Столы были заблаговременно сдвинуты буквой «П», дабы все всех видели и все со всеми общались. На прошлый Новый год попробовали было рассадить людей по новомодному за отдельные столики, в итоге общего праздника не получилось: сидели за каждым столиком приватными компаниями, о чем-то мирно беседовали, а остальных практически и не замечали. Так что решили больше не экспериментировать и расставили столы, как обычно: может, не слишком модно, не по-европейски, зато по-нашему, зато все довольны.
Собственно, для женщин праздник начался еще в фойе. Едва сдав дубленку или шубу в гардероб, каждая тут же устремлялась к огромному зеркалу: подправляла прическу, одергивала платье – в общем, любая женщина всегда найдет, что бы ей подправить в собственной внешности. А у зеркала, естественно, уже толкались ранее прибывшие коллеги. Вот тут и начинался для них настоящий праздник: взоры устремлялись к наряду очередной сотрудницы, со всех сторон неслись восхищения нарядом ли, прической ли, общим ли замечательным внешним видом – главное, что каждая получала свою порцию комплиментов. А, как известно, один комплимент из уст женщины приравнивается приблизительно к пятнадцати мужским. Так что все были в явно приподнятом настроении.
В первые минуты за столом, как обычно, повисла неловкая тишина. Вернее, тишина была, конечно же, условной: со всех сторон неслись едва слышные просьбы «подать салатика» или «наколоть колбаски», и все это вполголоса, чтоб, не дай Бог, никто ничего дурного не подумал. Кто-то чуть смелее, чуть громче других заявлял:
– Нет, нет, шампанское пусть пьют девочки. Лично я предпочитаю водочку.
Другой едва слышно спрашивал у ближайших соседей:
– У вас нет лишней вилки? А у вас? Могу предложить на обмен рюмку.
Разобравшись, наконец, с напитками, закусками и столовыми приборами, все дружно замолчали и уставились на генерального в ожидании тоста.
Буськов Анатолий Михайлович, солидный дядечка годков так ближе к шестидесяти, поднялся во главе стола, оглядел собравшихся за столами сотрудников с видом хана, взирающего на свое войско, зачем-то положил руку на оголенное плечо супруги, сидящей рядом, то ли опираясь на нее, то ли показывая, кто у них в доме, да и вообще в тресте, хозяин, и, наконец, произнес, предварительно откашлявшись:
– Друзья мои! Уж в который раз – и не упомню, но снова мы собрались все вместе в этом зале, а значит, еще один год остался в прошлом. Все мы немножечко, самую малость, постарели, что, впрочем, совершенно не отразилось на лицах наших прекрасных женщин. Все мы немножечко стали опытнее, некоторые даже, не побоюсь этого слова, мудрее. В общем и целом, год для треста был весьма недурным, поработали мы с вами на славу, так что сегодня, в канун Нового года, имеем полное право расслабиться. Новый год каждый из нас будет встречать дома, в кругу семьи, может быть, в кругу друзей, зато сегодня мы будем веселиться с теми, с кем целый год работали рука об руку, делая одно общее дело. Прошу отнестись к сегодняшнему празднику, дамы и господа, с полной ответственностью, дабы не было желания наверстать упущенное в течение следующего года. Сегодня объявляю раздолье и вседозволенность для всех, после праздников же стану вновь сердитым и требовательным начальником. С Новым годом, дорогие мои, с Новым счастьем!
Народ радостно потянулся фужерами и рюмками навстречу друг другу, каждый при этом считал обязательным присоединиться к поздравлению:
– С Новым годом! – дзвинь!
– С Новым годом! – дзвинь!
– С Новым годом!
Звучавший еще минуту назад звон бокалов, разбавленный человеческим гомоном, сменился сосредоточенным звяканьем вилок. Каждый тщательно закусывал, потому что с обеденного перерыва крошки маковой во рту не было, а многие дамы и того не успели, убежав с работы пораньше с целью почистить перышки. Да и убранство стола способствовало обострению аппетита. Буськов, как обычно, не поскупился, и столы отнюдь не выглядели бедными. Были здесь и красная рыбка, и яйца, фаршированные красной же икоркой. Истекала соком стерлядка под нежным сливочным соусом, удерживая ощеренной пастью веточку петрушки. Навязчиво лезла в глаза малиновыми бликами селедочка под шубой, мясное ассорти лоснилось розовыми лепестками, зеленели пупырышками огурчики, играли тугими боками помидоры. Не обошлось и без традиционного оливье – Новый год без оливье, считай, не праздник.
Вскоре кто-то самый смелый заявил в полголоса:
– Наливай!
