Я побоялась на месте покрутиться, потому что почувствовала, заблужусь и не вспомню, откуда прибежала. Стала всматриваться в покрытие дороги. Но погода последний месяц стояла сухая, поэтому никаких следов не было. Что прямо идти, что налево, что на права. Во все стороны есть неглубокая колея и везде пучки травы растут.
Тяжело дыша, я смахнула пот с лица. В лесу на меня сразу налетели кровососущие насекомые. Звучно выдохнув, решила побежать направо.
Ловила звуки. Так хотелось услышать машины или почувствовать запах выхлопных газов. Но чем дальше я углублялась по дороге, чем сильнее петляла по ней, тем серьёзнее становился страх.
Я ошиблась с выбором направления, это однозначно.
Дорога становилась всё более заросшей, хотя и оставалась широкой и ровной. Кусты подступали от леса к проезжей части…
– Соня!!! – донеслось до моих ушей.
Я слышала своё дыхание, стук сердца и мерзкое жужжание комаров.
– Соня! Там тридцать километров до очередной заброшенной деревни!
– Сука, – раздосадовано заныла я.
А потом замерла. Обомлела.
Из леса на дорогу выбирался огромный бурый медведь. Шкура рыжиной отдавала. На спине как горб, холка взъерошенная. И лапы широченные. Здоровый, не молодой. Ухо одно порвано, бока провалены. У Антона на плече такой нарисован. Б*я, убить бы!
Вроде я так устала, вроде жить не хотелось секунду назад. А тут вспомнила, что в начале лета медведи голодные и не очень то дружелюбные. Надо быть взрослым человеком, чтобы знать, насколько опасен такой зверь.
Да я так даже в школе на короткие дистанции не бегала, как в этот раз, когда неслась к Лёшке на встречу.
А страх усилился, когда Лёшка с распахнутыми в страхе глазами, меня выловил и за спину свою спрятал. У него с собой ни ножа, ни топора, ни пистолета. Я не представляю, как два человека с таким зверем справиться смогут.
Я назад оглянулась, а медведище лёгкой поступью следом бежал.
Васин расставил руки в стороны, и чуть накренившись, как заорал! Так орал, с таким злобным рёвом, что медведь остановился, и вроде боком встал, глаз с нас не спуская. А потом зверь, грузно, поднялось на задние лапы. Выглядел впечатляюще, на заброшенной дороге посреди густого леса. Как у себя дома.
Леденящий ужас прокатился по мне. Но выхода никакого не было. Я выскочила из-за Лёшкиной спины, тоже расставила руки в стороны и тоже заорала. Отчаянно, зло с надеждой выжить.
А Лёшка тоже орал и ещё ногой топал. И я следом.
И теперь мы, как два индейца, исполняющие ритуальные танцы, поперёк дороги встали и кричали на весь лес так, что птицы с ближайших деревьев разлетались, и в панике стрекотали сороки.
Медведь, оценив мою весовую категорию, озлобленность мужчины, вдруг повалил своё тело на бок и сбежал в лес. Сделал он это так быстро, что я не сразу пришла в себя. Долго оглядывалась назад, когда Лёшка тащил меня по дороге.
– Ты меня напугала! – злился Леший. – Надо же хоть каплю уважать другого человека.
Он шёл размашистым шагом, я еле за ним поспевала.
– Я к людям хочу, – заныла я, стараясь оправдаться, а у самой на душе чувство вины.
– В тайге опасно, а ты такое вытворяешь! – он явно испугался за меня.
– Лёша, верни меня домой, – проскулила я.
– Сейчас верну, – это было сказано с угрозой.
***
В одну сторону я бежала быстро, а возвращаться пришлось долго. И дорога не кончалась. Пока до деревни дошли, я чуть не умерла. У меня таких нагрузок на участке, даже во время карантина, не было. Старалась взять передышку, но Леший запястья моё в стальные пальцы заключил и не отпускал. Пришлось из последних сил за ним двигаться, потому что слово ему боялась сказать. Уж больно страшный.
А когда до дома дошли, я уже собиралась остановиться, чтобы отдышаться и пойти на кровать рухнуть, а Лёшка меня дальше удумал тащить. Я повисла на его руки, ногами в траву упёрлась.
– Куда? – испуганно взвизгнула я.
– Наказывать буду, – отозвался псих.
– Что?! – возмутилась я и стала сопротивляться. – Это тебя за похищение наказать надо! Так с женщинами не поступают!!!
