становится сильнее.
Слёзы вернулись. Увидит ли она когда-нибудь своих родителей? Выдержит ли их брак потерю дочери? Они хоть знают, что она пропала?
Давление в груди усилилось, вырываясь наружу рыданием.
Бросив туалетную бумагу в воду, она оторвала ещё и вытерла глаза. Когда всё это исчезло в темноте слива, она выпрямилась. Она выживет в этом кошмаре.
Подставляя руки под текущую струю воды, она ожидала, что будет горячо. В реальности — на несколько градусов теплее льда. На раковине лежал маленький кусок мыла. Помыв руки, она завернула один кран и повернула другой.
Послышался свист — резкий, но короткий. Шёл ли он из труб? Натали прислушалась, не повторится ли он, как и вспышки камеры?
Текли секунды, но в её ушах отдавался только стук биения собственного сердца. Но зато, к её облегчению, вода стала теплее. Для её озябшей кожи это было раем. В другое время, в другом месте эта вонючая вода была бы неприемлема для неё. Сейчас, в этом аду, чуть теплеющая вода было лучшим, что случилось. Забыв обо всём, она стояла неподвижно, наслаждаясь теплом, согревавшим окоченевшие пальцы. Когда пальцы согрелись, она немного плеснула на лицо. Хотя она не могла утереться, вода как-то помогла: очистила и что-то восстановила, возвращая ей слабое ощущение нормальности.
Когда ощущение тепла начало исчезать, и она завернула кран, она почувствовала, как холодеет кожа от пробежавшей тени. Было ли это подсознательным откликом на исчезнувшую горячую воду? Может ей померещилось?
Но, хотя на стене над раковиной не было зеркала, и нигде не было, она подняла голову. Натали знала и без зеркала. Выпрямившись, она обхватила себя, а на обнажённой коже поднялся каждый волосок, как солдат перед боем.
Всё, что с ней до этого случилось, было лишь прелюдией. Битва вот-вот начнётся.
— Повернись, клопик. Нам нужно обсудить кое-какие правила.
Глава 9
Из всех животных только человек по-настоящему жесток.
Только человек может причинять боль ради собственного удовольствия.
Марк Твен.
Команда Декстера повисла в затхлом воздухе.
Парализующий страх.
Натали читала об этом в книгах и видела, как изображают в фильмах. Это казалось вымыслом, пока не произошло с ней реально… так реально, что невозможно было даже моргнуть. Действовали только постоянные функции организма, которые никогда не прекращаются. Её сердце билось, хотя неровно и с неведомой доселе скоростью. Кровь продолжала течь, но это не согревало. Даже лёгкие набирали воздух. Этого было достаточно, чтобы оставаться живой, но надолго ли и для чего?
В этот момент вернулась дрожь, руки затряслись, и это было заметно, а колени подогнулись, и она схватилась за раковину, чтобы не упасть.
— Правило номер один… — произнёс он медленнее. — Я не повторяю дважды.
Натали никогда не была абсолютно обнажена перед мужчиной, даже тем, с кем встречалась. Она не была ханжой, просто ей едва исполнилось двадцать.
— М-можно… — её голос сорвался, издав что-то наподобие кряка, и слова застряли в горле. Она не знала, что делать. Она просто знала, что не хочет стоять перед ним, видеть его, что бы он видел её в таком виде. Натали прочистила горло, всё ещё стоя лицом к стене, вцепившись пальцами в край раковины. — Пожалуйста, можно мне что-нибудь из одежды?
Шаги его ботинок по холодному цементному полу всё громче и громче отзывались эхом от голых стен, когда он стал приближаться. Он остановился, она посмотрела вниз. Сбоку от её босых ног были ботинки — ботинки с круглыми мысками. Она подумала, что это те же, что были на нём в самолёте, но она не была уверена. Его тело, буквально в дюйме от неё, излучало тепло, которого она так жаждала. Но эта близость не радовала.
Руки Декстера прошлись вверх-вниз по её голым рукам, и на её коже, словно перья, от электрического заряда вздыбились мелкие волоски; эффект похожий на тот, что возникает на воздушном шарике, если его потереть.
— Тебе холодно.
Это не было вопросом. В его словах не было сочувствия. Просто утверждение.
— Да.
Он наклонился ближе, почти касаясь, но только почти. Его дыхание, отдающее запахом кофе, обострило чувство голода, лаская теплом шею и плечо.
— Скажи мне, клопик, как ты можешь согреться.
Её голова наполнилась вариантами, ни один из которых не хотелось принимать. От его слов, каждое из которых весило тонну, голова Натали упала вниз от тяжести, подбородок упёрся в грудь, и глаза наполнились слезами. Она ответила так, как умела — честно.
— Я-я не знаю, что ты хочешь.
Декстер сделал шаг назад, звук его ботинок отозвался эхом в пустой ванной.
— Правило номер два — непослушание будет всегда наказываться. Если я говорю повернуться — повернись. Если я говорю отвечать — отвечай.
Её плечи затряслись. Если бы в ванной была дверь, она бы её закрыла. Это не было бы настоящим убежищем, но дало бы ей время. И тут она сообразила… дверь. Та, в которую он вошёл.
Она быстро повернулась и рванула за ним. Но, шагнув за дверной проём, она обнаружила свою ошибку и остановилась. Она стояла обнажённая в более освещённой комнате, а дверь была закрыта, заперта, всё ещё без возможности открыть её изнутри. Но этого не могло быть. Не мог же он закрыть сам себя, так ведь?
Его ботинки застучали по цементу, когда она закрыла глаза. Ужас нарастал с каждым его шагом ближе и ближе.
— У тебя великолепная задница, — сказал он, проводя рукой по её коже. — Покажи, что мне ещё захочется увидеть.
— Не надо, пожалуйста, — взмолилась Натали, отшатываясь от его прикосновения. — Ты видел меня, всё видел. Ты должен был. Кто снял с меня одежду?
Он едва дотронулся до её плеча, заставляя повернуться.
Передёрнувшись, она повернулась, её распущенные волосы легли на плечи. С застывшим выражением она предстала перед ним. Какая уже разница. Ясно же, что это он её раздевал.
У неё перехватило дыхание, когда она впервые посмотрела на своего захватчика глазами его пленника. Это было не так, как в самолёте и даже в аэропорту. Декстер Смитерс нависал над ней. Его тело было больше, чем она запомнила, более мощным. Она стояла босиком перед ним, обутым в ботинки, и чувствовала себя такой маленькой. Текли секунды, и она сжалась под его интенсивным взглядом.
Она замерла на месте не от его слов, и даже не от его рук. Это то, как он смотрел на неё, раздув ноздри и сжимая челюсть; его волосы ниспадали до ушей и почти касались до глаз. Его взгляд пришпилил её, зрачки синими кругами
