- А что такого? – повернулась к нему Нина.
- Таня – умная девочка, сама разберется, с кем ей общаться.
- Пока она разбираться будет, останется одна.
- Ты так рассуждаешь, будто мне сто лет, - хмыкнула Таня.
- Тебе двадцать один, а я не уверена, что ты вообще с кем-то целовалась! Даже несмотря на твою Америку! Вся твоя жизнь в этом чертовом телефоне, и больше нигде! Или думаешь, так и будешь сидеть в Инстаграме, пока однажды к нам в дверь не постучит прекрасный принц и не скажет: «Здрасьте, я к Тане Моджеевской»?
- Ну, мне на работу пора, - поднялся из-за стола Арсен Борисович, дежурно чмокнул Нину в щеку, Тане показал всемирно известный жест, означающий «¡No pasarán!», и ретировался из столовой.
Таня же, проводив его взглядом, уставилась на мать и воинственно выдала:
- Да, я не собираюсь целоваться с кем попало! Дальше что?
Совсем недолгие несколько мгновений Нина Петровна смотрела на дочь с некоторым сомнением, после чего озвучила совершенно ошеломительный вывод, который мог родиться только в ее голове:
- Не может нормальная половозрелая девушка не хотеть отношений, Танюш. Не верю я в такое. Скажи мне честно, ты... ты там стала лесбиянкой, да? Я мать, я все пойму!
- Не может нормальная половозрелая девушка не хотеть отношений, Танюш. Не верю я в такое. Скажи мне честно, ты... ты там стала лесбиянкой, да? Я мать, я все пойму!
- Ты впала в маразм! – выдохнула Таня и громыхнула стулом. – Спасибо за завтрак и познавательную беседу.
Схватив со стола планшет, она выскочила за дверь, оставив мать в тишине и одиночестве. Та несколько мгновений огромными и совершенно ошарашенными глазами смотрела на проход, в котором скрылась дочь, а потом сокрушенно покачала головой.
- Неужели правда? – шевельнула она губами, издав едва слышный звук, после чего схватилась за телефон. Рассуждать на тему того, насколько нетрадиционная ориентация дочери достаточная причина звонить бывшему мужу, она не стала. Было не до того. Но мозг ему снесла одной фразой:
- Рома, кажется, наша дочь лесбиянка! Доигрался! Дотолерантничался!
То, что Роман Романович был виноват вообще во всех прегрешениях, включая афганский конфликт и голодающих детей Йемена, он усвоил уже давно и достаточно хорошо. А уж тот факт, что своей поддержкой старших отпрысков (с точки зрения Нины – потаканием прихотям) бонусов себе не заработал, тоже было известно всему семейству.
Когда Таня не захотела учиться в наикрутейшем столичном вузе, осваивая самую престижную профессию, и самостоятельно подала документы в Гарвардскую школу бизнеса, получив проходные баллы и рванув туда, Нина подняла крик, а Роман – снял ей квартиру. Позднее она сама стала оплачивать ее, сделавшись совсем по-взрослому самостоятельной, что, несомненно, радовало отца, но очень напрягало его бывшую жену. Нина всю жизнь хотела, чтобы Танюша жила рядом с ней и была «маминой» дочкой. Нет, Танюша не стала «папиной», едва ли простив отцу развод и новую семью (маму-то все равно жальче). Но стала вполне себе самодостаточной единицей с собственными суждениями о жизни и людях вокруг. Была нескладным капризным подростком с мажорскими замашками, а выросла в нечто интересное, независимое и деловитое, за чем Роман с любопытством наблюдал вот уже несколько лет. И искренно считал, что нужно позволить ребенку развиваться, а не держать возле себя на привязи, как пыталась Нина.
Потому новость о том, что Таня лесбиянка, несомненно, застала его врасплох. И, выслушав положенный ор, причитания и обвинения от бывшей жены за завтраком, сидя напротив своей нынешней половины, Роман Романович растерянно отбил вызов и воззрился на последнюю. Его голова, определенно, добавила бы седин, если бы там было еще чему седеть. Поэтому он только почесал висок и удрученно спросил:
- Слышала?
- Пришлось, - улыбнулась ему Женя.
- И что думаешь?
- А что тут думать. Если правда – ничего не изменишь. А если Нине показалось – то рано или поздно вы во всем разберетесь.
