А меня Антон не любил никогда. И сейчас, лёжа на сене и глядя в сияющее небо, я чувствовала, как далеко он от меня. Как страшный сон, забывается, развеивается и уходит.
Свину я сопротивлялась. Воли Антона упорно противостояла. Потому что чувствовала неладное, недоброе отношение к себе.
А любящему мужчине не стоит сопротивляться.
На фоне неба появилась довольная физиономия Лёшки Васина.
Губы мягкие, полные чуть в улыбке растянуты. Глаза карие, совсем тёмные, с влюблённой поволокой смотрели на меня. И чёлка спадала низко.
Её я пальцами откинула на бок.
Не сопротивляйся, Соня. Чувство сильное. Сочишься по нему телом, всей душой тянешься.
Запах его в нос забирался и скулёж вызывал. Но когти опыта рвали сердце.
Не будет сказки, всё всегда сложно. Но… если любит, если чувство взаимное, можно же вместе всё пересилить!
Как же хочется любви!
Как хочется быть парой, быть вместе.
Измены, предательство, унижение?
– Ударилась? – обеспокоенно спросил Лёшка, откидывая в сторону куски порванного рубероида.
– Нет, – выдохнула я.
– А чего слёзы? – ласково улыбнулся он.
– Это последний раз, Лёша. Доверяюсь последний раз. Если ранишь, если обманешь, никогда… никому не достанусь.
– Не достанешься никому, потому что моя, – строго сказал он, расстёгивая пуговицы халата. Куни хочешь?
– Хочу, – тихо смеялся я, чуть касаясь его лица. – Будь первым, никогда не получала такого.
– Первым? Да я с радостью, снимай трусы, – его рука уже стаскивала мои трусики с бёдер.
Именно трусики. Пусть размер впечатляющий, но они тонкие, маленькие и кружевные. Но как практика показывает, мужчина в порыве страсти на женское бельё вообще не смотрит. Мужчину скорей возбуждает куча одежды, в которой надо сладкое откопать, ну ни как не стринги и лифчик в комплекте.
Горячий мягкий рот прямо на моём клиторе. Такая нежность, что глаза закатила и ляжки свои толсты шире распахнула.
– Лё-ёша, – стоном протянула я, изгибаясь дугой.
Прямо в нужной точке терзал. Такое тяжёлое удовольствие накатило. Оно копилось, тряслось и требовало выхода. Тело желало быть заполненным.
Я метаться начала, в волосы его вцепилась.
– Внутрь хочу! – заныла я, не зная, куда деваться от его настырного рта.
Внутрь вошёл палец. Всего один палец, а такое творил. Просто входил, а я его хотела засосать. Мышцы все напряглись, желание разум туманило. Эмоции через край бились, и я стонала в голос, скулила и ещё хотела.
Ещё!
А любовник настырный, решил довести до пика. Бугорок возбуждённый всасывал, а потом языком теребил, быстро жёстко.
И я взорвалась от такой настойчивости. Оргазм накатил и с судорожной волной накрыл всё тело.
Заревела я, захватив несчастного Лёшку ногами.
– Соня, Сонюшка, – заполз наверх, прикусил сосок на груди.
Я рыдала. А он губами вцепился в мой рот.
Запахи, вкус всё перемешалось. Лёшка пристроился между моих ног и вошёл в лоно.
И это после Виагры у него так стоит. Здоров мужик! Как начал меня трахать, так я только сено в кулаках зажала и голову назад откинула. Оставалось только кричать.
И крик мой в его рёве пропадал, и вообще мы на пару куда-то пропадали, вываливаясь из реальности.
Сено липло к потным телам. Поцелуи, как горячий мёд лились. Мы переплетались. И я уже была сверху, а стальные пальцы зажимали на грудях соски.
– Давай, девочка, попрыгай, – расплылся в улыбке Леший и вмазал мне по попе.
Я люблю, когда меня бьют по попе. Улучшается кровообращение, и попа моя насыщается жизнью. А ещё боль резкая почему-то отдаёт удовольствием именно между ног, и я хочу проникновения.
Ещё шлепок, я гаркнула, как чайка, и начала быстрее прыгать на члене. Ещё шлепок, и внутри всё сжалось от трепета и потекло. Ещё, и я, прихватив груди, чтобы сильно не тряслись, начала не просто скакать, я бёдрами виляла, чтобы ствол внутри меня везде побывал.
