- Чувствуешь, какая ты вкусная у меня? - прохрипел, отодвигая ее трусики и вновь проникая в нее двумя пальцами, лаская, Эни выгнулась и застонала еще громче, от ее протяжного стона я чуть не кончил, прикусил ее губы и втянул язык в рот, но тут она вздрогнула всем телом, судорожно застонала, сжала крепко своими бедрами мои бока. Ее резкие движения на члене сквозь ткань трусов, говорили о том, что моя малышка испытывает крышесносный оргазм. Некоторое время ее продолжало трясти, я же успокаивающе поглаживал ее спину, пытаясь успокоить себя тоже, но трусы нестерпимо жали, раздражали, хотелось к чертям их порвать, в висках пульсировало. Стояк был жесткий, что в принципе не удивительно, учитывая, помимо всего прочего, что меня еще посадили на стероиды для восстановления, и теперь член стоял чуть ли не двадцать четыре часа. Чудеса, да и только. Теперь я знаю, что делать с возрастной импотенцией. Пока я думал об этом бреде, Эни пришла в себя, потянулась, как кошка, и впилась в мои губы, я вновь вспыхнул, попытался отстранить ее, но она начала спускаться вниз, покрывая поцелуями грудь, живот. Но меня это не заводило. Невозможность сдвинуться и что-то сделать, выводила из себя, опять стало стремно. Долбанный калеч! Я грубо отпихнул ее от себя и разражено выпалил:
- Прекрати, я устал.
Анна выглядела так, словно получила пощечину. Когда она прикусила дрожащую губу и начала натягивать платье, у меня сжалось сердце. Идиот, какого хрена ты вы*бываешься?!
- Эни... - позвал я ее.
- Да, Маркус? – ответила, не глядя на меня.
- Малышка, прости, родная. Я хочу тебя, очень хочу, да ты и сама все видишь, но пока... - блин, как же сопливо это звучит, с этой инвалидностью я похож на беременную бабу, ноющую по каждому случаю. – короче мне не охота лежать бревном, понимаешь?
После моих слов она немного расслабилась и взглянула на меня.
- Да, конечно... Я останусь? – спросила робко, я промолчал, и она поняла ответ без слов. Мне хотелось побыть одному, день был слишком тяжелым, и морально я был выжат до нитки. Анна подхватила кофту, поцеловала меня и вышла. Я думал, что буду вновь грузится, но сразу же отрубился, стоило только закрыть глаза, даже возбуждение никак не повлияло на мой сон. А после начался дурдом, я каждое утро уезжал в реабилитационный центр, где меня вертели, как хотели, выжимая все силы всякими упражнениями, массажами, от которых я чуть ли не выл в болезненном припадке, я рвал жилы, но терпел, потому что желание ходить, было сильнее всего. Иногда бывали и такие моменты, что мне хотелось все послать к чертям, но Эни была рядом и не позволяла мне упасть духом, она поддерживала меня, ездила со мной на все эти процедуры, массировала мне ноги, терпела мои психи и вспышки раздражения, хотя я старался держать себя в руках. Но долгое время не было никаких результатов, и это меня подкосило, и если бы не Анна, я бы сдался. Черт, да ей памятник надо поставить! Домой меня привозили еле живого, я ел, чуть ли не засыпая над чашкой, падая от усталости, играл полусонный с Дианой, а после засыпал под шум какого-то сериала, который Анна повадилась смотреть у меня в комнате, жуя какую-нибудь хрень, после которой постель была вся в крошках, но это, конечно, была такая фигня. Я был рад, что она стала нормально питаться. За два месяца, что мы дома, Анна хоть немного начала походить на живого человека. Щечки округлились, появился румянец, вещи тоже теперь не висели, как на вешалке, ради этого я готов был валяться на крошках печенья, чипсов, попкорна. Да пусть хоть в помойку превратит мою кровать, главное, чтобы также продолжала задорно хихикать над какой-то белибердой идущей по телеку. Эти ее смешки, хруст m&mS и перебирание моих волос - моя колыбельная, после которой я вырубаюсь сразу же. За эти два месяца в наших отношениях, казалось, вроде бы мало что изменилось, и в то же время все было иначе. У нас все еще были отдельные спальни, как-то до сих пор у меня не получилось преодолеть этот свой забубон, а Эни не настаивала, поэтому мы старались не доводить до неловких моментов, мало разговаривали, но я больше