ожидается. Перед нами несколько файлов. В основном это скучная бумажная работа.
— Да, — выдавливаю я. — Вы говорили о том, что я подписал соглашение о передаче героинового поля Д’Анджело.
Он кивает, наклоняясь, чтобы взять лист бумаги. Он кладет его передо мной.
— Контракт был отправлен сегодня утром. Я просмотрел его, и он достаточно хорош. Но действительно ли ты согласился поддержать их кандидата на посту нового конгрессмена?
— Нам нужна была их помощь.
— Но Коулману следовало бы…
Я отрезал его.
— Сальвадор, я благодарен за всю помощь, правда. Но не подрывайте мои решения. Я заключил сделку. Готово.
Он усмехается.
— Ты только что говорил как твой отец. Ладно, Роман, я отступлю. Я уверен, что мы найдём другое применение Коулману. Теперь перейдем к нашему следующему выпуску. Нам нужно официально объявить, что ты занял должность своего отца.
— Нет.
Он хмурится.
— Роман…
— Официально мы ничего не заявляем. Я уверен, что тот, кто еще не в курсе, скоро узнает. Нам не нужно помещать в бюллетень информацию о том, что мой отец мертв и я новый дон.
— Но Роман, наши иностранные партнеры должны быть проинформированы. Дело в принципе.
— Нет, некоторые из наших людей были готовы покинуть корабль и покинуть нас. Они предали моего отца, потому что были недовольны тем, как все устроено. Сначала мне нужно успокоить шепот. Некоторые из них считают, что я не подхожу на эту должность. Наш дом горит, Сальвадор. Нам нужно это потушить.
Он смотрит на меня пару секунд. Затем его глаза блестят, и он кивает.
— Это серьезный взгляд на ситуацию. Это хорошая стратегия. Твой отец гордился бы.
Я киваю, пытаясь не обращать внимания на комок в горле при упоминании отца. Он был мертв уже две недели, но жизнь продолжалась. Мне тоже нужно двигаться дальше.
В дверь стучат, и Тони входит, не дожидаясь ответа. Типично. Его отец тихо вздохнул рядом со мной. По крайней мере, он постучал. Обычно он просто врывается, но, учитывая, что это офис дона, думаю, он оказывает мне больше уважения.
— Эй, Мария зовет вас обоих, чтобы вы тащили свои задницы в столовую.
Я выгибаю бровь.
— Моя мать?
Она не выходила из своей комнаты с похорон моего отца. Я навещал ее сегодня утром, и она все еще была в смятении, оставаясь лишь оболочкой своего прежнего «я». Видеть ее такой было больно. Гораздо больше, чем я признаю.
— Ага. Они с Розой приготовили ужин. Она сказала, что мы все едим вместе.
Я смотрю на Сальвадора, который просто пожимает плечами. Когда мы выходим из офиса, мы видим Елену, прислонившуюся к стене. Платье, которое она носит, доходит до середины бедра, открывая вид на ее длинные, подтянутые ноги. Оно белое и обнимает её фигуру. Я стискиваю зубы и отвожу взгляд. Ее взгляд отрывается от телефона, как только мы выходим на улицу.
— Милая, я не знал, что ты здесь, — говорит ее отец.
— Я приехала с Тони час назад.
— Хм, а разве ты не должна быть на кухне, помогая Марии и Розе готовить? Я уверен, что они будут признательны за помощь.
Она фыркает.
— Прости, что ты потерял меня из-за готовки, папочка.
Он просто вздыхает. Его дети — настоящие произведения искусства. Не обращая внимания на Елену, я делаю шаг к лестнице, и Леганы следуют за мной в столовую. И действительно, на столе лежит еда, рассчитанная на двадцать человек. Пока мы входим, я рассматриваю пейзаж.
Моя мама уже сидит, и я изучаю ее секунду. Она выглядит намного лучше, чем сегодня утром.
На ее щеках румянец, а на лице мягкое выражение. Ее каштановые волосы собраны в небрежный пучок на голове, а голубые глаза стали более ясными. В собранном виде она выглядит царственно. Я рад этому. Я слегка улыбаюсь ей, занимая место во главе стола напротив нее, и моя грудь сжимается, когда я опускаюсь на сиденье. Здесь сидел мой отец.
— Мама, мы ждем гостей? — задаюсь я вопросом, когда Леганы тоже садятся.
Она, конечно, не ожидает, что семеро из нас доедят всю эту еду. Она поджимает губы, от этого морщины вокруг ее лица становятся глубже.
— Возможно, я немного переборщила. Я хотела, чтобы мы хорошо поели. Это наша первая встреча с тех пор, как умер твой отец.
При упоминании о нем у меня снова сжимается грудь. Серьезно, почему все стремятся постоянно вспоминать о нем?
— Хорошо. Спасибо мама.
— Спасибо, Мария, — говорит Сальвадор с улыбкой.
Майкл и Роза заходят, и после того, как они уселись, мы приступаем к еде. Я режу стейк, когда мама нарушает тишину.
— Елена, дорогая, — зовет она.
Она тут же напрягается, поворачиваясь к моей матери с натянутой улыбкой.
— Да, Мария?
— Как дела? Я не могла поговорить с тобой с тех пор, как ты приехала. Как дела в Бостоне? Твоя работа?
— Моя работа в порядке, Мария. Спасибо, что спросили, — отвечает Елена легким и воздушным голосом.
— Что ты снова делаешь на работе?
Почти сразу же напряжение в комнате возрастает на несколько градусов. У моей мамы и Елены никогда не были самые лучшие отношения.
— Я работаю в сфере финансов. Я генеральный директор в своей компании. Мы заботимся о корпоративных инвестициях, — хвастается она. Я слышу это по ее тону.
На самом деле впечатляет то, чего ей удалось достичь за такое короткое время. Моя мама считает, что единственная работа итальянки — это быть рядом с мужем и поддерживать его. Это довольно устарело, но она жесткая, когда дело касается ее идеологий.
Она хмурится:
— Ну, это здорово, но тебе, наверное, скоро придется уйти.
— Извините? — спрашивает Елена. Ее темные брови сошлись вместе, когда она выпрямилась.
— В твоем возрасте тебе пора подумать о женитьбе. Ты не молодеешь.
Я с удивлением наблюдаю, как вилка в руке Елены падает на ее тарелку.