А потом мужские твёрдые пальцы, до рези в глазах, сильно вцепились в ягодицы, и мужчина, снизу вверх, стал входить самостоятельно. Перед тем, как излить семя, орган увеличился в размере, пробив меня в глубины, и я сорвалась на вой и затряслась всем телом.
Да я похудею, блин!
Затраханная, я блаженно посмотрела на небо в дыру.
А мне никуда не надо идти. И не надо ничего делать. Если только покушать приготовить…
– Я последнее что ела, кусок Анькиного пирога, – замученно усмехнулась я.
Лёшка просунул руку мне под шею и подтащил к себе.
Только в этот момент, я почувствовала, как колется сено.
– Соня, – задыхался Лёшка и болезненно застонал.
– Что, болит? – коварно поинтересовалась я, уложив ладонь на замученный член.
– Ага. Мне раз в полгода положено голодание или строгое воздержание в еде. Ты со мной?
– Одной капустой питаться? – спросила я, но возмущённо не получилось, скорее безразлично. Дыхание не выравнивалось, пульс не успокаивался.
– С морковкой, – ответил Лёшка и чмокнул меня в висок.
– Живём, – тихо рассмеялась я. – А чай есть?
– Нет, в магазин сходим.
– А далеко идти?
– Восемнадцать километров в одну сторону.
Я простонала и, перевернувшись на бок, уткнулась носом в его потное плечо. Наслаждалась его телом, его запахом.
– Можно же на машине, – буркнула я.
– Нельзя, Сонюшка, надо пешком ходить, это полезно.
– Но там же медведь, – плаксиво, жалобила мужчину.
– Налево - деревня, а прямо - трасса. Звери близко к людям не подходят.
– Восемнадцать километров это близко? Сколько же до трассы?
– Двадцать.
– Еб*ть, – протянула я и замерла, потому что замер мужчина.
– Открывай-ка рот, зайка, – зло усмехнулся Леший, скидывая меня со своего плеча.
***
Отсутствие кофе, чая, стрессов. Тишина и скудная пища растительного происхождения, ключевая вода. Никакого интернета, телевизора, из развлечений только секс. Много секса. Всё это привело к тому, что я почти всё время спала.
Отсыпалась за всю жизнь. В обед два часа и ночью двенадцать часов. Хотя самих часов не было, Лёша говорил. У него внутренние работали.
Тушёная капуста осточертела на третий день. Мне лучше морковку погрызть. Если в первый день я умяла половину сковородки, во второй тарелку, то в третий пару ложек съела два раза в день.
Вначале я распухла, а потом из меня вышла вся вода, и я почувствовала лёгкость.
Но вес меня беспокоил совсем мало. Я была в расслабленном состоянии.
Лёшка сводил меня в баню. Там меня порол веником, достаточно жестоко, потому что листья слетели, и была я высечена голыми прутьями. Кричала, как недорезанная и сбежала от Лешего в речку купаться. Вода, как молоко парное.
История с баней запомнилась как что-то страшное. Я сильно ругалась и пообещала сексуальный бойкот, если он хоть раз мою толстую драгоценную попку ещё тронет. Именно Леший клятвенно обещал, что никакого садизма больше не будет. Говорил он с тюремной феней, доказывая мне, что я самая любимая женщина в мире. На вопрос, откуда такой говор, не сидел ли Васин в тюрьме, ответ получила отрицательный. Лёша в тюрьме не сидел, но Леший где-то нахватался.
В какой-то момент я перестала боятся этих мужиков. Для меня стало нормальным, что их двое. И с ума я не сошла.
Делать мне ничего не разрешалось, доски таскать, дрова рубить. Готовить еду не надо, Лёшка сам всё делал. Поэтому я вымыла весь дом, постирала бельё. Нашла одежду его матери. Влезла в старый бюстгальтер и прекрасное ситцевое платье, которое было мне коротковато, но легло по фигуре. Цветы на платье сохранили цвет: на нежно-розовом фоне, фиолетовые и голубые розочки. Тапочки кожаные стали моими навсегда.
Было в наличие мыло и щётки с зубной пастой. Так что жизнь удалась, особенно, когда Лёшка выдал мне бритву в собственное пользование, и я смогла ещё и за телом поухаживать.
Каждый день мы куда-то ходили, километров на десять. Смотрели красоты, заглядывали в заброшенные деревни. Много разговаривали.
