Как бы там ни было, но ты к нам не обращалась. И нас обоих это, мягко говоря, здорово разозлило. Так что сегодняшний ужин, если ты еще не поняла, это ловушка, в которую мы тебя заманили, – с улыбкой произнес Тоби, поливая рулет соусом из свежих помидоров с добавлением базилика.
– Да, я уже начала догадываться, что дело тут нечисто. Так что, вы не возражаете, если мама продаст компанию? Значит, вы за то, чтобы я подняла лапки кверху, закрыла «Би-Би» и, кончив шуметь по пустямкам, сделала вид, что все прекрасно?!
– Тоби, ты заметил, что у нее явная тенденция неадекватно на все реагировать? – обратился к брату Джастин.
– Раз уж ты сам об этом заговорил, то я бы сказал, ее главная беда в том, что она чересчур склонна делать поспешные выводы, – ответил Тоби.
– Я бы даже сказал, что она поспешно прыгает в воду, не поинтересовавшись, есть ли на борту судна спасательный круг, – уточнил Джастин.
– Не совсем так. Ее беда, что она путает себя с генералом де Голлем. Ну, знаешь, он вроде говорил: «L'Etat c'est moi»[53]. В общем, «Эмбервилл» – «c'est elle»[54] или что-то в этом духе.
– Это не де Голль, а Людовик IV говорил, – поправил брата Джастин. – Он тоже страдал манией величия, но это было так задолго до Революции, что его можно извинить, а Мэкси – никогда.
– Мне не кажется, что ваши сравнения так уж смешны, хотя вы оба очень собою довольны, – с раздражением заметила она.
– А главная беда Мэкси в том, что она даже не чувствует, когда люди хотят одолжить ей денег, – торжествующе произнес Тоби.
– Ах вот оно что. Да чтоб я к вам за деньгами обращалась – не бывать этому! У вас своя жизнь, свои дела, и с чего это вдруг мне ожидать, что вы станете одалживать свои деньги на что-то, что касается только одного моего решения? Я хочу дать моему журналу шанс продержаться на плаву, пока он сам не научится плавать. Это моя проблема, и деньги на нее должны быть потрачены тоже мои.
– Но я работаю для «Би-Би». Что ж, у меня нет права голоса? – спросил Джастин.
– Послушай, Джастин, я ведь прекрасно знаю, что тебе претит работа в журнале и ты туда пошел только ради меня. Большей жертвы от тебя я ожидать не вправе, мне слишком хорошо известно, как она тебя связывает, – еще больше посерьезнев, ответила Мэкси. – Так что не жди, что я еще взвалю на тебя и денежное бремя.
– Ну а я, Златокудрая? Я же все-таки твой старший брат, и можно было попробовать ко мне обратиться? – не отступал Тоби.
– Перестань, Летучая Мышь! Ты, по-моему, никогда не проявлял к журналам никакого интереса. И не убеждай меня в обратном. Нет, Тоби. Это не твой, а мой ребенок. И занимаюсь им я. И не годится впутывать вас обоих в это дело. Знаю, уверена, вы меня любите и, конечно, поймете, что хоть раз в жизни чего-то я должна добиться сама, собственными силами. До сих пор я все время выезжала за чужой счет – и мне было все равно. Но сейчас с этим покончено.
– Слушайте! Слушайте![55] – воскликнул Джастин, искоса поглядывая на сестру любящим, насмешливо-недоверчивым взглядом.
– Настоящая беда Мэкси в том, – продолжала она, – что эта особа постоянно голодна, буквально умирает от голода, ей обязательно надо что-то жевать. Такой вот уродилась. И когда она голодна, но нрав у нее тут же портится. Так что хватит совать нос в мои дела, ребята! Прочь с дороги, вы, лоботрясы! Лучше скажите, где этот ваш хваленый рулет? Наверное, мясо уже давно переварилось?..
– Пожалуй, Мэкси, тебе все же следовало взять у них деньги, – упрямо заявил Монти, уже в третий раз, глядя, как она подписывает чеки. – Или уж, во всяком случае, узнать, о каких суммах идет речь.
Мэкси отрицательно покачала головой. Не могла же она открывать Монти, что Лили намерена продать компанию целиком. А следовательно, она не могла поделиться с ним ни теми надеждами, которые возлагала на выживание «Би-Би», ни вероятностью, что Лили все-таки переменит свое решение. Пусть вероятность эта и представлялась весьма сомнительной, но ничего другого у нее в запасе не было. Если сейчас она станет предаваться сомнениям, тогда пиши пропало. Это уж точно. Чтобы увести Монти от темы денег, которые, по его мнению, ей надо было взять у братьев, она перевела разговор в другое русло.
– В прошлом месяце наш тираж был где-то на уровне четырех миллионов, ведь так, Монти? Если «Би-Би» и дальше продержится на том же уровне, то как, по-твоему: после полугода сумеем мы в новом контракте с рекламщиками потребовать резкого увеличения расценок?
– Н-да… Если все наши рекламодатели не будут возражать против размеров предполагаемого увеличения, что вовсе не обязательно, поэтому лучше на такой вариант не рассчитывать. В конце концов, ты же до сих пор точно не знаешь, кто эти твои четыре миллиона читательниц, каков их возраст, доход… Демография, Мэкси, демография. На Мэдисон-авеню привыкли иметь дело с определенной аудиторией, рассчитывать на определенные интересы. Но если рекламщики все же согласятся на новые расценки, то с седьмого номера ты сможешь начать видеть свет в конце тоннеля, то только начать. Сейчас каждый номер, который идет за доллар с полтиной, обходится нам самим в два доллара пять центов, и это не считая тех денег, которые тратит Барни Шор, чтобы журналы попадали на самые престижные места. «Би-Би» имеет такой бешеный успех, что ты теряешь на номере пятьдесят пять центов. Помножь эту цифру на четыре миллиона – и ты получишь чистый ежемесячный убыток в два миллиона двести тысяч долларов.
Мэкси удивленно подняла брови, так что они почти исчезли под спутавшейся челкой:
– До выхода седьмого номера осталось еще три. Получается около семи миллионов… правда, лучше, чем у министерства обороны, но все равно на аукционе надо будет постараться и сорвать приличный куш.
– Только не гонись за тиражом, – предупредил Монти. – Успех убивает журнал в два счета.
– Не волнуйся. Кое в чем я все же разбираюсь. Это что, единственный бизнес в мире, где само изделие стоит дороже, чем можно за него выручить?
– Про кино ты слыхала? – печально спросил Монти. – Или про театр? Балет, оперу, концерты? А также теле-программы, которые никто не смотрит?
– Так, выходит, мы относимся к шоу-бизнесу? – подытожила Мэкси.
– Это так, черт побери! – мрачно согласился Монти.
– Если б у тебя водились деньги, ты бы вложил их в шоу-бизнес?
– Нет уж, – убежденно заявил Монти. – Шоу-бизнес – грязный бизнес.
– Если ты не кончишь хандрить, я сейчас кое-что тебе вставлю, – пригрозила Мэкси, в ответ на что Монти попытался изобразить на лице нечто, отдаленно напоминавшее улыбку. – Что ж, будем молиться, чтобы цены на бумагу, печать и распространение не подскочили, – заметила Мэкси в задумчивости.