- Но... это ж бред, - пробормотал Рома. – Прикинь, какой у них сейчас переполох...
- Вряд ли, - качнула головой Женька. – Нина не стала бы звонить тебе при дочери. А вот ты подумай дважды, чтобы действительно не устроить переполох.
- Переполох – мое второе имя. Нинка ж ей жизни не даст. Надо что-то делать.
- Не трогай ребенка.
- А если предложить ей пожить у нас? Ну, в случае чего, а? Ты не будешь против? – продолжал развивать свою мысль Моджеевский, который, как скорый поезд, пролетал мимо станций, на которых можно остановиться, чтобы быстрее достигнуть конечной точки.
- Тут места хватит роте твоих детей, - рассмеялась Женя.
Надо сказать, Евгения Андреевна Все-Еще-Малич достаточно хорошо знала своего суженого, чтобы вовремя и хотя бы ненадолго отвлекать его от идей, превращающихся при должном старании в дрова, которые он может наломать, с чем ей неоднократно приходилось сталкиваться в прошлом. А если эти дрова еще и поджечь, то двойной урон народному хозяйству обеспечен. Потому вряд ли оброненные слова были так уж случайны, как могло бы показаться на первый взгляд. В этом самом месте вихрь Роминых измышлений изменил свое направление, что нашло свое отражение в приподнятой брови и фирменной усмешке.
- Роты у меня пока нет, но мы можем над этим поработать.
- Не сейчас, - отложила решение вопроса Женя и допила свой кофе. – Сейчас нам обоим на работу пора.
- Тебя сегодня Вадим отвезет, ладно? – несколько разочарованно протянул Роман. – Мне сейчас на стройку надо.
- Вечером заберешь?
- Вечером – обязательно. И давай рванем куда-нибудь поужинаем? Я договорюсь – и Лизу подбросим твоим?
- В «Соль Мёньер», - ткнула в него пальцем благоверная и, увернувшись от Роминых расставленных рук, сбежала. На прощанье показав ему язык. Моджеевский в ответ на эту шалость расхохотался, и она занимала его еще некоторое время доро́гой на работу.
Но когда на стройке ледового дворца в областном центре выяснилось, что авария, в результате которой на бок завалился кран, в следствие алкоголизма как отличительной национальной черты, а из Германии пришла неутешительная новость, что турки опять влезли в тендер, который он уже всерьез считал взятой высотой, Роман, чтобы ничего не разломать сгоряча и с досады, вернул свои мысли в прежнее русло. И сидя в собственном кабинете собственного административного здания собственной корпорации, он задумчиво изучал фотографию Богдана, Тани и Лизы на прогулке в парке прошлым летом, когда они с Женей все-таки пересеклись со всеми детьми в любимой Италии.
Женя была умница, и потому предпочла заняться шопингом, лишь бы не нервировать старшую дочь Романа. Правда самому Ромке в тот день для полного счастья не хватало только ее.
Насмотревшись вдоволь, он решил еще и послушать. И после обеда набрал все-таки старшенькую, вслушиваясь в телефонные гудки.
- Привет, па, - раздался, наконец, в трубке Танин спокойный голос.
Роман же, памятуя о том, что Женя велела не трогать ребенка, лихорадочно соображал, как бы его так не трогать, чтобы все узнать. Ну и не устроить переполоха. Потому решил зайти издалека.
- Привет, дочь! – бодро отозвался он и выпалил первое, что в голову пришло: - Слушай, я по делу. Мне тут билеты достались совершенно случайно, к нам театр Виктюка приезжает в центр на праздниках. Может, сходим? На «Саломею»?
- Чё? – крякнула дочка, на мгновение выпав из образа.
- Ну по мотивам Уайлда. Который Оскар.
- Пап, у тебя все в порядке? – с сомнением в голосе спросила Таня.
- Да, конечно. Захотелось время с тобой провести, что такого? Не интересно на Уайлда, можем в филармонию, на Чайковского. Как ты относишься к Петру Ильичу?
- Точно-точно в порядке? Может, тебя твоя Женька бросила?
- Да ну типун тебе на язык! Мне только этой беды не хватало! – замахал свободной рукой Моджеевский. – Ладно, не хочешь – не надо. Можно еще в кино сходить, там как раз фильм про Сафо вышел. Пойдем, пожрем попкорна? Просто отец и дочь, просто поход в кино. И тема абсолютно нормальная для современного человека, да?
