формируя из своих предплечий и плечей слишком острый угол.
— Саш, ты в неё влюбился? — внезапно Юрьев продолжает.
— Да. Влюбился, Ромыч, — повернув к нему лицо, не виляя, отвечает. — И что? Осуждаешь? Насмехаешься?
— Вообще-то просто так спросил.
Охренеть! Сашок ведь даже этого и не скрывает! А я, прикуривая сигарету, вдруг очень неожиданно припоминаю, как выболтал по воле случая слова, о которых всё же предпочёл бы в тот момент благоразумно умолчать. Но неожиданно другое! Ася, по-моему, ни черта не поняла. По крайней мере, когда я разорвал с ней поцелуй и отклонился, чтобы заглянуть в её глаза, наполненные до краев красивыми слезами, то не заметил в них ни радости, ни гнева, ни счастья, ни подобия ярости и злости, ни долбаной эйфории, в которую они погружаются, стоит лишь нам сказать о том, как сильно:
«Я люблю тебя!».
Зато она стремительно вскочила и гордо распрямилась, затем сошла с подстилки, поправила завернувшиеся на лодыжках свободные по крою брюки, взбрыкнув слегка, вдруг резко отвернулась от меня, и пошла, повиливая бедрами, к кромке про что-то шепчущего моря.
В какой-то непростой по содержанию момент мне показалось, что я, наверное, должен воздержаться от дальнейшего разговора, уйти, покинуть на хрен пляж, исчезнуть с горизонта, испариться, замылить поле зрения и не отсвечивать, по крайней мере, в этой жизни ближайшие два-три-четыре дня. Однако уже дома, где-то через два часа после неожиданного признания, жена вообще не проявляла признаков агрессии, недовольства, не изображала роковую женщину, обиженную на то, что несвоевременно сказал ей муж, и даже позволила себя обнять, по общему подсчету — пару-тройку раз.
Осуществив обязательную вечернюю рутину, мы улеглись с ней на диван, чтобы потюлениться и посмотреть очередную серию слезливого, но качественного по картинке, современного отечественного сериала. Ася закемарила, в общей сложности, через неполных полчаса. Улегшись на плечо, она сомнамбулически водила по моей груди теплой маленькой ладошкой, периодически сжимая мою сиську, проверяла тонус мышц и реакцию на необычный стресс, в который я каждый раз, как доброволец, погружаюсь, когда укладываюсь рядом и знаю, что секса, согласно назначениям, увы, не будет. Он нам по наставлениям её врачей категорически противопоказан. Боюсь, что долго так не продержусь. Мне недостаточно оральных, хоть и взаимных ласк. Желаю большего и с полным, черт возьми, проникновением.
— Жить без неё не можешь? — перехватив инициативу и подкатив глаза, почти по-женски лепечу.
— Да.
— А если хорошо подумать? — Рома лезет в морду к Саше, напирая финику на переносицу своим чугунным лбом.
— Пошёл ты! Считаете, что только вы способны носить на пальце драгоценную удавку? Я, мол, кобель, высшей гильдии козёл, навигатор по женским эрогенным зонам, осеменитель тёлок, у которых между ног зудит, под настроение — писюша, старичок, ФролУша? М?
— Мы этого не говорили, — переглянувшись с Юрьевым, в ответ хриплю. — Что произошло?
— Ни хрена! В том-то и дело, что оглушительная тишина, а следом — долбаное слово «нет»!
Не беда!
— А если она не поняла? — по-моему, Юрьев над кем-то пошло издевается. — Не осознала, так сказать, широты твоего благородного, но определенно барского жеста. Возможно, кое-кто использовал высокопарный слог, а с Ингой нужно по-простому. Того-сего или что-то в этом роде. Уразумел, громила?
— Ром… — даю понять надменным взглядом, что это нужно закруглять.
— И такое бывает. А что?
Нет, ни хрена Роман не догоняет.
