нацарапала еще одну запись.
— Медицинский эксперт определил, что время смерти, скорее всего, поздний вечер воскресенья и раннее утро понедельника. Мог ли кто-нибудь из твоих сотрудников быть в это время в этом районе? Или, возможно, твой дядя?
— Тебе нужно алиби.
— Называй это алиби, если хочешь. Я пытаюсь определить, видел ли кто-нибудь, как она туда поднималась, и действительно ли она была одна. Мы нашли ее машину, припаркованную у шоссе. От места, где она была припаркована, до места, где она могла спрыгнуть, семь миль. Я прошла его вчера пешком, и это заняло у меня почти три часа. Мне интересно, мог ли кто-нибудь видеть ее за это время.
— Никто из тех, кто работает на меня.
— Если это было ночью, у нее должен был быть фонарик. Мы не нашли ни одного на тропе или у тела. Мы также не нашли обуви.
— К чему ты клонишь?
— Где ее туфли? Если бы она шла без них, ее ноги были бы похожи на фарш. На ее ногах были царапины, но не за семь миль. Как она поднялась туда в темноте? К одиннадцати уже темно.
— Ты сказала, что судмедэксперт подозревает, что это могло произойти в понедельник утром.
— Самое позднее. Но опять же, это время смерти.
— Может, она поднялась днем. Осталась там на некоторое время. Я не знаю.
Уинн перелистнула на новый лист блокнота.
— Мог ли кто-нибудь оказаться поблизости рано утром в понедельник, чтобы увидеть, как кто-то покидает хребет?
— Ты думаешь, кто-то поднялся туда с ней.
— Возможно.
— И что? Убил ее? — Я покачал головой и вздохнул. — Это самоубийство, Шеф. Как и у других девушек, которые прыгнули с того хребта. Я не знаю, почему они это сделали. Мое сердце болит за их семьи. Но это точно такое же самоубийство, как и два других. Я знаю, потому что был рядом со всеми тремя.
Она моргнула.
— Не знала этого, да? — пробормотал я. — Отец нашел первое тело. Я нашел второе.
— А теперь Лили Грин.
Я кивнул.
— Это ужасно. Действительно ужасно. Нам нужно больше ресурсов для помощи этим девочкам, а не искать убийцу, когда его нет. Ты бы поняла, если бы была отсюда. Но ты не из этих мест.
Она открыла рот, затем закрыла его, прежде чем заговорить. Ее ноздри раздувались.
— Что?
— Ничего. — Она села немного прямее. — Есть ли что-нибудь еще, что ты можешь рассказать мне о других девушках?
— Все это будет в отчете, я уверен.
— Да, я тоже. Но я все равно спрашиваю.
— Я нашел девушку два года назад. Она была одной из подруг Элоизы. Это потрясло нас всех. Элоиза знала, что у нее были тяжелые времена, но не думала, что все зайдет так далеко. — Теперь моя сестра чувствует себя виноватой. Мы все были виноваты. — Девушка, которую нашел папа, умерла пять лет назад. Она дружила с Лайлой
— Мне жаль. Это должно быть тяжело для вашей семьи.
— Так и было.
Уинслоу закрыла свой блокнот, затем встала.
— Спасибо, что уделил мне время.
— И это всё?
— На сегодня — да. Я сама найду дорогу к выходу. — Не говоря больше ни слова, она вышла из гостиной.
Разумнее всего было бы отпустить ее. Держать дистанцию. Пусть она выйдет за дверь, а я останусь здесь, на этом диване. Но я встал, манеры, привитые нам матерью с ранних лет, не давали мне покоя. Мы провожали гостей и благодарили их за то, что они зашли.
Я догнал Уинн как раз в тот момент, когда она собиралась взяться за ручку. Я протиснулся мимо нее, стоявшей слишком близко, и открыл дверь. Еще одна манера. Мужчины держали двери для женщин.
Она посмотрела на меня, ее дыхание перехватило. И снова ее сладкий аромат наполнил мой нос. Ее рот приоткрылся, но в остальном она не двигалась.
Всего несколько сантиметров разделяли наши тела. Этот крошечный зазор потрескивал, электричество между нами было таким же сильным, как и в «У Вилли». Она была красивее, чем я предполагал, сидя в том темном, затхлом баре.
Голубые глаза Уинн оторвались от моих, и как только ее взгляд упал на мой рот, я понял, что с меня хватит.
Я наклонился ближе.
— Что ты делаешь? — прошептала она.
— Я не имею ни единого гребаного понятия. — Затем мои губы оказались на ее губах.
Одно движение моего языка по ее нижней губе, и мы уже не стояли у моей двери. Мы были около «У Вилли», запертые в моем пикапе. Наша одежда была снята и разбросана по полу. Наши рты слились, когда она устроилась на моих коленях.
Прошло несколько дней, а я все еще чувствовал, как она двигалась надо мной, покачивая бедрами вверх-вниз, вверх-вниз. Следы от ногтей, которые она оставила на моих плечах, поблекли, и, черт возьми, я хотел их вернуть.
Я отпустил дверь и обнял Уинн, прижимая ее к своей груди.
Она не была против происходящего, ее язык спутался с моим, пока я наслаждался ее сладостью. Ее губы были мягкими и в то же время неистовыми. Ее руки схватили мою футболку, сжав ее в кулаки, когда я накрыл ее рот своим, чтобы погрузиться глубже.
Мой пульс отбивал дробь в венах. Мое возбуждение было как сталь, такое же твердое, как пистолет в кобуре на ее бедре. Я был в секунде от того, чтобы пинком закрыть дверь и отнести ее в свою спальню, когда нас разлучил звук лошадиного ржания.
Уинслоу оторвала свои губы от моих, наши дыхания смешались. Ее глаза расширились, когда она вырвалась из моих объятий.
Моя грудь вздымалась, пока я пытался восстановить дыхание, и прежде чем дымка желания рассеялась, она ушла. Ушла, не оглянувшись.
Я стоял на пороге, скрестив руки на груди, и смотрел, как она садится в свой пикап и несется по гравийной дороге, исчезая в роще деревьев, окружавших мой участок.
— Твою мать. — Я стер её поцелуй со своих губ, а затем пошел внутрь за вторым пивом.
Все, что угодно, лишь бы убрать ее пьянящий вкус с моего языка.
Вторая бутылка не помогла. Не помогла и третья.
Зачем я его поцеловала? Последние три дня этот вопрос метался в моей голове, как ребенок на батуте.
Я прожила в Куинси восемь дней и поцеловала Гриффина на двух из четырех наших встреч. Сомнения по поводу моего решения переехать — сомнения в здравом уме — стали регулярной частью моего распорядка дня. И ночью, поскольку
