— Ложись, ложись, — отмахнулся Андрей и быстро посмотрел сначала на часы, а затем в окно.
«Еще максимум десять минут… Успею!»
Серый полумрак таял на глазах. Ладони щекотало от ощущения азарта и выброса адреналина.
Андрей медленно подошел к кровати. Крепко зажмурившись и прикусив нижнюю губу, Алиса лежала ровно посередине и, кажется, даже не дышала.
«Ничего ты не знаешь, Алиса. Ни о том, что на самом деле думает Люба, ни о том, что номер расположен как раз над служебным помещением, где сейчас дремлет дежурная, ни о том, что произойдет дальше…»
Он встал коленом на край, подтянулся и навис над девушкой, ухватившись за изголовье.
— Попалась? Теперь держись…
* * *
Она глубоко вдыхает и задерживает воздух, чуть отвернув лицо и крепко зажмурившись. Слышу, как сминается покрывало под ее пальцами. Как бы я ни старался, но мои бедра соприкасаются с ее, а так как задника у кровати нет, то Алиса ощущает мой вес в полной мере. Вполне приличный, несмотря на мою природную худощавость. Как говорится, нельзя быть слишком богатым и слишком худым, хотя попробовать и то, и другое, определенно стоит.
Зачем я это делаю? Есть две веских причины. Во-первых, теория не должна расходиться с практикой. Два тела на кровати, чем бы они там ни занимались, есть величина физическая. Согласен, Алиса — это не Люба, но кто это проверит? И второе…
То, с какой покорностью Алиса выполняет мой приказ, действует на меня как красная тряпка на быка. Не то, чтобы я был недоволен данным фактом, но все же предпочел бы, чтобы она заорала или дала мне по морде. Но что-то мне подсказывает, что таким образом она ломает себя. То, что я сейчас творю, нарушает не только границы личного пространства, но и должно оскорбить ее, однако она сносит все с такой покорностью, что у меня сводит скулы.
Встряхнуть бы ее хорошенько, так чтобы мозги встали на место!
Алиса отворачивает лицо лишь на мгновение, затем, словно внутри нее щелкнула пружина, распахивает глаза и пытается прожечь меня своим взглядом до костей. Это уже лучше.
Мои мышцы пронизывает острая волна возбуждения. Я напрягаю плечи и толкаю изголовье к стене. Удар. Еще удар… Этот ритм настолько однозначен, что на меня нападает нервный смех. Приходится удерживать его в себе и представлять Любу.
В какой-то момент смотрю на Алису. Она растеряна, дезориентирована и напряжена до предела.
«Я не сплю с малолетками…» — хотелось бы мне успокоить ее, но… Люба, мать ее, пропадает, уступая Алисе.
— Все, достаточно, — я перекатываюсь на бок и тут же встаю с кровати. Руки и ноги дрожат, будто я только что без разминки тягал штангу в спортзале. — Хорошего помаленьку…
Все мои вещи в сумке, но я оглядываю номер и захожу в ванную, чтобы проверить все еще раз. Последний штрих — пройтись по изголовью кровати и спинке стула гостиничным полотенцем.
Не знаю, что думает Алиса, но сейчас она сидит и следит за моими действиями, будто ребенок, впервые оказавшийся в цирке.
— У тебя есть какие-то документы? — спрашиваю, не особо надеясь на положительный ответ. Ничего похожего на сумку или рюкзак я у нее не заметил.
— Только паспорт, — выдыхает она почти беззвучно и несколько раз кашляет в сжатый кулак.
Волнуется. Если так пойдет, то скоро я начну читать по губам.
— Иди за мной, быстро, — говорю сухо и вновь в приказном тоне. Это помогает держать хоть какую-то дистанцию между нами. Потому что пока я ни хрена не понимаю в том, как мы будем взаимодействовать дальше.
Осторожно поворачиваю ключ и приоткрываю входную дверь. В коридоре пахнет табачным дымом и знакомыми сладкими духами. Мы выходим, я слышу за своей спиной сдавленное дыхание Алисы. Мой номер последний в коридоре, поэтому сразу замечаю пару вдавленных в батарею бычков от тонких сигарет со следами помады. Люба выждала положенное время, прежде чем уйти. Умная шлюха — это редкость. А обозленная умная шлюха — вообще гаси свет. Если Гантемиров еще этого не понял, то когда-нибудь, я очень на это надеюсь, ему придется столкнуться с бумерангом.
