С этими словами профессор Лившиц в сопровождении своей ученицы Ирины Николаевны Воронцовой покинул кабинет и бодрым шагом направился в отделение нейрохирургии.
***
Ира вошла в квартиру и поморщилась. Запах алкоголя, никотина и громкий мужской разговор резали слух. У мужа опять были гости. А она жутко устала, да и поесть не мешало бы.
— О, Ирина! — Её муж Роман Олегович Коробок, журналист городской газеты, пошатываясь встал из-за стола и гордо повернулся к своим гостям. — Знакомьтесь, коллеги, моя жена. Нейрохирург, между прочим. Ир, ты приготовь нам перекусон какой-нибудь, а то мы только недавно пришли, сегодня целый день в редакции провели, обсуждали кадровые перестановки в нашей мэрии. Ты в курсе, что отец твоей подруги Александр Михайлович Булавин получил должность вице-мэра? А на своё место продвигает своего приятеля Косоротова Эдуарда Иосифовича? Нам бы с Екатериной пообщаться, Ир, узнать подробности их семейной жизни…
— Рома, я очень устала, пожалуйста, позвони в службу доставки, пусть привезут ужин. А с Катей сами договаривайтесь, я не буду вмешиваться в её семью.
Коробок оглянулся на своих нетрезвых уже гостей, что активно продолжали что-то обсуждать, совершенно не обращая внимания на хозяйку квартиры, и вытолкал жену в коридор.
— Что значит «позвони»? У меня нет денег на службу заказов. Ты не забыла, что ты мне жена? А в обязанности жены входит кормить мужа пищей, а не отказами и предложениями.
— Роман, я уже несколько раз тебя просила — бросай пить! Тогда и деньги будут, и в семье у нас всё наладится. Но ты меня не слышишь или не хочешь слышать. И продолжаешь приводит к нам своих нетрезвых приятелей. Если так и дальше будет продолжаться, то нам лучше будет расстаться.
Роман вздёрнул брови и вдруг с улыбкой проговорил:
— Ну ты что? Что это «расстаться»? Если ты устала, так и скажи, только дай мне денег на ужин.
Ирина тяжело вздохнула, но открыла сумочку и вытащила несколько купюр. Через несколько минут её квартира опустела, а сама Ирина устало села на стул у кухонного стола, заваленного грязными чашками, тарелками, в которых были затушены окурки. Она потёрла глаза и начала убирать. Может, прав Семён Маркович? Их семейная жизнь была более-менее спокойной всего несколько месяцев, когда Роман не пил, не приводил в дом своих друзей и собутыльников, растрачивая на порой незнакомых людей все заработанные им деньги. Но Ира боролась за их семью, пытаясь уговорами, просьбами, а иногда и скандалами убедить мужа бросить пагубную привычку. Его обещаний хватало ненадолго, но Ира всё ещё надеялась, что их чувства смогут победить в этой неравной борьбе. И тут она с ужасом поняла, что впервые за эти два года мысленно поблагодарила нотариуса Хохловского, с которым познакомила Ирину Катя Булавина. Именно он посоветовал Ире прописать Романа в её квартире, что осталась ей после гибели родителей, без права собственности. Страшно подумать, что может прийти в голову человеку, что страдает какой-либо зависимостью! Так и на улице можно очутиться. Ира помотала головой. Нет! С ними такого не будет, она сумеет, она попробует ещё раз вытащить Рому из пьяного омута.
А ещё надо позвонить в столицу в Центр реабилитации детей с детским параличом, говорят, что там здорово помогают маленьким пациентам. Хотя состояние семилетнего Алёшки становится всё хуже и хуже. Но Катя борется за жизнь сына всеми доступными методами, а значит, надежду терять нельзя. Одно радует, что малышка Инночка Шанина растёт шустрой и смышлёной девочкой. Дети… они с Ромой женаты уже не первый год, а желанная беременность так и не наступила.
Уже поздно вечером она сквозь сон услышала звук брошенных ключей, грохот разбившейся тарелки и пьяный смех мужа вперемежку с матом. Как же хочется тишины, покоя и… счастья. Где же оно заблудилось?
Три года назад. Катя
Катя быстро шла по коридорам клиники, здороваясь с коллегами и пытаясь сдержать улыбку. Ирина только что сообщила ей, что в столичном Центре реабилитации детей с церебральными параличами готовы принять её с Алёшкой на целый курс! А это и кинезотерапия, и массаж, и занятия с нейропсихологами и логопедами. Говорить Алёша стал немного лучше, он даже произносит целые слова, но понимали его только близкие люди, что общались с мальчиком постоянно. А сейчас, когда появилась надежда на улучшение состояния её сына, ей хотелось поделиться этим с самым близким человеком. С Алексеем Петровичем Фадеевым. С Алёшей, что спас жизнь ей и сыну, в честь которого она и назвала своего малыша.