не ерепенился, принимая ее поддержку, мы продвигались все дальше и дальше в доверии, потому что мне действительно стоило огромных усилий раскрывать себя такого - слабого, говорить о своих чувствах, о том, что я думаю, чтобы лишний раз успокоить ее, что бы все объяснить, и не было обид, когда возникала необходимость. Раньше я бы отмахнулся, мы бы разбежались по разным комнатам, а потом забыли, теперь же затыкаю ср*ную гордость, душу самолюбие и вскрываю себя по кусочкам для нее. Анна не давит, не требует, она просто рядом всегда и во всем, и я понимаю, что просто должен ей доверять, как бы мне не было тяжело, как бы я не привык действовать в прошлом в подобных ситуациях. Месяц назад, я стал чувствовать ноги и понемногу шевелить ими, хотя это было адски больно. Я дико радовался, а Анна так вообще разрыдалась и прыгала вокруг меня, как коза, крича и душа в объятиях, вечером мы с ней напились шампанского по такому случаю и как дети рубились в X-бокс, а потом опять был момент неловкости. Анна смотрела на меня голодным взглядом, а я ругал себя последними словами за идиотизм в отношении секса, но черт, желание сразу же пропадало, стоило только посмотреть на коляску. Эни ничего не сказала тогда, но я знал, что скоро скажет. Между нами было не разрешено лишь два вопроса – наш сын, мы так еще ни разу не касались этой темы, и секс, но мы понимали, что в скором времени и до них доберемся, пока же все наши силы были направлены на мое выздоровление. Теперь, когда я мог шевелить ногами, надежды окрыляли, и я, не жалея сил, работал над собой, превозмогая боль, делал упражнения, терпел выворачивающие меня наизнанку массажи. В центр мы перестали ездить еще неделю назад, и теперь Анна руководила процессом, я в который раз понял, что совершенно не знаком с этой женщиной. Она была поистине жестока, так гоняла меня, крыла такими ругательствами, когда я давал себе слабину, что даже у меня уши загибались. Сжав зубы, я поднимал свой "ленивый зад" и делал то, что она говорила. А после того, как мы поспорили с ней о том, кто пойдет быстрее я или Диана, которая уже во всю бегала в ходунках, стимул был не шуточный, учитывая, что в случае если я проиграю, то мы сразу же отправляемся в постель. Эни - чертовка решила убить двух зайцев разом. В другое время я был бы только рад, но сейчас психологически сложновато. Я же как-то не придумал, что потребую в случае своей победы. Наверно, я просто не верил, а зря...
Это случилось спустя два дня после нашего спора. Утро началось, как обычно, с выматывающей зарядки. Я стоял минуты три, мышцы конвульсивно тряслись, пот струился по моему лицу, губы тоже тряслись, я стискивал челюсти до боли и терпел под непроницаемым взглядом жены, которая невозмутимо следила за моими мучениями. А потом меня все достало, и я изменил положение тела, сам не понял как, но равновесие при этом не потерял. Ошарашенный, окрыленный, я попробовал еще раз и еще, а потом сделал шаг. Боль была адская, но эйфория, что подхватила меня, заставляя сердце тарабанить со всей силы о грудную клетку, была лучшим обезболивающим, перекрывающим все чувства, кроме бешенной радости. Эни замерла, маска невозмутимости слетела, и зажав рот рукой, она горящим взглядом следила, как я, корчась, двигаюсь ей навстречу. У меня все внутри дрожало, но я шел вперед, качаясь из стороны в сторону, под приглушенные всхлипы и смех радости моей девочки. И когда я вымотанный рухнул в ее объятия, она зарыдала в голос, целуя меня, смеясь одновременно, я и сам хохотал сквозь слезы, гладил ее лицо, шептал слова благодарности, вытирая с ее лица слезы, не замечая, что и сам плачу от радости. Именно в этот момент я понял, что такое поддержка, что такое союз, что такое любовь. В каком-то русском фильме герой задает вопрос: "В чем сила, брат?", но так и не находит ответ. Кажется, я нашел. Не в любви даже, а в союзе людей, доверяющих друг другу, которые говорят "мы", а не "ты и я". Вот в этом "мы" - сила. Потому что, когда смотрю сейчас на Эни, на себя, на то, чего мы достигли общими усилиями, понимаю, что МЫ можем всё, именно МЫ...
