, — убедительно кивая сама себе, отчеканила Вика, — знаю, что говорю! И сделана конкретному человеку, вернее, людям.
— Это кому?..
— Морозовым, кому ещё, — приглушив голос, Вика бросила осторожный взгляд на двери, как будто опасаясь, что кто-нибудь подслушивает их беседу, — вот у них всё это и происходит! Нужно им было священника на открытие приглашать, а они не подумали. Как с захвата заложников началось, так и пошло-поехало!
— Каких заложников?! — впервые услышав о каких-то заложниках, Люба изумлённо округлила и без того большие глаза.
— Да было дело… — нахмурившись, Татьяна махнула рукой куда-то в сторону, — Ты разве не слышала?
— Нет… — не спуская с неё взгляда, Люба энергично замотала головой, — Не слышала…
— Ну ты даёшь… Чуть больше года назад, по дороге на гастроли, их автобус захватил мужик с гранатой. По всем каналам репортажи шли.
— Зато они ещё популярнее стали, — загадочная улыбка не сходила с Риткиного лица во время всего разговора, — сразу и в рекламе снялись, и в фильме, и на телевидении передача была…
— Вот и завистников стало больше, — сделала вывод Вика, — поэтому и творится такое, что порчу навели.
— Любишь ты всему придавать значение, — Татьяна недовольно поморщилась, — кто и за что будет им наводить порчу?
— Стопудово! — неожиданно Рита решила поддержать Вику, — Да видно невооружённым глазом — порча…
— А я о чём?.. — Вика развела руками, — Сами раскрутились, добились известности… Мало у них недоброжелателей? Сейчас творчество страдает, а потом ещё и до личной жизни дойдёт, если меры не примут!
— Ты потише болтай… — потянув за ручку, Татьяна захлопнула дверь купе, — Совсем забыла о регламенте в своём декрете…
От Любаши не утаилось, каким недвусмысленным взглядом одарила свою собеседницу Татьяна. Судя по тому, как она пристально взглянула на Вику и приглушила голос, это было предупреждение не распускать язык. Сама Таня никогда не распространялась ни про Наталью, ни про Дмитрия, за исключением каких-нибудь ничего не значащих реплик, но, видимо, засидевшись дома, её напарница не могла удержаться от чисто женской болтовни. Любаша не могла понять, кого опасается Таня, её саму или Ритку…
Вскоре Татьяна и Вика вышли в коридор и, прильнув к оконному стеклу, принялись смотреть на пролетающие мимо вечерние пейзажи. Оставшись с Ритой вдвоём в купе, Люба с удивлением наблюдала, как та, вытащив, было, из сумочки сигареты, на несколько секунд задумалась. Потом, как будто вспомнив о чём-то, нервно швырнула пачку назад.
— Ты сегодня не куришь? — несмотря на то, что дверь была прикрыта, Люба говорила негромко.
— Хочу курить… аж до обморока… — Ритка откинулась на мягкую спинку вагонного дивана, — Но… придётся ждать до Москвы.
— Ты что, Элеонору боишься?!
— Да вот ещё. Было бы кого…
— А чего тогда до Москвы?..
— Ты что, не видела, что Говоров вместе с женой едет? — Рита недовольно поджала губы, — Она без конца курить ходит, то с ним, то одна. Не хочу встречаться ни с ней, ни с этим козлом.
— Ну, и что, что ходит… — в ответ Любаша пожала плечами, — Ты что, боишься, что она про вас знает?..
— Не боюсь. Просто не хочу встречаться нос к носу, — уклончиво объяснила Ритка, — ну их всех.
— Думаешь, он ей признался?..
— Нет… — вздохнув, девушка помолчала ещё какое-то время, как бы раздумывая, рассказывать дальше или нет, — Сам он вряд ли расскажет…
— Тогда — что?.. — не отрывая от соседки удивлённого взгляда, Люба забралась с ногами на полку и устроилась поудобнее в углу у окна.
— Я у него дома одну вещь забыла…
* * *
Оставшиеся часы до Москвы прошли немного веселее: придя в купе к вокалисткам, Наташа принесла с собой гитару и устроила обычную распевку. Женское шикарное многоголосие, как всегда, собрало других пассажиров возле открытой двери, и Люба с удовольствием ловила восхищённые взгляды. Распевались девушки, исполняя придуманную специально для этой цели композицию в русском народном стиле. Растяжную, и, в то же время, ритмичную, раскрывающую связки мелодию сочинил сам Морозов, в одной из поездок, ещё несколько лет назад. Слова же писались всем мужским коллективом «Ночного патруля», за бутылкой коньяка, поэтому песня получилась довольно хулиганской по смыслу, и обычно привлекала внимание невольных слушателей не только красотой исполнения и мелодией, но и довольно пикантным текстом. Несмотря на это, песню девушки исполняли с большим удовольствием, заражая своим задором всех окружающих.
— Ой, ребята, какие вы молодцы! — пассажирка лет сорока пяти с удовольствием отбивала ладоши, — Вы, наверное, ансамбль народной песни?
— Нет, мы поём рок, — Наташа накрыла струны рукой, — а это — наша распевочная…
— Извините… а можно вас спросить?.. — Две молоденькие девушки, лет по семнадцать-восемнадцать, робко заглянули в купе.
