Да и пилав сложно назвать изысканным блюдом, скорее сытным и вполне доступным на любой жилплощади, даже той, где печка старая и духовка в ней в принципе не работает. В конце концов, пилав готовят в казане. А у Шефа в загашнике имелось несколько трав, делавших незамысловатую пищу почти божественной. И пока Реджеп колдовал у плиты, разбираясь с рисом, Лёхе было поручено ответственное задание – нарезка колбасы, сыра и овощей.
Пиво было разлито по бокалам и пилось нынче особенно хорошо.
На столе – большой поднос с горой снеков, постепенно уменьшающейся по мере потребления пива.
- Короче, я под колпаком, - весело вещал Реджеп, опуская ролеты, потому как теперь баба Тоня тусила в сарае прямо напротив его окон – темнота ее не пугала и, возможно, она вооружилась биноклем, - она лучше меня знает, когда мне на работу, когда с работы. И постоянно крутится где-то поблизости. Родственников у нее, как я понял, нет, потому следить за ее закидонами некому. Знаешь, если я и думал, что когда-нибудь в моей жизни появится проблемная женщина, то как-то не подозревал, что вот такая.
- Чё? – выдохнул Леха, самым честным образом нарезая колбасу и пытаясь въехать в смысл проговариваемого другом. Но как только Реджеп замолчал, Леха на подсознательном уровне понял – надо вставить свои веские пять копеек, которые и выразились в самом многозначительном вопросительном слове.
- Да я про старуху, - Шеф повернулся к нему и развел руки в стороны: - Я вызываю ее живейший интерес. Кстати, может, мы тебя с ее соседкой познакомим. У которой воспитание Никитича. С тебя не убудет, а мне тут как-то жить, и она не отстанет.
- Э-э-э-э! – замахал на него руками Леха. При этом в левой руке он держал нож, намереваясь за секунду до этого перейти к нарезке сыра. – Я тут при чем? Какая соседка! Какой Никитич! Иди ты вместе с воспитанием!
- То есть облегчать мне жизнь мы не будем?
- Мы – тебе? – рассмеялся Леха. – Ты не путай личную шерсть с государственной, как говорила моя бабка. И вообще у меня Мирослава.
- Ну, в конце концов, это ты меня сюда поселил, а мне и у тебя жилось неплохо, - проворчал Реджеп и отвернулся к плите. Вермишель как раз достигла нужной степени прожарки. Глоток пива и за рис. – Перед Новым годом вечно маразм. С меню засада, пуассонье руку сломал и на больничный ушел... да даже и выйдет – как скоро сможет полноценно работать? Кондитера администрация так и отказывается брать, потому я пляшу все танцы мира… Дочка хозяина на мою голову свалилась, цепляется на каждом шагу, Хомяку жалуется... Жюли... чтоб ее… пишет… зовет к себе, хочет поговорить... Еще и соседская бабка в засаде.
Леха снова завис от количества вываленной на его голову информации.
- Я тебе, конечно, не психиатр, - выдал он, спустя пару мгновений тишины, - но ты того… выдели главное из этого винегрета.
- Главное в винегрете свёкла. Но я бы поспорил с этим утверждением – с детства выбирал огурцы. Просто это единственное, что в материном винегрете можно было есть. Их солила бабушка, и они были съедобны. И знаешь, что из этого следует?
- Что? – офонарело поинтересовался автомеханик Иванов.
- Что я отморозился. Она мне написала – а я отморозился. Прогресс?
- Ты – псих. Ты знаешь об этом?
- Я был психом, когда думал, что у нас с ней что-то получится. Как в тумане, пока по башке не шарахнули. А сейчас ничего так, все вокруг проясняется постепенно. Не так быстро, как мне бы хотелось, но сам виноват. Дотянул до последнего... прям как с меню. И самая меньшая из моих проблем – это рука пуассонье, потому что она все равно не срастется до праздников, и ничего не сделать. Замену искать мы не будем, а значит, надо справляться как-то самим. Линейные у меня толковые, су-шефы – тоже. Да и я, если надо, стану к плите... Потому главная беда на мою голову – Моджеевская дочка.
- Черт, - рыкнул Леха, шарахнув ножом по пальцу. – Шеф, а ты можешь попроще объяснить. Или тогда водки плесни. Нихрена ж не понятно!
Словно по волшебству, перед Ивановским носом в ряд были выставлены рюмка, бутылка орухо и клок ваты.
