без титанической поддержки от друзей, родных и близких, а также вашего труда здесь стопудово не обошлось. Чего ты скалишься, Сашок? — смотрю на жуткие гримасы, которые корчит наш начфин. — Хочешь, что-то, по всей видимости, от себя добавить?
— Хочу!
— Не надо, — прикрыв глаза хрипит Роман.
— Извини, уже настроился. Не обольщайся, Юрьев. У твоей красотки обыкновенная истерика. Такой женский неопознанный научными светилами психоз. Дружок, но я, конечно же, с тобой! Уверен, что ты встанешь когда-нибудь на нужный путь, если раньше срока не загнешься, пока будешь настойчиво надеяться на нечто лучшее, — с не пойми каких делов не к месту остужает пыл Фролов. — У неё точно не все дома, Ром. Не обижайся, но ты терпила-импотент.
— А ну заткнись! — прожевывая фильтр, говорю. — Какого хрена? Иди помни сиськи Инге? Сбрендил, писька ты чумная?
— Что? — теперь шипит начбез.
— Она гуляет с другими, а ты вздыхаешь за этой стервой, как недолюбленный положительный герой. Сколько уже прошло…
— Закрой, ублюдок, рот! — сжимает кулаки Роман. — Если ни хера не знаешь, так и не лезь сюда. Костя! — с рыком обращается ко мне. — Я тебя предупреждал?
— Тихо-тихо. Я помню, — стряхиваю пепел. — Саша, мы эту ситуацию больше в нашем тесном круге с некоторых пор не обсуждаем.
— Пиздец! Красов, ты, что ли, тоже идиот?
— Не забывайся, писюша, — сцепив плотнее зубы, цежу, не раздвигая губ. — Твой сарказм стало тяжело переносить. Язвительность достигла апогея, а лично ты перестал различать реальность ото сна. Довольно! Не покрывай дерьмом великолепное настроение.
«Костя, ты не забыл меня?» — смотрю в экран, на котором снова реет сообщение от Смирнова.
— Фото помнишь?
— Заткнись! — сипит Роман.
— Ты посещаешь банк спермы, Юрьев. Знаешь, дорогой дружок, о чем это говорит?
Послушать бы его теории в другое время, да при иных обстоятельствах, а сейчас, похоже, будет взрыв, возможно, с небольшим кровопролитием, потому как Юрьев лезет на рожон и прёт на Фрола, как говорится, с шашкой наголо.
«Я позвоню?» — трещит Сергей.
«У нас небольшое торжество» — шустро набиваю объяснение.
«Покажи их. Не могу терпеть!» — визжит желанием беспокойный бывший тесть. — «Херово расстались, но всё же… Ты прости нас, Костя!».
Гребаное неожиданное столкновение! Юрьев тычет пальцем в грудь Фролову, Ольга набирает ход, моя Ася закрывает рот, а Инга почему-то отворачивается.
— Эй! — я же становлюсь между двух задир. — Стоп! Конец игры. Разошлись по своим углам. Юрьева? — кричу жене одного из бузотёров. — Забери его, — отталкиваю Ромку и рычу сквозь зубы. — Пройдитесь. Домой поедете, наверное, уже завтра. Переночуете здесь. Теперь с тобой, — еле-еле шевелю губами, вращая сигаретой перед раззадоренной мордахой местной писи. — Какого чёрта ты его цепляешь? — избавившись наконец-таки от Ромки, обращаюсь к перепуганному Фролу. — Много тестостерона? Бьёт и всё ключом, да по башке, а член, похоже, сильно резонирует и в толкушку отдаёт. Зазноба не даёт, как ты того желаешь?
— Извини, старик, — бормочет Сашка, бросая фразы через моё плечо. — Ром, слышишь?
— Проехали! — отвечаю за начбеза. — Проветрите яички, девочки. Пока не заткнёте то, что бьёт фонтаном из всех сморщенных щелей, сюда не смейте возвращаться. Не портите нам с Асей пляжный стол.
— То есть? — транслируя изумление в голосе, почти пищит Сашок.
— По-моему, всё ясно и понятно. Инга? — не глядя на неё, зову.
