— Ты не заслуживаешь своего божественного таланта — вот что я тебе скажу, — тяжело дыша от возмущения, проговорил Гауэйн. — Ты...
Он читал ей лекцию на протяжении всего ужина. Хейзл не возражала. В чем-то она даже была согласна с учителем. Она и в самом деле не верила в свои способности — Гауэйн мог и не говорить ей об этом.
Официант поставил перед Лероем тарелку и налил вина. Тот машинально поблагодарил — все его внимание было сосредоточено сейчас на спутнике Хейзл, который, несмотря на возраст, оставался красивым мужчиной. Он что-то сердито доказывал Хейзл, возбужденно жестикулируя. Девушка же была молчалива и выглядела удрученной.
У Лероя появилось желание схватить ее спутника за ворот рубашки и заставить замолчать, чтобы Хейзл могла вставить хотя бы слово.
И вдруг до него дошло: мужчина тут ни при чем. Это он, Лерой Уэскер, был причиной ее напряженной позы и опущенной головы. Хейзл знала, что он находится в зале, и поэтому не поднимала глаз, боясь встретиться с ним взглядом. Его присутствие взволновало ее.
У Лероя моментально исчезло с лица хмурое выражение и поднялось настроение.
Наконец Хейзл подняла глаза и обвела ими зал. На мгновение ее взгляд встретился со взглядом знакомых голубых глаз. Лерой взял свой бокал и приподнял его, как бы приветствуя Хейзл. Она покраснела и, подавшись вперед, быстро сказала:
— Гауэйн...
— Что тебе нужно, так это приличное место, где бы ты могла спокойно отдаться живописи, — увлеченно поучал тот.
Хейзл посмотрела на «садовника». Тот смеялся. Ее возмутило, что он даже не пытался скрыть, как забавляется ее смущением.
— Я знаю, — нетерпеливо сказала она, — но...
— Оставь свои пораженческие настроения, держись за жизнь обеими руками!
По ироничному выражению лица «садовника» Хейзл поняла, что он прислушивается к тому, что говорит Гауэйн. Она положила нож и вилку на тарелку и обратилась к собеседнику:
— Ты закончил? Я бы хотела вернуться домой. Пойдем, посмотришь остальные картины.
— А как же кофе?
— Я сварю его тебе дома, — бросила Хейзл, поднимаясь из-за стола.
— Тебя, кажется, злая муха укусила, — пробормотал Гауэйн. — Я думаю, что «Уэскер Корпорейшн» может помочь тебе решить проблему со студией.
— Опять Уэскер! — в сердцах воскликнула Хейзл.
Она увидела, как за спиной Гауэйна «садовник» резко поднял голову. Хейзл быстро отвела взгляд, но все же успела заметить, как голубые глаза превратились в щелки.
— Я имею в виду не самого Уэскера, — утешил ее Гауэйн. — Говорят, он настоящий мещанин.
Хейзл, понимающая, что голубоглазый «садовник» все слышит, в ужасе посмотрела на учителя. Но вдруг ее словно бес попутал, и она едко заметила:
— Вот именно — мещанин! Его садовник похож на вышибалу из портового кабака, а его сад выглядит так, будто планировкой занимался целый комитет.
«Садовник», прекрасно слышавший эту тираду, рассмеялся, и Хейзл бросила на него свирепый взгляд. Гауэйн расплатился с официантом и встал. Хейзл взяла его под руку.
— Бог с ним, с садом Уэскера, — сказал Гауэйн. — Ты лучше подумай о его замечательном толстом кошельке. Прекрасный стимулятор творчества, уж поверь мне.
Хейзл, хоть и не смотрела в сторону «садовника», знала, что тот внимательно слушает. Ну почему Гауэйн не заткнется наконец?! — подумала она с досадой.
— Настоятельно советую тебе, — продолжал Гауэйн, — познакомиться с миллионером и взять над ним шефство. Чего ему не хватает в жизни, так это уроков по эстетике.
— Я бы сказала — полного перевоспитания, — проворчала Хейзл.
Гауэйн обнял свою ученицу за талию, и они вышли из бистро.
Лерой, услышав последнюю фразу Хейзл, едва не подавился.
Перевоспитывать? Меня? — негодовал он. И кто это говорит? Девица, у которой только и хватает ума, чтобы лазить по чужим заборам! И она еще имеет наглость судить о вкусах других людей!
Хорошего настроения как не бывало. Сейчас Лероем владела холодная ярость. Он уже сыт по горло женщинами, считавшими, будто они могут переделать его жизнь для своего удобства. Сумасшедшая соседка стала последней каплей.
Она нуждается в хорошем уроке, который он и преподаст ей.
5
Хейзл сварила обещанный кофе. Гауэйн, держа в руке кружку с дымящимся напитком, быстро осмотрел оставшиеся картины.
— Почему ты перестала рисовать людей?
— Денег не было на натурщиков, — быстро ответила Хейзл.
— Здесь полно зеркал — могла бы себя нарисовать.
— Неинтересно.
— Тогда, может быть, портреты?
— Они у меня не получаются. Слишком много времени уходит на то, чтобы добиться сходства с оригиналом.
— А может, это слишком интимная вещь? — предположил Гауэйн. — Художница и натурщик. Они что, начинают приставать к тебе?
Гауэйн оказался гораздо ближе к истине, чем думал. Хейзл рассмеялась, но смех получился натянутым.
— Ты, наверное, думаешь, что мы живем в Париже девятнадцатого века. Мне и в голову бы не пришло спать со своими натурщиками.
— Когда ты мне сказала, что переехала на новое место, я грешным делом подумал, будто ты свила гнездышко с любовником.
Хейзл на него так посмотрела, что Гауэйн смутился.
— Прости, сморозил глупость. — Он сложил руки на груди, прижав кружку с кофе к изгибу локтя, и с любопытством посмотрел на девушку. — Что случилось, Хейзл?
Но она лишь рассмеялась. Гауэйн пожал плечами и допил кофе.
— Ну ладно, ты сама разберешься в своих делах. — Он снова посмотрел на полотна. — Я возьму это и это. Возможно, вон тот пейзаж. Хорошо бы к ним добавить еще пару картин, если у тебя получится что-нибудь интересное. Попытайся изобразить нечто драматическое. Цветов и голубых лесов больше не надо. Ты сможешь. Даю тебе месяц.
Хейзл проводила гостя и, вернувшись в дом, вдруг почувствовала себя страшно одинокой. Ночь была теплой и безветренной. Огни Лондона приглушали яркий свет звезд.
Она вернулась в дом и стала рассматривать свои картины. Сейчас Хейзл хорошо видела, что Гауэйн имел в виду, когда критиковал ее. Ее манера письма была действительно слишком зажатой, чересчур осторожной.
Хейзл бесцельно бродила по дому, но желаемое вдохновение не приходило. Добравшись до верхнего этажа, она обнаружила балкон. Вот как раз то, что мне нужно, подумала она и вышла в теплую ночь. Уличные звуки едва доносились сюда, а звезды на небе казались ближе и ярче.. Хейзл подошла к балюстраде и облокотилась на нее. Где-то рядом полным ходом шла вечеринка — слышались оживленные голоса, смех...