То ли из-за сравнительной тишины, а скорее из-за того, что очень многие ожидали этого призыва, но услышан был клич за самыми дальними сторонами стола. И уже чувствовалось то радостное оживление, когда народ уже не трезвый, но еще и не пьяный. Праздник начался.
Вадим Черкасов сидел почти напротив Ирины. Сначала она старалась не замечать его навязчивых, призывных взглядов, однако это давалось ей с большим трудом. С настойчивостью, достойной лучшего применения, он буквально пожирал ее голодными глазами, и Ира чуть не давилась маринованным грибочком, чувствуя себя, словно кролик перед удавом.
Черкасов был ей неприятен, она чувствовала к нему резкую антипатию. В то же время, как ни старалась, она не могла не восхищаться его красотой. Фу, вылизан, причесан, надушен, как баба. Но до чего же красив, мерзавец! Да, чувствовала откровенную неприязнь, и в то же самое время отвести от него глаза ей было нелегко. На работе проще – отвернулась в сторону и вроде как не замечала его восхищенного взгляда. Здесь же, по закону подлости, довелось сидеть практически друг против друга, так что бесконечно отворачиваться обозначало свернуть себе шею, и хочешь не хочешь, а Ирина вынуждена была постоянно сталкиваться с Вадимом взглядами. С другой стороны, уже давало себя знать шампанское, а потому все сложнее и сложнее было испытывать антипатию к признанному красавцу, и почему-то уже Иринины глазки заблестели заинтересованно, не сумев скрыть восхищение неземной его красотой…
А праздник шумел, гремел музыкой и хлопушками, искрился бенгальскими огнями. И вот уже они все вместе, почти полным составом, лихо отплясывают что-то ритмично-зажигательное, и струится по Ириным ногам холодящий шелк, подчеркивая мальчишескую узость бедер, и в сумасшедшем ритме движений сползает ткань, обнажая ее смуглое, атласное плечо, и лишь в последний момент Ира успевает придержать ее и вернуть на место. Но все-таки самую капельку, на самое мимолетное мгновенье, обнажилось то, что должно было быть скрыто от чужих глаз. И лишь одна пара любопытных, таких голодных глаз успела увидеть капельку больше, чем было дозволено посторонним.
Лихая музыка закончилась как-то резко, вдруг, сменившись плавным течением меланхоличного танго. Ирина и опомниться не успела, как ее подхватили чьи-то уверенные руки и настойчиво повели вглубь зала под не слишком стройную, зато живую музыку сборного оркестра профессиональных халтурщиков. Чьи-то? Конечно, это были руки Вадима. Несмотря на стойкую к нему неприязнь, Ирина вынуждена была признать, что партнер он замечательный и танцевать с ним доставляло ей не только эстетическое, но где-то даже и физическое удовольствие. Да, давненько она уже не танцевала. Даже и припомнить не могла, где и когда делала это в последний раз. А, впрочем, вероятнее всего, ровно год назад, на такой же новогодней вечеринке. Только танцевала она тогда не с Вадимом. И, видимо, не так мастерски вел ее давешний партнер, коль и не вспомнит, с кем танцевала. Этот же танец забыть будет сложно… А может, это она все усложняет, а на самом деле, ничего такого и нет, просто шампанское ударило в голову на голодный желудок?…
Танцы сменялись застольем, застолье – танцами. И всегда рядом с Ириной оказывался Черкасов. И Ира уже забыла, что он ей глубоко антипатичен. Напротив, сейчас, под воздействием шампанского и праздничного настроения, он казался ей вполне милым мальчиком. Да-да, периодически одергивала она сама себя, именно мальчиком, ведь разница в возрасте шестнадцать лет, и с этим нельзя не считаться. Впрочем, не замуж же она за него собралась, верно? А для танцев разница в возрасте вовсе и не страшна…
Шампанское текло рекой, холодные закуски сменялись горячими. Однако, несмотря на то, что пообедать сегодня не удалось, Ира почти не ела. Впрочем, ничего особенного это не обозначало, просто, выпив, Ирина обычно начинала много внимания уделять общению, и как-то само собою выходило, что на закусывание элементарно не хватало времени. И пришел тот момент, когда организм просемафорил: неправильно ты себя ведешь, девушка, обо мне ведь надо заботиться, а то накажу серьезно, по-взрослому. Это было пока еще лишь предостережение: горячая волна поднялась к самому горлу, стало неимоверно душно и жарко, воздуха катастрофически не хватало. Внимательный поклонник сразу уловил перемены в ее лице, подхватил под руку и повел в направлении небольшого круглого балкончика к спасительному свежему воздуху. Ирина не сопротивлялась.