Катя оглянулась, чтобы убедиться, что коридор пуст, и на цыпочках свернула за угол. Дверь в кабинет Алексея была приоткрыта, Катя взялась за ручку и резко остановилась:
— Не могу я, понимаешь, Игорь! Смотрю на него, а у самого тот крендель перед глазами, папаша его настоящий. Я пытался. Долго пытался, но давно понял, не смогу я его принять, — голос Фадеева затих.
Раздался щелчок зажигалки и наступила напряжённая тишина.
— Катя знает? — Шанин говорил очень тихо, но Катя, что привыкла прислушиваться к малейшим звукам из комнаты сына, его услышала.
— Нет, я не могу ей этого сказать. Но думаю, что она и не думала об этом никогда. В Алёшке заключена вся её жизнь, вся её вселенная. А мне этого мало, понимаешь! Я не хочу редких встреч раз-два в месяц, я хочу, чтобы она была со мной постоянно. Но это просто невозможно, потому что есть он. Её сын.
Фадеев замолчал. Катя услышала звук льющейся воды.
— Вначале я думал, что подрастёт чуть пацан, и всё будет иначе, хотя меня ещё в роддоме неонатологи предупреждали, что у него мозг может быть повреждён. Когда потом стало ясно, что изменения необратимы, я помогал. Помогал как мог. И поездки в столицу, и программы разные искал, и консультации. Ты же знаешь, мы даже в Испанию летали в институт Гуттмана. Только всё это зря. Я это понимаю, я ж не мальчишка, врач всё-таки. Но Катя… она верит, что Алёшке можно помочь! А как? Как объяснить, как доказать ей, что всё зря! Что не поддаётся лечению поражение базальных структур мозга. Как ей это сказать, чтобы она не возненавидела меня? А я… я всё больше и больше убеждаюсь, что она со мной… из благодарности! И если бы меня не было, как мужика не было, она бы и не заметила. Будто повинность отбывает…
— Мне кажется, что ты сейчас ерунду говоришь. Катя чистая душа, если бы не хотела — не была бы с тобой.
— В том-то и дело, Шанин! Что чистая, вроде не от мира сего, к ней будто грязь не липнет. И пациенты на неё готовы молиться, а я… я дежурства себе дополнительные взял, чтобы оправдать моё нежелание её малого видеть, чтобы не встречаться с ним, чтобы с Катюшей видеться только у меня, потому что знаю, что она либо откажется, либо убежит сразу после… нашей близости. И мне легче от этой мысли, ты понимаешь?! И я изменяю ей, Игорь. Знаю, что это слабость, но не могу больше так! Я с новенькой из торакальной хирургии переспал.
— Вы не женаты, Алексей, чтобы говорить об измене.
— Всё равно, Игорь! И знаю, что это слабость, типа измена «потому что сама толкнула». Но всё это — ложь! Измена — это желание, влечение к другому человеку, понимаешь? К другому! И я сам себя ненавижу за это! Потому что понимаю, что не мужик я, слабак. Измена — это как вытереть ноги о персидский ковёр, Игорь. Только вместо ковра — душа любящего человека. Разве можно прощать, когда о твою душу вытирают грязную обувь? Да только любила ли Катя меня когда-нибудь? Да и вообще, любила ли она кого-то, кроме маленького Алёшки? Или она добровольно несёт свой крест, ни на что больше не надеясь в своей жизни? И знаешь, будь он моим сыном, я бы, наверное, смог бы смотреть на него другим взглядом, но так не могу! Понимаешь, не могу! Знаю, что мерзко всё это звучит, но я никогда не приму его как сына. Не смогу, Игорь.
Катя стояла у двери, замерев и уставившись на свои тапочки. Больно, как же больно это слышать. Но самое страшное — это понимать, что Алексей говорит… правду! Что никогда её сынишка не будет здоровым, что никогда она сама не будет счастлива, потому что зациклена на проблемах своего маленького Алёшки, что вся её дальнейшая жизнь — это одиночество, боль и страх за сына. Катя зажмурилась и вдруг услышала крик отца — «Я никогда не приму этого урода в качестве внука! Что это за баба, что даже здорового ребёнка не смогла родить! Я запрещаю даже упоминать его имя рядом со моим! Это существо не может принадлежать к моей семье! Всё это помешает моей работе и карьере!»
