Повернувшись, Келли стала возиться с замками. Задвигая последний засов, ее пальцы задержались на нем. Глядя на его медную блестящую поверхность, она унеслась мыслями далеко, вспомнив другой засов, очень похожий на этот.
Она вспомнила себя десятилетней девчонкой, решительно сжимающей в правой руке отвертку и пытающейся приладить хоть какой запор к двери своей комнаты…
Отвертка, соскользнув с головки винта, оставила отметину на деревянной поверхности. Келли с трудом дышала, воздух со свистом вырывался сквозь плотно сжатые зубы. Она вновь приладила отвертку и стала быстро вращать ручку, стремясь поглубже ввернуть в дерево винт.
Прислушиваясь, не подъезжает ли к дому автомобиль, она торопилась закончить работу. Ей необходимо установить засов До его возвращения. Закончив, она отступила на шаг, глядя на дело своих рук не то чтобы с удовлетворением, но с большим облегчением. Ее комната стала крепостью, местом, где можно укрыться – закрыть засов и остаться одной. Она удовлетворенно вздохнула, и лицо ее осветилось улыбкой. Теперь она в безопасности. Недостижима для его пьяных выходок…
Келли закрыла глаза, продолжая слышать яростные удары в дверь, скрежет дверной ручки, истошный рев, когда ему стало ясно, что дверь не поддается, и, наконец, грохот обрушившегося со всей силой на дверь тела…
Забившись в дальний угол кровати и подоткнув со всех сторон одеяло, она не сводила глаз с небольшого медного засова и молилась, чтобы он выдержал. Во рту у нее пересохло, горло перехватило, спазм не давал ей кричать и затруднял дыхание.
Он снова бросился всем телом не дверь. На этот раз дерево треснуло и уступило. И тогда она поняла, что не следовало этого делать, не нужно было ставить этот засов. Теперь он потерял голову от бешенства, и в этом была ее вина. Удар – и дверь отлетела, держась на одной нижней петле, еще мгновение, и, зашатавшись как пьяная, она рухнула на пол.
– Чертов засов! – Он шел прямо к кровати – громадная темная тень. – Это ты поставила этот чертов засов?
Эти слова, произнесенные заплетающимся языком, подтвердили то, что она уже знала: он опять пьян в стельку.
– Я не хотела. – Руки ее сами взлетели вверх, защищая голову от неизбежного удара. – Правда не хотела.
– Врушка чертова! – Ухватив одной рукой ее запястье, другой он, размахнувшись, с силой ударил ее по щеке, голова дернулась. Во рту появился медный привкус крови, в лицо ударил мерзкий запах перегара. Притянув к себе за плечи, он с силой встряхнул ее. – Никогда не смей мне лгать!
– Я больше не буду, – тонким от страха голоском пропищала она.
– То-то же, а нет – так в следующий раз отхлещу тебя ремнем. Слышишь?
Она кивнула, стараясь не делать и не говорить ничего, что могло бы расжечь его гнев. Слезы заволокли глаза.
Келли открыла глаза и медленно задвинула засов. Это все тот человек в парке, своим появлением он вызвал в ее памяти прошлое. А она так старалась все позабыть.
Храбрый воробей в поисках хлебных крошек упругими прыжками пересек черту, отделяющую залитую солнцем поверхность стола от другой, пребывающей в тени. Сэм Ратледж лениво следил за ним из покрашенного белой краской металлического кресла, где он сидел, скрестив ноги и небрежно закинув руку за спину; его густая шевелюра хранила след от пальцев, которыми он только что провел по волосам. Видавшая виды шляпа лежала рядом на стуле, обитом тканью в зеленую полоску. Напротив за столом сидела Кэтрин.
Ленч на открытой веранде по вторникам стал для них своеобразным ритуалом, если, конечно, позволяла погода, но в Калифорнии с этим обычно проблем нет. Хотя они жили в одном доме, но за столом встречались редко.
У Ратледжей вообще не было заведено есть вместе – даже когда были живы родители Сэма, а сам он был ребенком. Все работали с раннего утра – отец пропадал на виноградниках, Кэтрин – на винодельне, мать рисовала. Пока Сэм был малышом, его кормили в детской, позже он стал есть на кухне со слугами. Когда изредка семья все же собиралась за обеденным столом, Сэму казалось, что он в гостях.
Даже теперь у Сэма сохранились свои привычки, у Кэтрин – свои. Они редко совпадали, да внук с бабкой к этому и не стремились.
Земля, виноградники и винодельня были их общей заботой, кровь связывала их, а взаимное уважение было единственным чувством, которое они позволяли себе испытывать. Сэм давно уже понял, что нельзя давать то, чего никогда не получал.
Главным здесь всегда оставалось вино – люди и их чувства занимали второе место. Это был неписаный закон Ратледжей, его Сэм усвоил от отца и Кэтрин.
– Думаю, Эмиль сочтет условия вполне приемлемыми. – Эти слова Кэтрин вернули Сэма на землю. – У тебя нет замечаний?
– Нет. – Текст договора лежал на письменном столе. Сэм просмотрел его перед ленчем. Он придвинул к себе холодный чай, поглаживая влажную поверхность чашки. – Кажется, там схвачены все важные моменты. Ничего не упущено.
– Значит, ты одобряешь?
– Ты предлагаешь прекрасную сделку, – искренне отозвался Сэм, хорошо понимая, что его мнение ее нисколько не интересует. Обдумывая этот проект, Кэтрин и в голову не пришло посоветоваться с ним или поинтересоваться, одобряет ли он ее действия. Кэтрин не интересовало его мнение. И Сэм это знал.
Пока это было всего лишь деловое предложение. С появлением на сцене дяди все могло застопориться. Понимая это, Сэм предпочитал не думать о проекте Кэтрин, тем более что у него своих забот хватало.
– Мы прилетим в Нью-Йорк в четверг, значит, на подготовку к встрече с Эмилем утром в субботу у нас остается вся пятница. Времени хватит.
– Должно хватить.
Легкий ветерок донес до них запах пыльной земли и цветущих роз.
Сэм бросил взгляд на лужайку, обсаженную со всех сторон цветами. Полвека назад Кэтрин посадила их на земле, отвоеванной у дикого винограда и колючего кустарника.
Дом стоял на пологом склоне горы, обращенный верандой к долине. У отвесного спуска проходил бетонный парапет – граница сада и лужайки. За ним простиралась долина, а дальше высилась еще одна горная гряда, выжженная солнцем и иссушенная долгой засухой.
Пропитанный пылью воздух постоянно напоминал о своей повышенной сухости. От одной сигареты, неосторожно брошенной туристом, мог вспыхнуть пожар, а в это время года туристы в долине не переводились, они толклись повсюду, осматривая винодельни и дегустируя вина.
Оброненная сигарета или умело поднесенная спичка: эта мысль не оставляла Сэма. Стычка с Леном Дауэрти… Тот был подозрительно спокоен. Слишком спокоен – на взгляд Сэма.
– Я говорила тебе, что мы остановимся в «Плазе»? – Кэтрин налила горячий чай в изящную фарфоровую чашку, в воздухе распространился приятный аромат.