– Правильно. Их избивают, унижают, обзывают, а они ещё десять лет спокойно в браке состоят, – ядовито парировал Лёшка.
– Урод!!! – я пыталась освободить свою руку и совсем перестала идти, упав на землю. А Леший, как мешок с цементом, тащил меня сквозь траву к старым постройкам.
С ног моих слетели тапки, руки заболели от такого насилия. И я стала отчаянно кричать, без слов. Звать на помощь бесполезно, материть Лешего опасно.
Сараи покосившиеся, а между ними в пень вбит топор. У меня истерика. Я подтянулась и зубами вцепилась в Лёшкину руку.
А он только зубы стиснул и сквозь них прорычал. Как игрушкой, мной покрутил и взвалил себе на плечо. У меня голова кругом, пульс зашкаливает.
Я закричала от очередного потока страха, до хрипа в горле, когда этот Леший стал по лестнице вверх меня тащить на какой-то сарай.
Надо отдать должное мастерам, кто такую надёжную лестницу делал. Вес у нас с Лёшей скорей всего около двухсот килограмм, а поперечные палки не сломались.
– Посиди-ка, засранка! – натужно рыкнул Леший и швырнул меня на крышу сарая.
Я прокатилась по, раскалённому на солнце, рубероиду и села, приходя в себя.
Сердце бешено колотилось в груди. Не в том теле я и не в том возрасте, чтобы такие выкрутасы переживать, а тем более прощать.
Гад убрал лестницу, оставив меня на крыше.
Оглянулась. Вся деревня, как на ладони. Чисто поле с торчащими гнилыми постройками. Река чудесная. И скорей всего в ней вода уже тёплая, нужно будет искупаться. И бесконечной сферой, раскинулся над этой землёй ярко-голубой небосвод.
Одна часть меня ничего плохого не видела, в том, чтобы остаться здесь на время. А дргуая – истеричная, металась и пыталась вырваться на свободу. Какую свободу, я толком не понимала. Действительно, что в городе делать?
Хотя я же мечтала уволиться и переехать в посёлок. Дела есть.
Я отдышалась, откинула на спину растрепавшуюся косу. Застегнула верхнюю пуговку халата. Дунула на волосы, что падали на лицо.
Встала во весь рост.
Подо мной подозрительно заскрипела крыша.
Сарай был около четырёх метров высотой. Прыгнуть с него нереально. Да и куда прыгать? С двух сторон кусты непролазные, с другой доски с гвоздями накиданы, а с четвёртой, Леший те самые доски на козлы складывает и готовит бензопилу.
Маньяк.
– Васин, бл*дь! Лестницу верни!!! – я встала ближе к краю, возвысившись над землёй и всем мёртвым поселением.
– А вежливо попросить? – лукаво прищурился, закинув голову.
Красивый гад. Вот красивый мужик, аж, в груди жарко и между ног мокро.
– Опять торгуешься, чудище лесное?! – закричала я, а сама с трудом улыбку сдерживала.
Но смешно ведь! Детский сад, восьмое марта!
– Торгуюсь, красавица, – без обиды отозвался Лёшка. – Ты перестаёшь материться, а я тебе лестницу.
– Согласна, гони, – улыбнулась я.
– Но после того, как дрова распилю, – он взялся за бензопилу.
– Что, бл*дь?!!!
– Штрафной, зайка! С тебя минет! – он дёрнул за верёвку, но бензопила с первого раза не завелась.
– Поставь лестницу! – заорала я во всё горло и топнула ногой.
Крыша подо мной сломалась, и я упала вниз.
6
Думала шею сломаю, руки, ноги. А только поцарапалась об какую-то доску. Молодец Лёшка, закинул меня на сарай, в котором сено хранили.
Рухнула в мягкий стог. Сено ароматное, но колючее и пыльное. Обхватило меня с двух сторон, и я в нём утонула.
Лежу, смотрю в дыру на крыше.
А там небо голубое и ясное. Бесконечное, высокое. И чувствую свою полную свободу и немного детскую безмятежность.
Как же хорошо на душе!
Злая, обездоленная грымза внутри когтями скреблась, напоминая, что всё не по моему велению, да не по моему хотению. А перед глазами Катька Тугарина, которая смирилась со своим любящим мужиком. Жуткий, характерный, дурной на голову Трэш, влюбился в девчонку, и та позволила себя любить. И счастлива.