Надеюсь, разница между ее уходом и моим «выступлением» была достаточно незаметной, чтобы не возникло несоответствия. Есть надежда, что сквозь сон дежурная запомнит только стук кровати, а Люба все же умна и не из тех, кто напрашивается на чай.
Пожарный выход. Достаю отмычки и вскрываю простой замок. Замечаю, как Алиса приподнимается над моим плечом и тут же отступает.
— Второй этаж, — напоминаю на тот случай, если она забыла об этом. Судя по затуманенному и немного расфокусированному взгляду, она до сих пор еще находится под впечатлением от нашей постельной сцены. — Эй, — окликаю ее, — ты в порядке?
Надеюсь, она не грохнется в обморок во время спуска, иначе мне придется попросту добить ее там же. Шучу.
Похоже, в этом цирке Дю Солей я сегодня единственный клоун.
Лестница узкая, с тонкими железными перекладинами в ржавых пятнах и такими же перилами. Угол наклона такой, что хочется взлететь. Конструкция трясется и издает странное гудение, будто уговаривает здание отпустить ее погулять. Упаси господь оказаться здесь во время пожара.
— В следующий раз буду заселяться, только проверив все удобства, — бурчу и, перекинув сумку за спину, начинаю спуск.
Проблема в том, что последний лестничный марш то ли спилен бравыми сборщиками металлолома, то ли был обломан во время учебной тревоги, и расстояние до земли увеличилось почти до двух метров. Для меня это не проблема, я просто спрыгиваю и жду, когда Алиса доберется до нижней ступеньки.
Она замирает в проеме, затем разворачивается спиной и начинает потихоньку сползать.
— Прыгай, — киваю, когда она добирается до самого края.
Алиса спускает одну ногу и некоторое время висит, будто обезьяна на ветке. Затем снова поднимает ее и оборачивается ко мне.
Да, принцесса, а ты думала, будет легко? Горошины сами по себе в кроватях не появляются.
— Возьмись за перила. Крепко возьмись. А потом опусти ноги.
Не знаю, что на меня нашло, но мне хочется, чтобы она проделала этот обычный для дворовых детей трюк сама.
Алиса корячится и вскоре повисает над землей, цепко обхватив ржавые палки.
Подхожу к ней и придерживаю ее ноги чуть выше коленей.
— Отпускай.
Она разжимает пальцы, а мои руки, скользнув по бедрам, оказываются у нее под футболкой. Нас немного относит назад, но я держу ее, прижимая к себе и ощущая, как бьется в ладони ее сердце.
Алиса дергается, пытаясь встать на полную стопу, а я никак не могу убрать руки.
— Все хорошо? — выдыхаю в ее затылок.
— Да, — она вырывается из вынужденных объятий и отскакивает на пару шагов.
Правильно, девочка, только так и надо…
— Стой здесь. Как только увидишь мою машину вон там, — я указал на место метрах в пятидесяти от здания, — лезь через кусты и подходи туда. Поняла? У тебя полторы минуты.
Она судорожно кивает, но не бежит стремглав, а замирает, словно у нее, как у часов, вдруг кончился заряд.
У нее еще есть возможность передумать. Остаться в Тимашаевске.
Я направляюсь к стоянке, ни разу не обернувшись.
У нее есть шанс. Я дарю его ей.
Мои ладони зудят от прикосновения к ее коже, и сейчас я был бы согласен даже на Любу, чтобы сбить этот зуд, который не предвещает ничего хорошего.
13 Алиса
Она нырнула на заднее сидение, будто рыбка, чудом выскочившая из сачка ненавистного рыбака, который вспарывал и потрошил свой улов тут же, в лодке.
Ее преследовал рыбный запах, а вместе с ним и причудливые картины, которые рождало больное воображение. Она и правда была больна. Многие годы, с того самого момента, как прозрела. Сколько ей тогда было? Лет шесть или семь. Именно тогда родилась новая Алиса. Не та, которая жила в большом богатом доме, а другая — маленькая, юркая, серебристая и безголосая. Ведь рыбке не нужен голос, ей нужен быстрый хвост, сильные жабры и зоркие глаза. А еще — уши. Алиса как-то прочитала, что существуют ушастые окуни, или, как их еще называют, солнечные рыбы. Красивое название, конечно, но и только. На самом деле, рыбы обладают внутренним слухом, и что-то подобное, возможно, было и у нее. Однако себя она представляла именно такой — рыбкой с маленькими розовыми ушками.