- Дезинфицируйся, - велел Шеф. – Все равно сегодня уже на улицу не выпущу.
- Турок! – буркнул друг, послушно плеснул в рюмку зеленого змия желтоватого цвета, деловито макнул туда ватку и потер порез. А после некоторого раздумья все же вылил заморский алкоголь в себя, закусил по славянскому обычаю огурчиком и выдохнул: - Теперь рассказывай на человеческом языке, что у тебя стряслось.
- Помощница у дира новая появилась. Важного папы дочь. Он тут весь город держит, крупный бизнесмен. И самое паршивое, что «Соль Мёньер» – тоже его собственность. Вообще вся наша сетка – под ним. Лёх, ты знаешь, я нифига не бренд-шеф, никогда им не был и не стремился. Но я по просьбе, переданной от его светлости, год долбился над концепцией авторских заведений, чтобы теперь его дочь явилась ко мне и заявила, что у нас-де меню не такое, неправильное, и надо с этим что-то срочно, прямо сейчас делать. Морской язык у нас не жарят, понимаешь ли. И по этому поводу она жарит мой мозг, жалуется диру, и я не удивлюсь, если завтра побежит жаловаться своему папане.
- А тебе слабо ей рыбу пожарить? – удивился Леха. – Ну чтобы отстала.
- Да не в слабо дело, Лёш. У меня и без рыбы ее дел по горло, праздники. Бесит. Бесит! Не выношу, когда указывают. И меню перекраивать из-за чужой прихоти я не собираюсь.
- А если она и правда папаше пожалуется?
- Не знаю. Довольно того, что начальство на ее причуды и так ведется. Вчера Хомяк орал, что это мое дело, как все решить, но она должна успокоиться. А у нее мозг с горошину и успокаиваться там нечему.
Леха сгреб нарезанные овощи в миску и задумчиво почесал затылок.
- Ну не знаю… - протянул он. – Если она и правда без мозгов, то придется тебе жарить ей рыбу. Иначе в покое не оставит.
- Ну уж нет! – вскинувшись, рявкнул Реджеп. – Это уже дело чести! Прогибаться под девчонку я не стану, исключено! Да она ребенок почти. Это все равно что... что отправить партию бананов в качестве гуманитарной помощи в Индию, прислушавшись к подростку из Швеции.
- Походу ты собрался доказать шведскому подростку, что он не прав, - заржал Леха. – Даже интересно, чем это все закончится.
- Интересно ему! – хохотнул Шеф. – Наливай по одной, у меня почти готово.
- Я-то налью. А вот рыбы тебе не избежать.
- Что-то придумаю. Явилась беда на мою голову! Ты б ее видел, Лёх!
- Красивая?
- Да девчонка как девчонка. Обычная, - отмахнулся Реджеп, про себя констатируя, что вот прямо сейчас – безбожно врет. Она была какой угодно, но только не обычной. Лето посреди зимы. Маленькое, много мнящее о себе лето. – На зверька какого-нибудь похожа. Мордочка мелкая, острая... шерсть желтая и пушистая. И зубы. Кусачие.
Леха подсунул Реджепу налитую рюмку и вздохнул:
- Хреново.
- Да какая разница. Мне с ней не спать, - усмехнулся турок и понюхал свое орухо. – Пить хоть можно?
- Терпимое пойло, - кивнул Леха, снова задумался и озарённо выдал: - О! А мож… как раз того?..
- Кого? – не понял Реджеп.
- Ее!
- Что?
- Что ты как маленький? – проворчал Леха. – Если не хочешь жарить рыбу, пожарь девку.
В это самое время Реджеп Четинкая как раз вливал в себя свою порцайку испанской водяры и, соответственно, именно эта порцайка едва не послужила причиной его безвременной кончины. Сначала он издал грудной звук, потом жидкость пошла не в ту сторону, перепутав пищевод с дыхательными путями, ну а сама огненная вода немедленно обожгла их, вследствие чего Реджеп закашлялся до слез, отфыркиваясь и пытаясь как-то совладать с организмом, пожелавшим перегнуть его, непрогибающегося перед какими-то мажорками, пополам. Чтобы хоть как-то зафиксировать себя на месте, он вцепился в стол и тяжело упал на стул, глядя дикими глазами на лучшего друга. И тут стоял уже не вопрос жарить или не жарить, но вопрос – жить или не жить.
В то время как лучший друг совсем не растерялся. Подскочив к Реджепу, он лихо шарахнул его по спине и участливо посмотрел в лицо:
