А вот теперь я бы выпила чего-нибудь! Но вместо этого, пришлось еще раз набрать в грудь воздуха:
– Я никогда бы не вела себя так гадко, если бы не была наркоманкой. Знаю, что это не извиняет меня и не умаляет моей вины перед тобой. Просто чтобы ты знал, почему я так себя вела…
Я украдкой взглянула на него. Он был сама невозмутимость. Ну, реагируй же хоть как-нибудь!
– Я была ненадежным человеком, – с натугой продолжала я. – На меня нельзя было положиться. Я подводила и предавала тебя направо и налево. Может быть, тебе не интересно знать, почему я была такой… Просто я хотела сказать тебе, что теперь переменилась, и мои друзья могут на меня положиться. Разумеется, – поспешила добавить я, – для тебя теперь это не имеет значения. Эти мои качества весьма пригодились бы два года назад, когда я вела себя, как последняя тварь…
Я все говорила и говорила, и слова мои падали на каменистую почву его молчания. Один раз он, правда, слегка подвинулся на стуле и забросил руку за его спинку. И несмотря на то, что я была очень занята своим покаянием, у меня не могла не мелькнуть мысль о том, как великолепен он должен быть в постели. Продолжая каяться, я бесконечно передвигала стакан по столу, как тарелочку во время спиритического сеанса.
Наконец моя речь подошла к концу. Больше, кажется, мне не за что было извиняться, а он так и не произнес ни единого слова. Я-то боялась его гнева. Но даже ярость была бы лучше такой непроницаемости. По крайней мере, хоть какое-то общение.
Не в силах сидеть молча, я еще раз извинилась за то, за что уже несколько раз извинялась:
– Еще раз прости меня за то, что я тогда выпила бутылку Джои, извини за то, что ставила тебя в неудобные положения, что портила тебе жизнь своей наркоманией…
И тут я выдохлась. Какой смысл идти по второму кругу! Теперь мне оставалось только с достоинством удалиться.
– Ну что ж, я, пожалуй, пойду, – униженно сказала я. – Спасибо, что выкроил время.
И я снова полезла за кошельком, намереваясь заплатить и уйти. И тут Люк совершенно выбил меня из колеи, сказав:
– Рейчел, хватит. Положи свой крест. Людям нужна древесина.
– Что?
– Я говорю, сядь и поговорим! – воскликнул он с деланной жизнерадостностью. – Я не видел тебя почти полтора года. Расскажи, как поживаешь. Как там Ирландия?
Это была не то чтобы оливковая ветвь – скорее, маленькая сиротливая оливка. Но и этого мне хватило. Я отложила свою сумку и снова откинулась на спинку стула.
Свободного, непринужденного разговора не получалось. Мы оба держались слишком напряженно, а я даже не могла позволить себе выпить. Но я очень старалась не ударить в грязь лицом. Мы обсудили экономику Ирландии. Мы поговорили о «Кельтских Тиграх», об иностранных инвестициях, о доходе на душу населения. Мы были просто как два политолога в телевизоре. Когда появился повод пошутить, я ухватилась за эту возможность, надеясь таким способом реабилитировать себя, напомнить ему о том, какой могу быть забавной. Но из здоровой экономики удалось выжать лишь несколько жалких смешков. Разговор то и дело спотыкался, замирал, потом возобновлялся снова, но, в общем-то, топтался на месте. Мне не хотелось уходить, быть с ним казалось мне в миллион раз лучше, чем не быть с ним, но как же мне было трудно!
Подошла официантка. Он заказал себе еще пива, а я себе – еще воды. Ее приход отвлек нас от того, о чем мы говорили, и когда повисло невыносимое молчание, Люк спросил, почти застенчиво:
– Ты теперь только воду пьешь?
– Да.
– Ты изменилась, – улыбнулся он.
– Да, я изменилась, – серьезно ответила я. И тогда мы посмотрели друг на друга, по-настоящему посмотрели.
Какая-то завеса упала, и я наконец увидела его, прежнего Люка, моего Люка, впервые за этот вечер. Мы смотрели друг на друга очень долго. И я почти забыла, что мы сидим здесь сейчас, а не тогда, два года назад.
– Ну, – он кашлянул, и это удивительное настроение сразу пропало. – Спасибо за твои извинения.
Мне удалось улыбнуться. Но как-то слабо и неуверенно.
– Знаешь, – сказал он, снова разрушая возникшую было между нами преграду, – я думал, ты хочешь со мной встретиться, чтобы выдать мне по полной программе за то, что я тогда сказал в твоем реабилитационном центре.
– О, нет! – выдохнула я. Я была удивлена, что он так подумал, но и испытала огромное облегчение от того, что мы, наконец, выяснили, зачем пришли сюда. Честно говоря, дефицит, баланс, платежи и прочие экономические вопросы – это не мой конек. – Ты все правильно тогда сказал. Если бы ты этого не сделал, я, может быть, до сих пор упиралась бы и все отрицала.
– Я был уверен, что ты теперь меня ненавидишь, – сказал он.
– Конечно, нет! – убеждала я. То есть, честно говоря, я и сама теперь толком не знала: неужели я его когда-нибудь ненавидела?
– Правда? – с надеждой спросил он.
– Правда, – заверила его я. Это было даже забавно: Люк волнуется о том, ненавижу ли я его.
– Если тебе от этого будет легче, то, честно говоря, я чуть не рехнулся тогда. Ну, когда все это сказал, – он вздохнул и выпалил скороговоркой, – и когда отвечал на эти чертовы вопросы, которые они мне прислали.
– Ты вынужден был это сделать, – утешала я его. – Это было для моего блага.
– Господи, как я себя ненавидел за это! – сказал он.
– Тебе не за что было себя ненавидеть, – успокоила его я.
– И, тем не менее, я себя ненавидел, – пожаловался он.
– Не стоило. Я, в самом деле, была просто ужасна.
– Да ничего не ужасна! – сказал он.
– Еще как ужасна!
– Нет.
– Да.
– Ну, разве что иногда, – наконец согласился он.
– Еще как ужасна! – улыбнулась я, стараясь скрыть за улыбкой свое легкое недовольство тем, что он так быстро согласился со мной. – И это было так благородно с твоей стороны – подвергнуть себя такому испытанию, ведь ты даже не был женат на мне, и никаких серьезных отношений у тебя со мной не было, и ты даже не любил меня…
– Но я любил тебя! – раздраженно перебил он меня.
– Да нет, не любил, – напомнила я ему.
– Любил.
– Люк, – примирительно заметила я, – не подумай, что я это в упрек, но ведь ты сам сказал тогда, в Клойстерсе, что никогда не любил меня. У меня есть свидетели, – горько усмехнулась я.
– О боже, я так сказал? – он потер лоб таким знакомым мне жестом. – Да, конечно, я так сказал.
Он бросил на меня взволнованный взгляд:
– Мне не следовало этого говорить, но пойми, я был очень зол на тебя тогда, Рейчел! За то, как ты со мной обращалась, и за то, что ты делала с собой.
Я сглотнула. Мне все еще больно было слышать от него такое. И все-таки, приятно узнать, что когда-то он меня любил.