— Да? — из-под земли материализовавшись, пищит где-то рядом, жарким воздухом обдавая мне плечо.
— Принимай героя…
«Симпатичный парень!» — набивает бывший «папа».
— Это кто? — заглядывает Ася.
— Один хороший человек, Цыпа, — отправив еще одно послание, отвечаю. — Вкусная окрошка!
— Спасибо. Ты не возражаешь? — стряхивает несуществующие крошки с моих вытянутых на песке коленей.
— У-у, — одним глазком смотрю в эфир, а вторым слежу за ней. — Что ты…
Она ложится на подстилку, расправляет ноги-руки, а голову устраивает на моих ногах. Носом тычется в ложную ширинку, а рукой обнимает зад.
— Аська? — растопырившись конечностями, внимательно смотрю. — Ты что вытворяешь?
— Спать хочу.
— Рановато. Сейчас ребята вернутся, а тут…
— Костя, я тебя люблю, — упирается лицом мне в пах.
— Опасная позиция, жена, — перекрестив лодыжки, с усилием сжимаю бёдра.
— Очень! — по-моему, я ощущаю поцелуи в то место, которое тут же отзывается, встрепенувшись мягкой мышцей.
— Ася…
— Неважно! — отстраняется, чтобы заглянуть в мои глаза. — Что с ремонтом?
Стадия «почти готово!».
— Пару недель и можно возвращаться.
— А-а-а…
— Надоело? — поглядываю на снова появившееся сообщение в смартфоне.
«Мы шлём тебе привет. Это наш Олег, Костя» — хвастается наглый хрен.
— Ой, какой смешной ребёнок! — умиляется жена. — Чей?
— Бывшей, — честно отвечаю. Не хочу скрывать что-либо от неё. — Ась?
— Ты с ней сейчас общаешься? — прикрыв ладонью рот, тихо задаёт вопрос.
— Нет.
— Я мешаю? Оставить? — пытается подняться, я не позволяю, нажимая ей на близкое ко мне плечо.
— Это её отец, Ася. Мы…
— Я люблю тебя, Костя. Однако это слишком! — шёпотом кричит.
И я! И я тебя люблю, но…
— Отпусти, — она вращается угрём, взбивая пятками подстилку, ломает собственные рёбра, разрывая неосторожными движениями только вот заживший бок.
— Я тебя люблю, — шиплю и быстро наклоняюсь, чтобы нагло, дерзко, быстро, резко и стремительно запечатать жадным поцелуем искривленный злобой женский рот.
Глава 30
Спонтанные признания и откровенный, на троих неспящих, разговор… Это просто сон!
«Если действительно, по-настоящему кого-то любишь, то не сделаешь предложение второй раз. Дважды — это клиника, малыш! Для душевнобольных, возможно, неуверенных, взбалмошных и непостоянных, а также тех, кто любит подчинять и подчиняться. Повтор — унизительное действо, без привязки к полу. Да — да, нет — нет. И с признанием в любви тоже лучше не затягивать, чтобы потом не убеждать в том, что словечки вырвались случайно и, по всей видимости, неоднократно, как минимум, сто раз!» — так постоянно повторял отец, когда транслировал глубокомысленные изречения.
Дважды, означает, нет, а его сказочка про белого бычка — объективно адекватна? Хм! Как посмотреть, как посмотреть! Где раскопал эту чушь мой мудрый отче, почему считал, что подобная настойчивость — зло и профанация, а главное, зачем вворачивал, когда воспитывал, взращивал и что-то даже прививал? Хотите откровенно? Ну что ж, извольте! Я никогда не понимал сакральный смысл отеческого предложения. Как по мне, то за выбранную в жёны стоит побороться, возможно, насточертеть с признанием, а после напялить силой обручальное кольцо на безымянный женский палец…
— Отказала! — удерживая большим и указательным золотой некрупный ободочек с мелким камнем, прыская-хихикая, шипит Фролов, чьи плечи подпираем с Юрьевым вдвоём. — Чтоб её…
— Что это значит?
Я вижу, как Ромка подается вперёд, чтобы заглянуть в глаза язвительному феодалу.
— Я сделал предложение, старик. Что непонятного? Не