— Я бы на твоём месте больше с этим к ней не приставал, — затягиваясь никотином, давлюсь словами и, захлебнувшись ядовитым дымом, шумно, но неторопливо выдыхаю. — Не стоит дважды предлагать. Уловил посыл, Сашок? Блядь! Крепкие! Юрьев, твоя махра?
— У тебя забыл отпроситься, — крысится финансовый начальник.
— На здоровье, — хмыкает начбез и полностью копирует позу Фрола. — Тут хорошо, — запрокинув голову, теперь рассматривает звёзды. — Тихо, спокойно, в меру прохладно, просторно — само собой. Это ведь твой дом! — зачем сейчас напомнил, ведь он и так об этом знает.
— Да.
— Помню, как я прибегал сюда и барабанил вон в те ворота, — кивком указывает в нужном направлении. — На встречу, как обычно, выходил твой батя, одной рукой придерживал овчарку за ошейник, а второй пытался за волосы схватить меня. Я ему не нравился?
— Он ментов не любил, Юрьев. Чувствовал в тебе эту закваску с юных лет. Понимаешь? — стряхнув пепел, спокойно сообщаю. — Ты по детству производил впечатление уже неблагонадежного гражданина высшего общества. У тебя в башке пробоина, Юрьев. Ты был обречен на службу с младых ногтей. У тебя закон, порядок, долг, честь, а у моего отца с такими рьяными по жизни творилась чехарда. Ни одно заявление от Пети Красова доблестные органы так и не рассмотрели. Помню, как он таких, как ты, на все буквы посылал, предварительно обматерив. Однажды лишь сказал скупое «благодарю, собратья», когда оформил официальный развод с моей матерью. А так, вообще говоря, папа брезговал сидеть с подобными тебе за одним столом и вообще…
— С чего бы это? — он настораживается, а я специально продолжаю.
— Потому что, как на подбор, все жесткие хапуги, под настроение взяточники, брехливые служители подобия правопорядка, но только на бумаге, а в реальности…
— Тебе вмазать, что ли? — шипит начбез, а Саша прыскает.
— Похоже, будет драка. О! О! О! Глядите, парни, — внезапно уменьшает громкость и переходит на таинственный по окраске тембра тон. — Ром, по-моему, кто-то уже ищет тебя? Какая амазонка в галифе! М-м-м! Женщина с большими фонарями и хлыстом!
Да! Это Ольга — Сашка не ошибся. Она стоит в дверях маленького дома, расположенного напротив. Опущенные плечи, которые она, съеживаясь, крепко обнимает, свидетельствуют о том, что Юрьева замёрзла и вынужденно дверцу попой подпирает.
— Подойдешь? — по-моему, на этом крайне жёстким образом настаивает Фрол. — Давай-давай, надо проявить мужественность, парень. Покажи ей силу, дай знак, что хочешь, что мечтаешь, что готов быть паинькой.
— Это ещё зачем? — у Юрьева, судя по его словам, ползут на лоб глаза, а у меня лишь скользкая улыбка растягивается жвачкой по губам.
— Я, конечно, не женатик, не тот, кто понимает серьёзность определений «супруга», «вторая половина» и, естественно, «семья», но она однозначно просит чьей-то ласки. Смотри, как таращится на нас. Прищуривается. Носом, как ищейка, полосует свежий воздух. Она, как сучка, оставшаяся без попечения хозяина. Очень жалкий вид, Ромыч. А ведь когда-то вы с ней были первоклассной парой.
— Заткнись!
— Неприятно?
— Нет.
— Когда тебя касается, ты сразу выпускаешь ядовитые иголки! Иди! Я думаю, что босс меня сейчас поддержит…
— В чем? — не дав ему договорить, влезаю в разговор.
— В том, что Юрьевым пора побыть вдвоём.
— Не возражаю и настаиваю. Иди! Тут какое-то
